Каким бы маленьким не считался Волчок, а обязанностей в крепости у него появилось немало. По сравнению с ними, воспитание Ворона, который ходил за ним, как привязанный – было просто развлечением.
А все потому, что мальчишкой и его необычными способностями заинтересовался Мишка.
Как-то сидя на лавочке, отдыхая от дел и поджидая Юльку, он стал свидетелем игры Ворона и Волчка.
Мальчик учил щенка перепрыгивать через препятствие. Воткнув в землю сосновую ветку, он садился перед ней на корточки, а потом, как пружина взлетал вверх и, сделав в воздухе чуть ли не сальто, мягко приземлялся. При этом ни одна иголка на ветке не была потревожена. Удивительнее всего, что препятствие почти превышало рост мальчишки. Для щенка рядом лежала ветка поменьше. Ворон по знаку Волчка с азартом подпрыгивал и пробовал перекувырнуться. Выходило у него не очень, и бедняга падал то на спину, то на бок, не успевая извернуться, чтобы приземлиться на лапы.
Волчок, вероятно обладая немалым терпением, нисколько не огорчался и показывал щенку трюк снова и снова, не забывая хвалить и подбадривать его.
Мишка настолько увлекся этим зрелищем, что заметил Юльку только когда она села рядом.
- Привет, Минь, вот подошла узнать, чего это у боярича рот открыт? Может зубы болят или в горле что застряло?
Мишка широко улыбнулся:
- Привет, Юль! Да вот тебя краем глаза увидел, и от красоты твоей дух захватило. Даже взглянуть не посмел.
- Ну и трепло ж ты, Минька!
- Смотри, что Волчок твой вытворяет!
- Будто я не видела, - фыркнула Юлька,- он не только это умеет!
- Правда, а что еще?
Так, слово за слово, Юлька и рассказала Мишке историю подарка Бурея.
После этого разговора появились у Волчка свои обязанности. Вставал он теперь очень рано и первым делом бежал с отроками купаться. Бег, надо сказать, выдерживал без труда, отставая совсем ненамного. А вот воды сперва жутко боялся. Чуть не утонул, когда кто-то из наставников зашвырнул его без лишних уговоров в речку, заметив нерешительность мальчишки. Однако, побарахтавшись и наглотавшись воды, выплыл сам, и вскоре купание стало приносить ему немалое удовольствие.
Завтракал он теперь с отроками, вместе с младшим десятком. Сначала пугался такого количества народу, но вскоре привык. Да и десятник Сенька, брат боярича, относился к нему покровительственно и даже показал, как правильно ложку держать. Глядя на него, Волчок постепенно учился вести себя за столом и больше не набрасывался на пищу, как голодный зверек.
После завтрака, Волчок учился грамоте. И это давалось ему труднее всего. Не любил он сидеть на скамейках, да и отставал от всех сильно.
А вот занятия со Стервом ему очень нравились. Сидеть или стоять, затаившись, мог часами, передвигаться - совершенно бесшумно и ползком, и на четвереньках, раньше всех замечал белку или другую зверушку. Следы тоже не составляли для него загадки. И на деревья влезать научился как кошка, до самой верхушки за считанные секунды. Правда, не было на нем тяжелых доспехов, отчего отроки считали его занятия Мишкиной прихотью, и не слишком огорчались, видя в чем-то его превосходство.
Благодаря упорству Роськи, который считал себя ответственным не только за духовное воспитание, но и за безопасность крестника, Волчок довольно скоро освоил искусство уворачиваться от стрел и самострельных болтов. Чему очень способствовала гибкость мальчишки и то обстоятельство, что угрозу он ощущал каким-то шестым чувством.
Еще одной обязанностью Волчка стало помогать Прошке с воспитанием щенков, которые бояться его действительно перестали. Все, касающееся их обучения, мальчика искренне интересовало, и в лице Волчка Прошка нашел благодарного слушателя, который впитывал его пространные наставления как губка и от нотаций не уставал. Прошка даже уверял Юльку, что Волчок мысли щенков читает и понимает все их желания. Мол, все бы так.
Юлька гордилась успехами своего питомца и всегда находила время похвалить его, подбодрить, рассказать что-нибудь интересное, а иногда брала с собой собирать лекарственные травы и показывала, как их правильно готовить.
Вот и выходило, что свободного времени у Волчка почитай не было. Сильно устав к вечеру, он, случалось, мгновенно засыпал, свернувшись клубочком рядом с Вороном.
***

Обозный старшина Бурей, с тех пор, как сделал Юльке такой необычный подарок, о Волчке словно забыл. Во всяком случае, всякую мысль о нем гнал упорно. Однако слухи о способностях мальчишки до него доходили - и то, что Юлька как тигрица за ним приглядывает и в обиду никому не дает, и то, что Михайла из него вроде как разведчика решил сделать. Глупость, по мнению Бурея, это была несусветная – дрессировать звереныша. Но что молодой Лисовин такое удумать мог, вполне верил.
Однажды, заглянув к Настене вроде бы по делу, он узнал, что Юлька и вовсе выправила Волчку вольную и чуть ли не за сына его почитает.
Такая злость от этого Бурея разобрала, что сам удивился, потому как причины назвать бы не смог. И решил он повидать звереныша и самолично убедиться, что врут люди, а он был прав, и ничего путного из волчьего выкормыша выйти не может.
Предлог для посещения крепости даже придумывать не пришлось. Сам воевода Корней прислал следующим утром за ним холопа с приглашением составить компанию в поездке в Михайловск. Бурей догадывался, что не случайно Корней туда собрался. И его, красавца писаного, не просто так пригласил. Может внуком в очередной раз похвалиться хочет, мол, настоящий Лисовин растет, сколько всего добился в жизни.
В любом случае Бурей приглашение принял и, собравшись в кратчайший срок, отправился к боярину-воеводе.
Кроме Бурея, сопровождало Корнея немало народу. Тут был Лука Говорун со своими людьми, купец Осьма, Егор, да много еще кто.
В крепость прибыли к представлению.
Или к тренировке, кто разберет эту молодежь. О приезде Корнея вроде знать не должны – любил воевода нагрянуть внезапно. А народишку толпилось немало – поговаривали, что Нинея мужиков на строительство пригнала. Может для них и циркус устроили.
Упражнения с мечами под музыку Бурею понравились, неплохо этот берсерк Алексей молодняк натаскивает. Но показывать одобрение обозный старшина не собирался – много чести!
Волчка он нигде не видел, да и не слишком старался. Народу было так много, что крутить головой никакого резону. Ничего, не сейчас так позже объявится.
Ягодки тоже не было видно. Наверное, с ранеными все возится. Вон уже кого-то вынесли. А пацан-то Корнеев – ничего, хорошо держится. Сопляк еще, а сколько всего достиг. То-то Корней так гордится внуком. Будь у Бурея такой, он бы тоже… Обозный старшина тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли, и вновь огляделся в поисках Волчка.
И тут увидел – сидит на траве, издали смотрит. Не столько на тренировку, сколько на народ пришлый. И псина какая-то рядом с ним. Или волк? Да нет, вроде собака.
Бурей некоторое время не спускал с него глаз. В душе поднималась отвратительная, острая неприязнь. Все в Волчке раздражало – и эта его поза и одиночество явное и то, как звереныш встрепенулся, когда подошла к нему Юлька и сказала что-то ласковое. Даже издали было понятно, что улыбается. Потом легко вскочил и пошел за Ягодкой, а собака бежала рядом.
Бурей отвернулся, стал досматривать представление, но будто и не видел. Припомнилось почему-то, что собаки у него в детстве не было. Или была? Да, была, кажется. Только недолго. Быть может, волки задрали – для них это лакомство, случалось такое. Или мальчишки камнями забили… Тьфу, вспомнится же!
После махания мечами, Бурей засмотрелся на марш Младшей Стражи. Вот ведь выдумают! Наверняка, Михайла придумал, а может дед его надоумил, с него станется. Вон, боярином заделался, воеводой Погорынским. И внука, говорят, теперь бояричем кличут.
Обозный старшина, не досмотрев, пошел искать Ягодку. Не виделись, все же, с того самого дня, как звереныша глупость имел ей отдать.
Волчка он увидел сразу, как только свернул к домику юной лекарки. Мальчишка крутился на одной ножке, а его пес пытался это повторить. Заметив Бурея, Волчок не просто остановился, застыл, встав на обе ноги.
Вытянулся во весь свой маленький рост и уставился исподлобья, закусив нижнюю губу.

Волчку было страшно. Очень страшно. По-настоящему. Даже тело все напряглось, готовое к драке, волосы на голове зашевелились, а по жилам, будто огонь пробежал. И Ворон почувствовал и тихонечко зарычал, заслоняя собой друга.
Прямо на Волчка надвигался Убийца. Чудовище в образе человека.
Он был еще далеко и можно успеть убежать, спрятаться, вернуться в свою камору, но Волчок не мог. Не только страх приковал его к месту, было еще другое. Отчаянное желание устоять, пересилить страх, оправдать ожидание Юльки. Юлька! Одно только ее имя заставило воздух снова наполнить грудь. Юлька сказала, что этот жуткий урод – человек, только не повезло ему с внешностью – обделила мать-природа. И есть в нем что-то хорошее, раз любит он ее, Юльку. Волчок никак не мог это понять и для него Бурей представлялся свирепым хищником и врагом.
Мальчик чувствовал, что нельзя показывать страх, иначе не устоять. Вот и старался в глаза смотреть, пытаясь отыскать в них что-то человеческое. Только не были добрыми эти глаза. Смертью и холодом от них веяло.
Но вот чудовище остановилось и заговорило. Это так странно было, что Волчок чуть не подпрыгнул. Не ожидал почему-то голос услышать. Скорее рык или вой!
- Эй, зверёныш, к тебе обращаюсь. Слышишь, что говорю? Отвечай, когда старший спрашивает!
- Слышу, - глухо ответил Волчок, не отводя взгляда.
- И говорить можешь? – вроде как с удивлением спросил Бурей.
- Могу.
- А как тебя кличут теперь?
- Волчком.
Бурей ощерился. Понятное дело – волки растили – как его еще называть, мог бы сам догадаться. Но малыш, так упорно глядящий ему прямо в глаза, чего не всякий взрослый мог себе позволить, снова заговорил:
- У меня и другое имя есть! Крестили меня.
- Вот как! – удивился Бурей. А ведь что-то слышал такое. Только не придал значения тогда. – И что за имя?
- Владислав, - старательно выговорил Волчок, - только короткое имя – Влад. Меня так Роська зовет. То есть Василий Михайлыч.
- Михалыч! – хмыкнул Бурей, - может и у тебя отчество имеется?
- Имеется! – гордо вскинул голову Волчок, - даже два!
Плечи его тут же поникли, и он с огорчением добавил, не замечая, как изумил обозного старшину:
- То есть я выбрать должен. Боярич, Михайла Фролыч, мне месяц дал.
- И что же это за отчества, - спросил, наконец, Бурей, - что их месяц выбирать надо!
Волчок уловил насмешку и ощетинился:
- Юлька сказала это важно – на всю жизнь! И спешка здесь неуместна. – Старательно повторил умное слово по памяти.
- Не спорю, - пробурчал Бурей, - правильно говорит. Но ты так и не ответил: что это за отчества? И почему именно два?
Волчок тяжело вздохнул, странно глядя на Бурея, словно не решался ответить, потом медленно заговорил:
- Первое – Василич – это если в честь Роськи. Крестный он мне. Я ж сирота…
- Дальше, - резко оборвал Бурей. Какое-то смутное подозрение родилось в его душе.
- Второе отчество, - начал мальчик, потом умолк, замялся, но под беспощадным взглядом Бурея не смог долго молчать. – Серафимыч, - быстро произнес он и затих.
- Что-о-о? – совсем тихо произнес Бурей. Страшный был этот голос. От такого голоса обозного старшины даже неустрашимые воины потом холодным покрывались.
А Волчок не понял, заторопился:
- Минька сказал: «Серафим Ипатич тебя из лап волков вырвал, жизнь тебе подарил».
Бурей стоял, как громом пораженный. Из могучей груди вырывалось тяжелое дыхание. Лицо застыло в жутком оскале. Такая ярость его охватила, что если бы мальчишка в этот момент струсил, отступил, отвел глаза, не раздумывая Бурей, разорвал бы его на части.
Но Волчок не дрогнул, замер, подчиняясь инстинкту, смотрел, как завороженный, не отрываясь. Это и спасло его.
Молчание длилось долго. Наконец Бурей вздохнул и спокойным голосом осведомился:
- Кто такой Серафим Ипатич знаешь?
- Ты, - мгновенно ответил Волчок.
Бурей резко развернулся и зашагал прочь. Забыть, просто не думать, иначе придется убить кого-то.
На крыльцо выбежала Юлька, увидела горбатую спину уходящего Бурея. Волчка, застывшего, смотрящего ему вслед. Ахнула, понимая, что произошло что-то необъяснимое. Обняла Волчка, прижала к себе.
- Что случилось, малыш?
Волчок оторвал взгляд от Бурея, который был уже далеко, посмотрел на Юльку очень серьезно и прошептал:
- Юль, он меня убить хотел, но не убил. Значит, снова мне жизнь подарил?
***

Возвращаясь от тяжелой больной, уже на подходе к своему домику, заметила Настена огромную фигуру обозного старшины, который явно поджидал ее, прислонившись могучим плечом к бревенчатой стене.
- По здорову будь, Серафим Ипатьевич, - окликнула его лекарка.
- И ты здрава будь, матушка, - отвечал тот, словно очнувшись от глубоких раздумий.
-Проходи, Буреюшка, - сказала Настена, распахивая перед ним дверь, - по делу ко мне, или просто проведать решил?
Бурей тяжело вздохнул и прошел в горницу, которая от присутствия его огромного, несуразного тела, словно тесной делалась.
- Не знаю даже, как и сказать, - признался он, тяжело опускаясь на лавку, - вроде и по делу, матушка, только дело это такое свойство имеет, что вроде и быть его не должно!
- О чем это ты, Буреюшка? – Настена быстро поставила перед ним кружку кваса и пристроилась напротив, глядя на жуткого старшину с ласковым вниманием.
Бурей казался мрачным и действительно выглядел удрученным, что очень мало было на него похоже.
- Как и начать не знаю, - произнес он, нахмурившись, - только плохо мне так, что как волку дикому на луну завыть хочется! Да и сон мне снился, - вспомнил он вдруг, - где я этим самым волком и был.
- Случилось что? Не просто же так тебе плохо и сны про волков снятся? – заинтересовалась Настена. – Может Юлька моя, чем тебя огорчила?
- Ягодка? – удивился Бурей, - да разве может она огорчить кого! От нее, напротив, на душе теплее становится!
- Ой, может, - усмехнулась Настена, но дальше эту мысль развивать не стала, - тогда кто же?
Бурей опять вздохнул и глотнул квасу, вытер рукавом усы. И тут Настена вдруг поняла, что еле сдерживается обозный старшина. И ох как нелегко ему себя в руках держать. Не привык он нрав свой укрощать, а тут пришлось. Значит, в самом деле, что-то серьезное случилось. Но выпытывать не стала. Ждала, когда сам скажет.
Бурей откашлялся и начал:
- Вот велела ты мне, матушка, внука Корнеева не трогать и даже думать об этом не сметь.
- Велела! – твердо подтвердила Настена.
- Я и не думаю. Очень мне это надо! Своих забот хватает. Только заметь и то, что я без особой нужды, в душу чужую не лезу и порядки там свои не устанавливаю.
Настена кивнула, гадая, к чему бы он это, уж, не на нее ли так тонко намекает.
- И тут такое, - Бурей поднял огромный кулак, будто по столу ударить хотел, но сразу опомнился, опустил медленно, хоть пальцев и не разжал. – Был я на днях в крепости, знаешь верно, с Корнеем ездили. Вот и столкнулся я там со зверенышем Юлькиным. Ты еще, помнится, говорила, что вольную Юлька ему дала.
- Перепутал ты все Буреюшка, - покачала головой Настена, - никто на ребенка обельную грамоту не выправлял. Юлька прибегала, просила меня не делать. А я то знала, что попросит, потому и не стала. Да кто ж на ребенка ее писать будет, сам подумай. Разве так делается? Я же тебе говорила только, что не холоп он ей. Так потому и говорила, что обельную грамоту не выправляла.
Бурей замер, задумавшись, и кивнул:
- Прости, матушка, не подумал. Твоя правда. Так о чем это я?
- О том, Буреюшка, что Волчка в крепости повстречал.
- Повстречал, - хмуро согласился Бурей, - знаешь, что поведал мне этот Волчок?! Что отчество он себе выбирает из двух. Боярич, дескать, ему присоветовал.
- Почему же из двух? – удивилась Настена.
- И я так же спросил, матушка. А малец этот смотрит мне в глаза, ну чисто звереныш, будто броситься хочет – это на меня-то! И нахально так говорит, что, либо Василичем зваться будет, в честь крестного, либо Серафимычем – это в честь меня, значит! Будто кто честь эту ему предлагал!
Тут Бурей аж зубами заскрипел.
Настена ахнула.
- И ты, - спросила она испуганно, - что ты сделал?
- Ничего не сделал, – сурово ответил старшина, - будь передо мной воин – за оскорбление подобное кровью бы умылся, а тут мелочь совсем. А Михайлу ты трогать не велела. А ведь это он ребенку сказал, что раз я жизнь Волчку подарил, то и …
Бурей махнул рукой.
- Забыть я хотел, хоть и против это моей натуры, только не получается. Днем-то еще ничего, недосуг мне, дел много. Но по ночам мысли одолевают! Прибить, что ли звереныша? Или оставить так? Что мне делать, матушка, посоветуешь, может?
Настена вздохнула.
- А о Юльке подумал? Убиваться же будет! Любит она Волчка как родного.
- Подумал, - Бурей пожал плечом, - потому и советуюсь!
- Может, сам имя свое ребенку дашь?
Бурей даже вскочил.
- Матушка! Теперь что же, каждому сопляку, кто пожелает, имя свое раздавать? – взревел Бурей, потом глухо добавил: - А он еще выбирает!
Настена поняла, что пора его как-то утихомирить, а то распалит он сейчас сам себя и скоро может даже ее не услышать. Сколько уже раз приходил он к ней такой! Она положила свою руку на сжатый кулак Бурея и стала говорить с ним своим лекарским голосом, успокаивая, снимая напряжение. И только когда увидела, что кулаки у него расслабились, убрала свою руку и тихонько вздохнула, поняла, что на этом надо бы закончить разговор, пока Бурей еще что-нибудь не удумал.
- Вот, что я скажу тебе, Буреюшка, - Настена решительно поднялась, - Дай мне время. Поговорю я и с Юлькой и с Волчком. А ты забыть постарайся.
- Да разве такое забудешь!
- Сам говорил – других забот у тебя, что ли нет, чтоб о словах дитя малого думать целый день!
Бурей поклонился:
- Прости, матушка, если что не так. Только сказал я тебе все, и словно бы легче мне стало. Прощай же.
Бурей вышел быстрым шагом, словно невмоготу вдруг стало здесь оставаться. Настена проводила его взглядом и покачала головой. Ох, Бурей! Непонятно, что тебя больше злит – то, что отчество Серафимович Волчок себе взять желает, или то, что не очень то и хочет? И куда ж Юлька смотрит!
***
Если к Настене Бурей пришел в праведном гневе, то вышел от нее немного удрученный. Но, пока шагал от домика лекарки до Ратного, увидел вдалеке мальчишку с собакой, и снова вспомнил Волчка.
Настена сказала: забудь! А как тут забудешь, когда все вокруг о нем напоминает. И стал Бурей опять себя накручивать. И дел, мол, много, сказал. А какие дела, когда из рук все валится! А больше всего на себя злился. И чего поехал к зверенышу! Не ездил бы, и не было б этого разговора, что душу ему теперь каленым железом выжигает.
Как дошел до дому даже не заметил. Холопы при виде него испуганно посторонились, боясь даже взгляды поднять. Чувствовали, что страшен сейчас Обозный старшина. Жизнь научила угадывать его настроение.
Бурей окинул их взором, ища на ком бы зло выместить, но от испуганных лиц и угодливо опущенных голов – воротило. Удовольствия что-то не доставило. Боятся его – эка невидаль! Насмотрелся!
Вот кто в глаза ему смотрел, так это Волчок! И не отступил, и отвечал дерзко! А ведь семи лет нет, так Настена говорила! И про Ягодку так говорил, понятно, любит ее. А как же ее не любить! Только видел Бурей прекрасно, что не слишком Ягодку любовью балуют в Ратном. Заболеют, тогда да, но это он и по себе знает. А здоровы, так и не вспомнят.
Правда, в Михайловске ее шибко уважают. А почему? Дураку ясно, что из-за внука Корнеева! Друзья они с детства. И в обиду Ягодку никому не даст, это Бурей давно понял. Потому и спокойно ему было, что она там, в крепости.
Боятся Михайлу, хоть и мальчишка совсем. А сколько поубивал уже, сколько раз нрав свой бешеный показал. Оттого и Бешеным Лисом кличут! Как деда его Аггея, будь он проклят! А вырос бы он, Бурей, таким, если бы не Аггей? Если б не жалкий отец за него заступался, а вот такой – Михайла.
Бурей вдруг осознал, что давно уже в горнице сидит один и сума сходит.
Напиться надо, что бы хоть как-то успокоится! А все этот звереныш!
Бурей вскочил и, ударив по столу кулаком, так что трещина пошла по дубовой столешнице, проревел страшным голосом:
- Ко мне!
Отошел к окну и вцепился в подоконник. Никого видеть не хотелось. Не сдержаться боялся. Услышал скрип, рявкнул, не оборачиваясь:
- Вина мне, пива, много и быстро! А потом не беспокоить или поубиваю всех!
За окном уже звезды начали загораться, хотя небо было еще светлым. Что там есть за этими звездами? Кто решает, кому счастье даровать, а кому одну тьму беспросветную!
За спиной услышал, как на стол накрывают, суетятся. Повернулся только когда ушли.
И выпить то не с кем!
Бурей сел, опрокинул в себя полную кружку и, поставив ее на стол, сжал голову руками, будто разрывалась она на части.
Дверь опять заскрипела и Бурей, не веря, что кто-то посмел нарушить его запрет, удивленно поднял голову. И замер, забыв, что собирался сделать. В дверях стоял Волчок! И смотрел на него во все глаза!
***
Прошлой ночью Волчку опять не спалось, он встал, открыл дверь своей каморы. Жарко вот и не спится. Вроде и устал, а сна ни в одном глазу. Даже Ворон притомился и дрыхнет рядом. А Волчка всё мысли одолевают. А ночь красивая, тонкий серп луны висит прямо над крепостью, звезды мерцают так таинственно! Волчок любил такие ясные ночи. Любил вылезать во двор и смотреть на спящую крепость. Другие почему-то боятся ночной темноты, а Волчку она в радость. Тихо, спокойно, можно просто сидеть, смотреть на звезды и размышлять о чем душе угодно. И не помешает никто.
И сегодня ночью разные мысли приходят. О Юльке, например. Какая она хорошая. Как его любит, хотя ничем Волчок это не заслужил. А работает постоянно, как пчелка, поесть забывает. Вот сегодня не обедала, травы собирала, а потом и забыла. Слышал, как об этом Полина со Сланой говорили. А они не такие, как Юлька. Другие совсем. И не очень-то ее любят, если за спиной о ней шепчутся. Волчок слышал и удивлялся. Вот Михайла Фролыч Юльку любит! Смотрит на нее ласково! И он, Волчок, вырастет, станет сильным, как … как Бурей…
Это Юлька сказала, что Бурей ее любит. А Бурей сильный, страшный и очень храбрый! Может защитить Юльку от кого угодно! Роська сказал, что Серафим Ипатич сильнее всех. Даже медведя голыми руками задушил и не испугался! Вот бы вырасти таким же сильным!
Волчок вспомнил, как разговаривал с ним. Странно он спрашивал, словно интересно ему было!
С Волчком только Юлька много разговаривает, ну это не считается, это потому, что любит его!
Ну и Прошка еще, а еще Роська. Только они не о Волчке говорят, а о щенках или о буквах. А Бурей о нем говорил и слушал внимательно, что он, Волчок, ответит. Почему?
Только разозлился отчего-то! И ушел! Нехорошо как-то вышло! Чувствовал Волчок, что неправильно что-то было! Только что?!
Юлька сказала, что неправильно, что он про два отчества хвастался. Не любит Бурей, когда мальчишки хвастаются! А Волчок просто так сказал! Как же ему выбрать, если он Бурея не знает!
Волчок заснул только под утро. А проснулся оттого, что Ворон его лицо лижет. День был воскресный, тренировок не намечалось и хотелось еще поваляться, подремать, раз уж завтрак все равно пропустил! Только Ворон не дал, стал ноги покусывать, требуя внимания. Пришлось вставать.
Юльки нигде не было. Полина сказала, что на весь день уехала, а куда не известно. Наверное, в Ратное! Там где церковь. Там у Юльки мама! Там еще дед Михайлы Фролыча живет. А одна нога у него деревянная! И Бурей там живет! Наверно, у него дом большой. Он же сам очень большой. Вот Волчок маленький и камора у него маленькая.
Никто за ним сегодня не следил, Юльки - же не было, и Волчок решил поплавать. Потому что не только завтрак, но и купание он сегодня пропустил, а Ворон очень любил купаться.
А тут отроки как раз коней к реке повели. Волчок и увязался за ними. Любил смотреть, как лошади купаются, как блестят от воды мощные бока, как косят на него глазом, словно спросить хотят: кто таков?
Вода в реке оказалась прохладная и бодрящая, вся в солнечных бликах. Волчок плавать уже долго мог и Ворон от него не отставал.
На том берегу, где дорога в Ратное идет, Волчок заметил заросли малины. Привязал одежду к шее и снова переплыл реку. Оделся, хоть трудно это было, так как портки и рубаха намокли основательно. Впрочем, одежда быстро подсохла на ветру, пока они с Вороном резвились на траве, чтобы согреться.
Ягод на кустах нашлось много, Волчок ел и Ворона угощать не забывал. Подальше к лесу нашлась и черника. Вскоре Волчку это занятие прискучило и он лег на траву и стал смотреть на небо, как плывут по синей глади легкие белые облачка.
Непоседливый щенок дергал его за рубаху, снова играть приглашал. Волчок уступил, вскочил, побежал вприпрыжку, а у дороге в Ратное остановился в задумчивости. Интересно стало, что там за поворотом. Как ездили крестить его, он помнил смутно, да и не разглядел ничего ни по дороге, ни в Ратном. Не до того было. А сейчас любопытно стало. Позвал Ворона и пошел по дороге. Совсем чуть-чуть решил пройтись, до поворота, или еще немножко.
И щенок рядом радовался, что они так далеко гуляют. Лишь изредка отвлекался на пролетающих бабочек или стрекоз, а потом снова шел рядом, помахивая хвостом.
Идти было хорошо. Солнце вовсю светило. Только иногда его закрывали кроны деревьев. Под ногами песок шуршал. Подошвам было горячо.
- Знаешь, Ворон, - сказал Волчок, - скоро Юлька назад поедет, увидит нас и обрадуется. А мы пойдем ей навстречу!
Ворон словно понял, тявкнул что-то и раскрыл пасть в улыбке.
Волчок то бежал рысью, увлекая щенка своим примером, то переходил на шаг, а иногда совсем останавливался, чтоб поближе рассмотреть что-то интересное. Юльки все не было видно, а вокруг было столько всего. Дорога все вдаль убегает, а по обе стороны, то полянки с цветами увидишь, то деревья совсем близко подступят, свесят свои лапы над головой. Две белки перескакивают с дерева на дерево. Орехи ищут. Бегут вдоль дороги, по нижним веткам, будто провожают их с Вороном. Птицы разные щебечут, одна даже на дорогу перед ними выскочила, но Ворон ее спугнул, погнался за бедняжкой. Так и в Ратное скоро добраться можно! А там так много всего!
Ратное выросло вдалеке внезапно, прямо из травы высокой, на которую засмотрелся Волчок, и он заторопился, ускорил шаг. Только бы поспеть все увидеть, пока с Юлькой не встретился. А то, когда еще сюда попадет!
Бабы у колодца его заметили, и Волчок услышал, что они о нем говорят. Неприятно стало. Так Полина со Сланой про Юльку шепчутся!
- Эй, малец, - окликнула одна, - тебя Волчком кличут?
Волчок остановился, кивнул. Думал еще что спросят, а они засмеялись и дальше о своем заговорили.
Мальчик отвернулся и пошел к церкви – очень хотел ее увидеть. Двери были открыты и Волчок осторожно заглянул. Внутри так тихо было, прохладно и запах вкусный. Крестный говорил, это от ладана. Неловко перекрестился, как его Роська научил, поклонился, но дальше не пошел, побоялся. Да и с собакой туда нельзя, а Ворон ведь не отстанет.
Волчок вышел из церкви и решил еще прогулять и хоть издали дома разные посмотреть. Собаки лаяли на Ворона, и тот сперва отвечал им тем же, но когда Волчок попросил его этого не делать, он перестал.
Дома были все разные. Во дворах люди переговаривались. Волчок вдруг заметил, что начинает темнеть, а он дом Бурея так и не увидел! Хотел уже обратно поворачивать.
И вдруг увидел самого Бурея, тот шел, не глядя по сторонам, и Волчок заторопился, пошел следом. Издали увидел, как Бурей в ворота зашел. Волчок немного подождал и подошел ближе. Дом в самом деле был большой. Красивый. Во дворе много людей. Говорили они тихо, словно боялись кого-то разбудить.
Волчок заметил, что ворота немного приоткрыты и просунул в щель голову – рассмотреть получше.
Одна женщина, несущая к крыльцу ведра с водой на коромысле, заметила мальчишку, спросила:
- Малец! Ты к кому?
- К Бурею! – ответил Волчок неуверенно.
- А от кого? – спросила другая, которая белье на веревку вешала.
- От Юльки! – от кого же еще он мог прийти!
Женщины переглянулись и одна пригласила:
- Ну, проходи тогда. Вон на крыльцо ступай. А как войдешь, вверх по лестнице, не заблудишься.
Ворон крутился рядом.
- Только собаку здесь оставь. Нельзя ей в дом.
Волчок присел на корточки, попросил Ворона подождать. Тот понял, уселся у крыльца, как сторожевой пес.
- Ну что же ты, - поторопила его женщина с бельем, - Иди уж скорей! Что не идешь?! Или чего ждешь? Али боишься? – Говорила она спокойно, почти ласково и совсем не обидно, но все же…
И Волчок пошел. Не чуя под собой ног, взобрался по лестнице. Сердце сильно стучало в груди. Подошел к двери, постоял немного. Вздохнул глубоко, словно перед прыжком в воду, и вошел – быстро, чтоб не передумать.

Сон так и стоял у него перед глазами, как будто все происходило на самом деле. Да и как могло быть иначе, ведь он теперь ясно помнил, что когда-то у него была эта фигурка, а зимой он ее потерял, уронив в глубокий снег на вершине холма.
И так захотелось найти ее, снова ощутить в руках, поиграть.
Волчок потянулся, но вставать не спешил. Утро еще не наступило, а лежать на густом меху медвежьей
шкуры, подаренной Буреем, было так уютно. Ворон заворочался у бока, поднял голову. Укоризненно взглянул на Волчка и, немного поворчав на собачий лад, снова уснул.
Решение разыскать фигурку возникло неожиданно.
- Спи, спи, дружок, - прошептал мальчик, ласково погладив щенка, - скоро настанет утро, ты проснешься, и мы отправимся далеко-далеко.
Как они отправятся, Волчок еще не придумал.
Спать уже не хотелось, и мальчик лежал, закинув руки за голову, и думал о том, как изменилась его жизнь за последнее время.
Та ночь, когда Бурей догнал его на лесной дороге, помнилась смутно. Помнил только, что шел рядом с ним, держась за сильную руку, а потом проснулся уже в комнате Бурея. Лежал на огромной лавке, свернувшись клубочком. Испугался сначала, не понял, как там оказался. Вскочил, хотел бежать. Но тут увидел Ворона возле лавки, который потягиваясь и зевая, чувствовал себя как дома.
Позже он еще не раз ночевал в доме Бурея, когда Юлька отпускала. Только в маленькой комнате. Бурей говорил, что комнатка теперь Волчку принадлежит. Там тоже была медвежья шкура, застилавшая пол. На стене висел маленький лук, который Бурей своими руками смастерил – специально для Волчка, еще колчан со стрелами, ножи разные, небольшая плеть. Это все напоминало, что Бурей будет его учить скоро – и из лука стрелять, и плетью управляться. Сказал, что ближе к зиме.
Нравилось Волчку бывать у старшины. Там все, даже холопки его любили. Сразу начинали улыбаться, едва завидев, бегом бежали сообщить Бурею. Матвей, правда, сказал, это потому, что Бурей при нем не лютует, как Волчок появляется - праздник сразу, всем холопам послабление. Вот они Волчка и благословляют.
Волчок относился к словам Матвея недоверчиво, так как не приходилось ему видеть, чтоб Бурей лютовал. Крикнет, бывает на кого, так не без причины. А к Волчку относится ласково, сынком называет, подарки дарит. Вот недавно на жеребце своем огромном катал и даже обещал в скорости на охоту взять.
Только надолго Волчок в его доме не задерживался. Понимал, что у Бурея дел разных много, да и Юлька не велела надоедать старшине сверх меры. А пока от Ратного до крепости добираешься, можно и в лесу погулять, много интересного увидеть. Юлька, правда, сердилась сперва, что он один пешком так далеко ходит, с Буреем это обсуждала. Сопровождающих давать было бесполезно – от них Волчок неизменно сбегал, выдумывая разные хитрости.
Тогда Бурей выделил Волчку послушную кобылку, которая при опасности развивала приличную резвость. Правда, пришлось старшине учить его сперва верхом ездить. Волчок и тут умудрялся приспособиться. Бегать ему нравилось больше, чем верхом ездить. Бежал рядом с лошадью, а что интересное увидит, так оставлял у дороги и гулять в лес уходил, позвав с собой Ворона. Однажды лошадь чего-то испугалась и вернулась к Бурею обратно без Волчка. Столько крику было! А потом все как-то улеглось и к вольной натуре ребенка все привыкли.
Вот и сегодня Волчок решил - когда встанет, пойти к Бурею, а уж после посещения старшины - на поиски пропавшей игрушки. Он был уверен, что дорогу отыщет без труда, хотя и понимал, что так легко, как во сне вряд ли получится!
***
Бурей его встретил возле ворот, обрадовался, подхватил на руки. Волчок обнял его за шею и сказал на ухо:
- Привет, батюшка.
Бурей от неожиданности стиснул его еще сильнее, потом подкинул высоко-высоко, отчего Волчок залился радостным смехом. Не решался старшина просить ребенка называть его так, хотелось, что б сам решил. Вот и дождался.
-Еды моему сыну, - крикнул он холопкам.
Две холопки, работавшие во дворе, бросились выполнять.
Волчок сидел напротив Бурея и ел, как когда-то. Только теперь Бурей не мрачно смотрел на него, а с какой-то даже гордостью. Слушал последние новости из крепости с удовольствием, хоть и несколько снисходительно. Думал о чем-то своем, невеселом, и Волчок это почувствовал, замолчал.
- Ну что же ты замолчал, - сразу отреагировал Бурей, - И что же Дударик?
Волчок вздохнул:
- Слух, говорит, у меня очень острый, только голос не очень, но научиться могу.
- А ты этого хочешь?
Волчок пожал плечами:
- Дударик очень красиво играет. Люблю его слушать. Особенно вечером вчера. Нас учили костер разводить. Темно уже. Ветки трещат тихонечко, а тут Дударик подсел к нам и играть начал! Прямо мурашки по коже побежали.
- Ну-ну, нравится – учись, в жизни ничего не помешает.
Бурей тяжело вздохнул и поднялся.
- Дела у меня сейчас, сынок, воевода зовет…
- А у меня тоже, - откликнулся мальчишка.
- Это какое? – насторожился Бурей.
Волчок смотрел в проницательные глаза старшины и переживал – не пустит, но все же сказал:
- Игрушку обронил, найти надо.
- А, - Бурей вздохнул и они направились к выходу. Даже в голову старшине не пришло спросить где. И Волчку стало тоскливо, что всей правды не сказал. Но сказать так и не решился – точно не пустит. А когда Волчок все равно уйдет, переживать будет. Вот и не стал говорить.
***
Ворон, в который раз, погнался за бабочкой и Волчок решил, наконец, его урезонить. Подозвал, объяснил, что они далеко идут, надо торопиться, а то до вечера не успеют. Щенок виновато склонил голову, ткнулся в колени.
- Ну-ну, - потрепал его мальчик, - идем уже.
И снова они то шли, то бежали. Тропинка была еле различимой, более заросшей, чем во сне. И через некоторые кочки и корни было не так просто перепрыгнуть, но Волчка это не огорчало. Его радовало, что дорогу он помнит, что погода хорошая, что Ворон не отстает и больше не отвлекается.
Несколько часов спустя Волчок сделал привал у ручейка, бежавшего с невысокой горки. Вынул большой кусок хлеба и мяса, которые сунула ему за пазуху холопка Бурея.
Отломил кусочек Ворону, сам тоже съел немного, остальное обратно спрятал:
- Это на обратном пути съедим, - объяснил он щенку, который явно не наелся.
Немножко попив из ручья, Волчок растянулся на травке и, вдыхая лесной воздух полной грудью, стал смотреть на клочок неба, виднеющийся между крон деревьев. Верхушки сосен казались золотыми. Волчок еще раз вздохнул и вскочил.
- Побежали, - крикнул он Ворону уже на бегу.
Только к вечеру добрались они до той поляны. Тени на земле резко сгустились, прохладный ветер налетал порывами. Ворон тяжело дышал, видно было, что притомился. Волчок и сам чувствовал себя измотанным.
Но вот и холм, высится темной громадой, плещется вокруг озерная вода.
Волчок обрадовался, нетерпеливо стал срывать одежду, не хотелось мокрым потом ходить – солнце садится, значит высушить сложно будет.
И в воду с разбега прыгать не стал – осторожно стал щупать ногами дно. Поплыл только когда вода до пояса дошла.
Ворон плыл рядом, брызгаясь во все стороны. Волчок засмеялся оттолкнул его, поплыл наперегонки. На берег выбрались вместе.
Ворон стал отряхаться, а мальчик сразу полез наверх, нетерпение прямо обжигало. Подъем действительно оказался легким. Не прошло и минуты, как Волчок уже стоял на вершине. Вскочил на ноги, огляделся вокруг, ахнул от восторга. Вид леса на закате захватил дух. Ворон наконец ткнулся в колени и Волчок опомнился. Опустился на землю, стал ощупывать дерн. Трава была густая и высокая. Искать было неудобно, приходилось разрывать каждую подозрительную кочку, вырывать пучки травы. А Ворон больше мешал, чем помогал, пока Волчок не попросил его лечь и отдохнуть. Ворон недовольно засопел, но послушался. Когда рука Волчка наткнулась, наконец, на твердый предмет, он был уже весь перемазан в земле.
- Смотри, Ворон, - воскликнул он, поднимая на ладони очищенную от земли фигурку. В сгущавшейся темноте ее уже с трудом можно было разглядеть, - Это волк! Я нашел его!
И будто в ответ на его слова послышался из лесу протяжный волчий вой.
Последний луч солнца скрылся за лесом, после чего как-то сразу окончательно стемнело. Ворон тихонечко заскулил.
- Тихо, дружок, - ласково склонился к нему мальчик, - когда это мы с тобой темноты боялись. Да и луна скоро взойдет!
Ворон доверчиво затих. А волчий вой повторился – с другой стороны и ближе. Ему ответил еще один.
Волчок внимательно прислушивался, потом вздохнул.
- Придется нам, Ворон здесь переночевать. Волки в воду не полезут и тебя здесь не тронут! Жалко только, что одежду на берегу оставил.
Но и это не слишком огорчило Волчка. Он с энтузиазмом стал рвать траву, устраивая постель для себя и Ворона. Щенок пытался помочь – выдирал пучки травы зубами и относил в кучу. Мальчик, заметив это, засмеялся, похвалил друга.
Общими усилиями травы скоро набралось достаточно, чтобы заменить и лежанку и одеяло.
Волчок еще немного посидел, посмотрел на звезды, на фигурку Волка, блестящую в свете луны. Вой волков его не пугал и даже не беспокоил. Тихо было. Только лесные шорохи доносились до вершины холма, да редкий плеск воды.
Ворон тявкнул, зовя его спать, и мальчик подчинился, погладил друга. Стал устраивать в ворохе травы его и себя.
А потом еще долго лежал без сна, глядя в звездное небо и слушая посапывание щенка.
А когда уснул, такой странный сон ему снился. Будто скачет конница по открытому полю. Люди на конях мускулистые, красивые. Лица у них решительные, суровые, глаза сверкают! Мчаться без седел. Впереди самый красивый скачет и одет лучше всех. Видно, что главный. А на груди у него медальон с изображением оленя.
И будто Волчок сидит перед ним на коне, а важный воин склоняется к его уху и говорит:
- Не спи здесь, маленький волк, не тревожь наш покой. Проснись!

Мальчик проснулся, будто наяву ощущая теплую руку всадника на своем плече. Лучи солнца только-только стали пробиваться сквозь лесную чащу. Волчок поднялся и долго смотрел в небо. Перед взглядом все еще неслись кони, все еще стояло прекрасное, мужественное лицо главного воина с мудрым проницательным взглядом.
Почему он сказал не спать здесь? Именно здесь, на этом холме? Волчок понял, что этот холм что-то значит для всадника. Глубоко вздохнув, он опустился на колени и стал рыть ямку. Потом поднял фигурку волка, попрощался с ней взглядом, положил в ямку. Тщательно зарыл, положил сверху дерн и траву.
Сказал:
- Возьми мой подарок за то, что приютил меня здесь этой ночью!
Волчок снова вздохнул и поднялся с колен.
***

Еды у Волчка оставалось совсем мало, да и ее он всю отдал Ворону, когда оба благополучно переправились с холмистого островка на берег. Есть мальчишке не хотелось, сердце замирало от воспоминаний о прекрасном всаднике с оленем на груди. Он с трудом дождался, пока насытится щенок - так не терпелось пуститься в обратный путь, добраться скорее до дома, поделиться впечатлениями с Буреем, с Юлькой.
Обратно бежали почти без остановок. Волчок летел, как на крыльях. Снова и снова вспоминая свой сон. Такой яркий, словно и не сон вовсе. Ворон не отставал, проникся настроением мальчика.
Когда впереди показался ручеек, солнце уже поднялось высоко, ярко освещало полянки и прогалины. Ветра почти не ощущалось.
- Искупаемся, Ворон! – весело крикнул Волчок, - давай, быстренько, обсохнем потом.
Помнил Волчок, что ручей уже недалеко от Ратного, потому и позволил себе передышку. Раздеваться не стал, чтобы время сберечь. Глубина была небольшая, но мальчишке и щенку хватило вполне. Холодная вода освежила и взбодрила путешественников, смыла пот и усталость. После купания бежать было гораздо легче, хоть и мешала Волчку сперва мокрая одежда. Однако скоро под палящими лучами солнца, она подсохла, как он и ожидал.
Радостное предвкушение не покидало Волчка. Иногда ему казалось, что вот бежит он с щенком, а рядом несется на огромном жеребце всадник из сна и охраняет их, следит, чтоб никто не обидел, не остановил. Нравилось Волчку так мечтать.
И тогда он бежал еще быстрее, деревья и кусты пролетали мимо сплошной зеленой стеной, а тропка вела все ближе и ближе к дому.
Как ни спешил Волчонок, а Ратное впереди показалось, когда на небе начали загораться первые звезды. Как же ему не терпелось скорее рассказать Бурею о своем приключении.
Но быстро по улицам бежать не стал, не хотел потревожить собак во дворах, а возле церкви даже приостановился, увидев, как выходит оттуда отец Михаил. Любопытно стало, что же он делает в церкви так поздно. А отец Михаил тоже его заметил, поманил к себе. Волчок подбежал, подставил скрещенные ладони, как Роська учил, выдохнул робко:
- Благословите, отче.
Отец Михаил улыбнулся ласково, благословил мальчика, погладил по голове.
- Да пребудет с тобой Господь, Владислав! Куда ж ты так торопишься, малыш? Вон, запыхался весь.
- К Бурею, - охотно ответил Волчок, и добавил с затаенной гордостью,- к батюшке моему, Серафиму Ипатичу.
- Поистине, пути Господни неисповедимы, - воскликнул на это отец Михаил, и, заметив в глазах мальчика непонимание, сказал, - поклон передавай батюшке от меня. И помни, отрок, что Бог – есть любовь. И всяк к нему приходящий, обрящет утешение.
Волчок оглянулся на улицу, хотел бежать, но не удержался от вопроса:
- Значит, он любит всех-всех?
- Да, малыш?
- И Бурея? – осторожно уточнил Волчок.
- И его тоже, и тебя.
- Меня? – поразился мальчик.
- Тебя, Влад! Ну. Беги уже, заждался тебя батюшка – час поздний.
Волчок кивнул, развернулся, побежал по улице. Задумался над удивительными словами священника. Когда его крестили, строгим показался отец Михаил, а оказывается он добрый и сказал, что Бог всех любит. И так говорил это, что Волчку понравилось, захотелось зайти как-нибудь в церковь, еще послушать.
Волчок, увлекшись, чуть мимо дома Бурея не пробежал. Ворон тявкнул, остановил его. И тут Волчок так обрадовался, что добрался, вспомнил, как хотел рассказать Бурею про свой сон, вбежал в ворота.
Холопки во дворе встретили его не так радостно, как обычно, а с каким-то сочувствием.
Никто не бросился доложить Бурею, переглядывались неуверенно. Волчок испугался, догадавшись - что-то случилось.
- Где батюшка? – спросил он, чувствуя, как сжимается сердце.
- На конюшне он, - кивнула ключница на постройки, - Коня седлает… А ты, малой, лучше здесь обожди – не в духе он, да и выйдет уж скоро.
Волчок не послушался, побежал к конюшне, чтоб увидеть быстрей, обнять, почувствовать, как взлетает вверх в сильных руках старшины.
***
Возвращаясь от Корнея, Бурей все думал про Волчка. Досадно было, что именно сегодня его пригласил воевода. А ведь мог старшина покатать Волчка на жеребце – ребенок явно был от этого в восторге, начать учить управляться плетью. Или еще чего показать. Может даже весь день провести с мальчишкой. В воскресенье, можно и побаловать себя общением с сыном, не все же одни дела. Так и жизнь пройдет, не заметишь.
Новы были для Бурея такие мысли, такая забота о маленьком существе. Что Ягодка! Любил он ее сильно, только участия в воспитании особого не принимал, его и не просили. А Волчок парень и воспитать его должен именно он, Бурей. И дело это ох какое не простое. Думать надо, ведь Волчок такой умный, такой открытый, очень не похожий на других, особенный. Или все отцы так про своих детей думают?
Бурей развернул коня на дорогу в Михайловск. Вечер еще не близко, и хотелось верить, что Волчок обрадуется его приезду. Это тоже было ново. Как преображается лицо мальчишки в улыбке, зажигаются озорные глаза. Как бежит он к старшине и с разбегу прыгает на руки – уверен, поймают. Чаще всего в таких случаях, старшина вскидывал парнишку на плечо, будто не было в том ничего особенного, а сам шел к Ягодке перекинуться словечком. А у самого сердце билось усиленно. Привыкнуть никак не мог, что кто-то его любит и ждет.
Бурей от этих мыслей стегнул жеребца, галопом полетел, хотелось скорее увидеть это чудо, снова осознать, что это правда, не сон, не фантазии.
Юльку он увидел там, где и ожидал – у крыльца домика для больных. Улыбнулась ему приветливо, но все же не так как сын его.
- А где Волчок? – спросили одновременно. Бурей хмыкнул, Юлька быстро ответила:
- А разве не с тобой, дядька Бурей? С утра же убежал, даже не позавтракал. Ворона и то не покормил.
Бурей помрачнел:
- Поели они, Ягодка, оба! Только пошли сразу обратно. Давно уже.
Лицо Юльки вытянулось и побледнело.
- Да что ж за ребенок, наказание какое-то! Хоть бы предупреждал, куда направляется, а то говорит – сам не знаю. И все-то ему интересно!
- А мне сказал – дело у него, мол игрушку потерял, искать пойдет. Только не замечал я, Ягодка, у него игрушек! Больше со щенком своим резвится. На лук поглядывает с любопытством, но и только. Плеть в руки взять не захотел. Нож ему деревянный выточил – как у отроков ваших, так повертел в руках и обратно положил. Вот и думаю, теперь, что за игрушка такая, и где потеряться могла, что полдня искать ее надо!
Бурей замолчал и нахмурился:
- Поеду я, Ягодка, чего уж там. Может он у меня сейчас, вернулся.
- Езжай, дядька Бурей! Только пришли все же кого, если он у тебя ночевать захочет!
- Хорошо.
- А я к тебе кого-нибудь отправлю, - вон Слана к матери просится. Вечером и поедет, заодно новости тебе передаст. Да и не мог он далеко уйти – всегда возвращается.
***
Бурей такой уверенности не разделял и на обратном пути, надеясь все же застать Волчка у себя дома, жеребца подгонял немилосердно.
Однако дома утешительных вестей не оказалось, и Бурей до боли сжал зубы, пытаясь подавить гнетущий страх, почти овладевший им.
И это в такой день, когда сынок назвал его Батюшкой!
В панику впадать было не в привычках Бурея, и старшина решил занять себя делом, что бы отвлечься.
В кузнице время полетало незаметно, хотя и вскидывал Бурей голову всякий раз, когда ему казалось, что сквозь гулкое эхо от ударов молота, он слышит знакомые шаги, и вот сейчас увидит бегущего к нему малыша с радостной улыбкой на лице. С каждым часом картина эта становилась все более призрачной, а ожидание выматывало. Бурей уже не мог ничем заниматься, а тревожное беспокойство уже не раз грозило перейти в отчаяние. Сдерживала его только надежда, что сынок уже давно с Ягодкой, а Слана, которая должна была явиться с минуты на минуту, подтвердит это.
Настроение старшины тяжко отразилось на холопах, которые имели неосторожность под руку ему попасть. И те старались как можно меньше обращать на себя внимание, а приказы выполнялись мгновенно.
Слана появилась уж совсем поздно, то ли с отроком сопровождавшим заболталась, то ли Юлька поздно ее отпустила. Только к приходу ее спокойным Бурея назвать было бы уже трудно.
Девка и до того старшину как огня боялась, поручению, данному Юлькой, вовсе не радовалась, а увидев угрожающую фигуру Бурея в свете факела, совсем стушевалась. Слова не могла вымолвить, будто забыв, зачем сюда вообще пожаловала.
Бурей еще и прикрикнул на нее, велев столбом не стоять, а отвечать немедленно, вернулся ли Волчок к Юльке. Потрясенная девка со страху смогла лишь кивнуть, после чего всякий интерес старшины к ней был потерян, и ей было велено проваливать.
Только отойдя от дома Бурея, Слана пришла в себя и поняла, какую глупость совершила. Волчок то не вернулся! Именно это она и собиралась сказать, да не вышло. А уж теперь идти и говорить, что ее не так поняли, она бы ни за что не посмела. Страшно было представить, что с ней Бурей сотворить может за повторное появление, да еще с новостью такой нерадостной! Да еще за то, что неправду сказала.
Утешая себя, что Бурей ничего и не узнает, а Волчок может и вернулся уже, Слана отправилась домой, решив поскорее все забыть.

***

Бурей и не узнал бы. В крепость ехать не собирался, считая, что с Волчком все в порядке. Только встретил Матвея у дома Воеводы, куда поехал по делу ближе к вечеру следующего дня.
- Серафим Ипатич,- окликнул его парнишка с таким уважительным видом, что старшина остановился и посмотрел благосклонно.
- Зачем звал?
- Юлька переживает, холопа вы не прислали, и не знаем мы вернулся ли Волчок.
- Ягодка… – начал было Бурей, и замер, поняв смысл сказанного. Руки в кулаки сжались – убить эту мерзавку Слану, а сердце выскочить из груди было готово, что Волчка нет до сих пор.
Матвей отступил чуть, спросил, превозмогая страх:
- Так что Юльке сказать, Серафим Ипатич.
Бурей полоснул его взглядом, ничего не ответил, ушел быстрым шагом. Пока шел к своему двору, то в отчаяние впадал, то злость душила. Убить хотелось холопку, которая в заблуждение его ввела. А ведь мог бы вчера уже на поиски отправиться. Неужто бы след его гончая не взяла. А теперь… может поздно уже.
Да нет, не может этого быть. Не могла судьба посмеяться над ним столь жестоко. Подарить смысл существования и тут же отнять.
Во двор вошел мрачнее тучи, заорал на открывшего рот холопа:
- Коня мне, живо!
Но ждать уже сил не было, и он крикнул:
- Стоять! Сам оседлаю! Альму приведи.
Альмой звали гончую. Хорошо след брала. Холоп крутанулся на месте, бросился в другую сторону, а Бурей влетел в конюшню. Схватил седло, но возле жеребца притормозил – не хотел пугать животное.
Подтягивал подпругу, когда услышал со двора голос Волчка:
- Где батюшка?
Замер Бурей, чувствуя такую огромную радость, что голова закружилась. Но тут же разозлился. Облегчение сменилось гневом, что столько переживать пришлось понапрасну. Словно сквозь туман услышал, что не советуют сынку в конюшню идти. Мол, страшен Бурей в гневе. Но знал почему-то – придет, кто ж его остановит.
И точно – Волчок вбежал, увидел старшину с плетью в руке, остановился.
Бурей увидел этот взгляд, обращенный на плеть, и то, как Волчок с осуждением посмотрел на него. И хоть бы капля вины во взгляде! Бешенство охватило старшину. Научить, наказать надо, что бы в другой раз неповадно было так поступать! В последнюю секунду сдержал себя и удар смягчил. Но мальчишке было довольно, упал, сбитый с ног. Ни звуком не показал, что больно.
Только глаза, широко открытые, не отрывающиеся от старшины, наполнились слезами. А лицо осталось спокойным. Так воин может плакать по погибшему другу, которому невместно выражать горе стенаниями, но ребенок!!!
Бурей задохнулся. Понял, что наказанием ничего добьется, только врагом себя сделает! Ведь Волчок умный и чуткий – ему ж объяснить только! Бросился к малышу, подхватил на руки. Страх, что разлюбит, пронзил сердце. А Волчок обхватил его своими тонкими ручонками, уткнулся в шею и заплакал совсем по-детски.

Несколько дней уже прошло, а Юльке все вспоминалась эта сцена.
Очень беспокоила ее судьба Волчка, мысли о малыше затмевали порой даже ее лекарскую сущность. И сегодня, до рассвета еще поднялась, пошла нужные травы собирать, снова о Волчке задумалась, пока руки привычную работу выполняли.
Ну разве хорошо это – что неизвестно где пропадает, приключений ищет. Так и до беды недалеко. Попросить что ли Миньку – пусть в обучение включит – все меньше времени на прогулки эти опасные останется. Да тут еще как Бурей посмотрит. Привязался к Волчку, как к родному. Странно его видеть таким. Даже Слане ничего не сделал, отпустил, стоило Волчку попросить.
Юлька наклонилась за нужным растением, сорвала аккуратно, поправила туесок с заплечными ремнями. Вспомнила разговор со старшиной.
Не понравилось Бурею, когда Юлька ему про Академию сказала, нахмурился. И что он плохого в этом видит! И ведь не говорит ничего.
Надо бы Волчка расспросить. Может ему Бурей что-то поведал. А Волчок тоже – не спросишь, сам не скажет, если важным это не считает. Малыш совсем, а рассуждает порой, как взрослый. И понятия у него такие чудные. Откуда берутся? Вон в церковь побежал, с отцом Михаилом поговорить хочет, интересно ему. Роська, что ли, так настраивает? Да вряд ли. Роська для него не авторитет. Юльку то он любит, потому слушается, да и то не во всем. Убегает же на свои прогулки загадочные. И к священнику отправился, а ведь ей это не понравилось. Умеет отец Михаил убеждать. Сделает из ребенка святошу, как из Роськи. И чем ему это в жизни поможет? Да нет, не сделает, Волчок это не Роська, другой он, ни на кого не похож.
С той же Красавой как получилось!
Знала Юлька, что малявка эта наглая Волчка недолюбливает, потому как Юльку врагом считает. Правильно считает, к слову!
И тут такое! Увидела Юлька издали, как Волчок возле Красавы остановился, а та, оставила Савву в сторонке, а сама на Волчка своими глазищами уставилась и губами шевелит, понятно, что ворожить вздумала. Ох, как Юлька испугалась, подхватилась, бросилась бежать, да услышала вдруг смех мальчишки, остановилась в удивлении, встала за углом кухни, понаблюдать решила. Услышала, как Красава сказала обиженно:
- Ты что, колдун?
- Нет, - отвечал тот, - Волчок я. Владом еще зовут.
- Знаю, что Волчок. Это Юлька тебя этому научила?
- Чему? - удивился малыш.
- Закрываться.
- Что?
- Глупый ты Волчок! Ты бояться меня должен. Потому что я так могу сделать, что ты умрешь.
- Я тоже могу так сделать, - не растерялся Волчок, - только не буду.
- Это почему же?
- Не хочу, - буркнул мальчишка, - ты мне нравишься, и Савва вон тебя любит.
- Сильно нравлюсь? – улыбнулась Красава.
- Не очень. Когда ты злая, не нравишься.
Не стала Юлька дальше слушать. Поняла, ничего ему Красава не сделает, раз сразу не смогла.
Только все равно вечером к Настене отправилась, Волчка с собой прихватив. Мальчика оставила во дворе с Вороном, а сама в дом зашла. До того знакомо дверь заскрипела и половицы под ногами зашуршали, что Юлька невольно заулыбалась.
В горнице было прохладно и пахло чем-то вкусным. Настена Юльке обрадовалась:
- А я как раз надеялась, что ты заглянешь! Что ж ты Волчка на улице оставила. Или ненадолго вы? Вот и каша как раз поспела,- Настена достала из печи котелок, поставила на стол.
- Вот, с Волчком пришла, хочу, чтоб ты еще раз на него посмотрела, мама, - Юлька села на лавку, стала теребить в руках полотенце.
- Вижу, что не просто так, - Настена котелок отодвинула, тоже подсела к столу, приготовилась слушать.
Снаружи доносился веселый голос Волчка и задорное тявканье Ворона. Уютно было Юльке у матери, спокойно. И вокруг все такое родное, полки с лекарственными отварами и склянками, пучки трав над печкой сушатся, соскучилась она. Захотелось ни о чем не думать, расслабиться. Но Настена не дала:
- Не спи. Так что у вас там стряслось? С Волчком что-то опять?
Юлька рассказала матери про Красаву, про опасения свои.
Настена выслушала серьезно. Велела Юльке Волчка позвать.
Мальчик зашел, стал оглядываться по сторонам - давно здесь не был.
- Ну, здравствуй, Владислав Серафимович! – приветствовала его Настена,- Проходи, гостем будешь.
- Благодарствую, - пробормотал Волчок, смутился от такого приветствия.
Настена посадила его перед собой. А Юльке велела на лавку сесть, у стены. И помалкивать.
Сама стала расспрашивать мальчика ласково, в глаза заглядывая. Волчок сосредоточенно слушал, отвечал поначалу бойко. И про Бурея, и про Красаву. И про прогулки лесные. А когда замолчала Настена, взяла его за руку - замялся, на Юльку оглянулся.
Юлька ему улыбнулась, мол, в порядке все.
- На меня смотри, - приказала Настена.
Волчок нахмурился, посмотрел на нее исподлобья.
Настена снова заговорила. Голос ее звучал тягуче, усыпляюще. Ей уже показалось, что мальчик засыпает, но Волчок вдруг заерзал на лавке, поднял руку, стал ухо теребить и выглядел при этом совершенно бодрым и веселым.
Видела Юлька, что не получается у матери.
А Настена еще попыталась применить приемы разные ведовские, не хотела сдаваться. Только мальчишка совсем заскучал. Слушал невнимательно, приказы исполнял неохотно, и наконец, спросил, нельзя ли ему еще поиграть на улице.
Настена улыбнулась, почувствовала – хватит, разрешила во двор идти – поиграть с Вороном, который нетерпеливо у порога царапался, Волчка ждал.
А Юльке сказала:
- Внушению совсем не поддается, как Минька, только иначе. Не внушением ты его выходила, а любовью своей.
- Это плохо? - испугалась Юлька.
- Не хорошо и не плохо. Просто, так случилось.
- И лекарский голос на него не действует? - спросила Юлька.
- Заметила? Молодец. Я вот что думаю, - сказала Настена, - те, кто его до волков воспитывали очень необычные люди. Столько пережил малец, а душа чистая, не искалеченная. Впервые такое вижу. Не знаю, что выйти из этого может. Только Красава ему ничего не сделает, не по зубам он ей. А вот ты могла бы. Единственно, советую тебе, очень крепко подумай. Переделать его возможно, но очень трудно. И сломаться может. А нужно ли это, сама решай, раз взялась его воспитывать. А теперь зови этих разбойников, пока весь огород мне не вытоптали, кормить вас буду.
Ушла Юлька от Настены в глубокой задумчивости. Волчок бежал рядом как ни в чем ни бывало, словно и не над ним ведовские опыты проводили. Шалил, заставлял Ворона за собой гоняться, смеялся заливисто. Радовался вечерней прогулке с Юлькой.
И сейчас, откапывая очередной корешок, пытаясь не повредить отростки, Юлька представила, как Волчок смотрит на нее смеющимися глазками. Как же тут решать, это ж не чужой человек, это Волчок, и любит его Юлька такой любовью, что страшно ей ошибиться. Вот и мучается, и сделать с этим ничего не может.
Юлька вздохнула горестно и огляделась вокруг. Тихо-то как в лесу этим утром. Ни одна веточка не шелохнется, ни одна птица не поет, небо тучами заволокло и сумрачно вокруг стало, душно, как у нее на душе. Словно перед бурей все затаилось. Юлька заторопилась, проверила, все ли травы собрала, устроила туесок на спине поудобней, пошла быстрым шагом к крепости – что б в грозу не попасть.
***

Бурей тихонько открыл дверь в маленькую комнату, чтобы еще раз взглянуть на Волчка. Мальчик спал. Свернулся, как обычно, клубочком, ладошки под щеку положил, сопит тихонечко. А волосы – всклокочены, торчат во все стороны. И, как всегда, при виде этой картины у Бурея на душе потеплело.
Прибежал к нему Волчок после встречи с отцом Михаилом. Рассказывал, как ему понравилось в церкви, как хорошо там, спокойно и свечи чуть слышно потрескивают. И что ему священник о Боге говорил. Только не все понял и еще пойдет, как-нибудь потом. И что долго поговорить не удалось, так как отец Михаил болен и быстро устает. И что тетка Алена, добрая и сильная пришла и увела священника домой.
Бурей мысленно улыбнулся. Впервые слышал, чтоб Алену доброй называли. Видно, понравилась она мальчишке.
Ворон у кровати пошевелился во сне, старшина прикрыл дверь, не стал тревожить сон мальчика.
Досталось ему сегодня. Устроил ему Бурей тренировку после обеда, и на лошадях в лес съездили, и лук учил в руках держать, и кое-какие приемы борьбы показал. К вечеру Волчок умаялся так, что над тарелкой носом клевал. Смешно было наблюдать, как он силиться казаться бодрым, показать, что все ему нипочем, заслужить хотел одобрение старшины. А потом уронил голову на стол и заснул. Пришлось нести его в комнату спящего, к Ягодке холопа отправлять с извещением о месте его ночевки.
Спит пацан теперь без задних ног. Никакие прогулки по лесу ему не нужны. Бурей, весь день ловивший на себе восхищенные взгляды мальчишки, чувствовал себя довольным и благодушным как никогда.
Вот и решение проблемы с этими вольными прогулками. Права Ягодка, занять Волчка надо делом. Слишком он живой для своего возраста, так и заниматься с ним надо по полной. Чтоб каждый день вот также засыпал. А как это Ягодка сделает? В академию пристроить хочет! К Михайле!
Вроде и толково все у внука Корнеева устроено, да только Бурею это как кость в горле. Очень не по душе было старшине смотреть на усиление боярича, на манеру его всех в Академии под себя строить. И кем бы там Волчок стал? Ведь не чужой он ему теперь, роднее никого нет у старшины. И означать это теперь для Бурея может только одно, что невместно ему - потомку знатнейшего рода сына своего держать в непонятном положении.
А если и отдавать в учебу к Мишке, то за плату полную, чтобы ясно было - не случайный человек - сын его, Бурея, потомка первого сотника - Александра-Харальда.
Но лучше бы Бурей сам его обучал. Всему ведь сможет, а в чем-то и в академии ему равных не найдется. Ну а грамоте – отца Михаила попросить можно.
Одна беда – Ягодка. Ох, нелегко уговорить ее будет, да и удастся ли, как знать. Вот если бы Волчка заинтересовать. Хорошо бы сам захотел у старшины учиться. Может, и Ягодка прислушалась бы. Но вот чем только?
Что Волчок любит, о чем сам мечтает?
Бурей размышлял, строил планы, мерил горницу шагами. Беситься стал, что мысли нужные в голову не идут. А решать что-то надо. И решение должно таким быть, чтоб не только его, но и Ягодку устраивало.
Расстегнул ворот – душно было, весь день гроза собиралась. Подошел к окну, распахнул настежь, но легче не стало. Будто даже природа против него восстает!
А злился, потому что не привык в своих поступках ни на кого оглядываться, а тут пришлось. Нельзя было Ягодку обидеть!
За дверью послышались торопливые шаги, потом последовал осторожный стук. Бурей остановился, рявкнул сквозь зубы:
- Что надо? – подумал - совсем распустились, среди ночи смеют беспокоить.
В комнату просунулась голова холопа - увидел нахмуренное лицо Бурея, сжался:
- Спросить я хотел, вечерять будете?
- Пошел прочь, - тихо произнес Бурей. Но такая угроза прозвучала в этом голосе, что холопа как ветром сдуло.
А за окном гром прогремел, далеко где-то, словно небо отозвалось на гнев старшины. А минуту спустя ливень хлынул - такой сильный, ничего сквозь него разглядеть было невозможно.
Бурей высунулся из окна, подставил голову, под прохладные струи, почувствовал, как отпускает напряжение, гасится злоба. И стоял так, пока вовсе не упокоился.
И в голове прояснилось, решил спать пойти, а утром еще раз все обдумать. Да и с Юлькой поговорить надо будет. Что толку изводить себя, когда даже не знаешь, что она скажет.
Решил Бурей, что утром и поедет, все равно Волчка отвезти надо, а там все и прояснится.

***

Когда возвращалась из леса, где собирала травы, недалеко от переправы повстречался Юльке Стерв. Поклонился еще издали. Поняла Юлька, что поговорить хочет, подошла. Поздоровались, Стерв заговорил с ней о Волчке, чему Юлька почти не удивилась.
- Может и зря я, Юленька, тебе это рассказываю, только решил, что должна ты знать. Больно дело необычное, - говорил Стерв размеренно, словно не торопится никуда, - Охотился я, эдак с неделю назад на кабана. Удачная была охота, только здоровенный кабан оказался – один не потащишь, а оставлять тоже – неправильно – зверья то в лесу хватает.
- Дядька Стерв, - воскликнула Юлька нетерпеливо, - ты ж о Волчке рассказать собирался.
- К тому и веду, Юленька. К тому и веду. Укрыл я тушу – как получилось, веток, там, накидал, листьев, земли, как водится. И пошел за подмогой – в крепость, значит. И совсем не ожидал, что так далеко от крепости Волчка повстречаю. И не то чтобы повстречал, а издали увидел, как тот с медвежатами играть вздумал. Ведь, дело то какое – лес, он для меня, как дом родной, мало что удивить может, а тут даже в груди похолодело. Понял, что появись в этот момент медведица, ничем Волчку помочь не успею.
Юлька ахнула.
- Да обошлось, не допустили светлые боги, поиграл немного Волчок с ними, позвал Ворона и зашагал к крепости, как ни в чем не бывало. – Стерв пожал плечом, поправил нож на поясе, кашлянул. - Я уж, было дело, окликнуть хотел, да не решился. Не очень-то жалует меня Волчок твой. Исподлобья смотрит. Ну да я не в обиде. Вот решил тебе рассказать, да не с руки все было.
- Как же так, дядька Стерв! Как же он не боится то?
- Да ты не пугайся, - Стерв покачал головой, - не обычный малыш, и на дерево залезть сможет и еще какую хитрость придумает. Да и чувствует он зверя, понимает о них побольше, чем охотник иной. Так что это я так, Юленька, к слову все рассказал.
Не успокоили Юльку эти слова, еще больше задумалась, как отвадить малыша от лесной жизни. Запретить не получится, занять надо. С Буреем бы потолковать, добиться наконец ответа. И про медвежат рассказать, что б понимал, что не просто это ее прихоть девичья, а опасность для мальчика реальная.
Потому, когда приехал вечером от Бурея холоп, сообщивший, что Волчок в доме старшины ночевать остался, велела ему Юлька передать ее просьбу хозяину, что ждать Бурея по утру будет, что важное дело у нее к старшине.
И поблагодарить его попросила, что упредил о Волчке.
Холоп откланялся, а Юлька долго еще заснуть не могла, слушая грозу и нелегкий разговор с Буреем представляя. Мишку то она уговорит, а вот Бурей Волчка сыном кличет, может и заартачиться. Не в восторге он от Лиса Бешенного.
Так и заснула, ничего не придумав.

***
Утром Бурей привез Волчка и вроде бы удивился, что ждут его. Юлька заподозрила, что холоп что-то напутал, или не передал, но говорить старшине этого не стала – не хватало еще, что бы из-за нее холопа прибил.
Волчка отослала завтракать с Сенькой и десятком младшим, а сама согласилась на прогулку с Буреем поехать, считая, что в дороге, без многочисленных свидетелей, разговаривать будет легче. Бурей так же считал, потому и позвал.
Волчок послушно пошел в столовую, но без особого желания. Не очень хотелось ему заниматься с ними, потому и удирал в лес вместо занятий. Не любили его мальчишки. А за что – непонятно. Дразнили разными прозвищами обидными, когда рядом Сеньки не было. Потому, как брат боярича хорошо к нему относился. И младший десяток Сеньку уважал.
А началось все с того, что подрался Волчок с Приблудой, который не так давно в десятке Сеньки появился. Привел его отец, упросил Михайлу Фролыча в младший десяток взять. Вот и взяли. А Приблуда Сеньку почему-то побаивается, а за спиной вечно козни строит, вот подговорил остальных Волчка травить – не нравилось ему, что Волчок и сильнее его и внимания на подначки его не обращает. А побил его Волчок, за то, что о Юльке плохо отозвался – сказал, что у нее ночью коса в змею превращается. Про Юльку после этого Приблуда ничего не говорил, а вот обзывался в свое удовольствие. И оттого, что Волчок на это внимания не обращал, только еще больше злился.
Вот и не хотелось мальчику с ними ни хлеб преломить, ни кашу из одного котла черпать. И кисель сладкий был не в радость, теткой Плавой сваренный. А Юльке не сказать – расстроится, а еще хуже – Бурею расскажет, и тогда… А что тогда Волчок сказать не мог, но чувствовал, что не понравится это старшине.
Вот и сегодня, за завтраком, косился на него Приблуда, опять пакость какую-то замышлял. И тоскливо Волчку стало от этого.
Но гулять идти не хотелось, чувствовал, что Юлька с Буреем не просто так кататься поехали. О важном говорить будут. А вдруг о нем, о Волчке. Дождаться хотел.
Вот и пошел вместе с мальчишками смотреть, как старшие на мечах учатся сражаться. Только наставник Алексей прогнал их, потому что мешали возней своей и разговорами. А все из-за Приблуды.
И на берег Волчок с ними поплелся. Даже Ворона рядом не было, у Бурея дома остался. Лапку повредил где-то, так старшина сам ее перевязал и сказал, что отлежаться ему надо несколько дней. Скучно было без Ворона, одиноко.
Волчок сел в сторонке, на траву, уставился на быстрые волны. А мальчишки сбились в кучу, что-то обсуждали бурно. Только Волчку не интересно было, чужим себя среди них чувствовал.
А ребята громче загомонили, и тут Сенька его позвал.
Все замолчали, уставились на Волчка с любопытством. А Сенька уселся на пенек высокий, принял вид важный и объявил.
- Я буду воеводой, а вы мои воины! Значит должны меня слушаться и все, что я скажу выполнять.
Все послушно стали полукругом вокруг Сеньки, а тот еще покивал благосклонно. Деда копирует, понял Волчок, только не очень то похоже.
- Приблуда, - все так же важно воскликнул Сенька.
- Я здесь, господин воевода! – отрапортовал тот.
- Где этот холоп, который руку на боярича поднять посмел?
- Здесь он.
И тут Волчок увидел в руках у Приблуды что-то живое.
- Щенок, - пояснил мальчишка, стоявший рядом, - Прошка его утопил, потому что больной уродился – все равно помрет, а Приблуда выловил.
- Не разговаривать, - прикрикнул Сенька. Потом более спокойно добавил, - Значит это… Будем казнь устраивать. Будет сей холоп повешен в назидание остальным.
Волчок не понял, что за казнь такая, но спрашивать не хотел. И почему этого щенка больного холопом называют. Жалко щеночка было – маленький совсем и слепой, попискивает тихонько. И мокрый весь. Наверно только что и выловили из реки.
- Веревка готова? - спросил Сенька.
- Готова, - откликнулся мальчишка рядом с Волчком и поднял над головой бечевку, которая до этого на поясе у него была навязана.
- Кто петлю умеет делать? - осведомился Сенька.
Все разом загомонили, а Сенька прикрикнул:
- Молчать. - И показал на Приблуду, - ты сделаешь.
Приблуда охотно взялся за это, но получилось долго – щенок мешал, а отдавать он его никому не хотел.
Наконец справился, и надел петлю щенку на шею.
Сказал довольно:
- Дернуть только надо.
Волчок похолодел – они ж убьют его сейчас. Зачем?
- Так, э-э, что теперь–то? – чуть растерянно произнес Сенька.
И тут Приблуда не растерялся:
- Кат нужен. /кат – палач др. - рус./
- Так, кто будет катом? – Сенька стал оглядывать всех, выбирая.
А Приблуда выкрикнул:
- У воеводы кат Бурей, а у тебя пусть его сын будет!
- Правильно, - обрадовался Сенька, - Волчок будет катом. Дергай за веревку!
Волчок был потрясен. Ушам своим не поверил, не ожидал такого от Сеньки.
- Не буду! – произнес твердо.
Приблуда и тут встрял:
- Ах, ты воеводу не слушаешь? Поперек воли боярича!
Услышав это, Сенька сразу крикнул:
- Не возражать! Я приказываю, значит будешь.
Все одобрительно зашумели.
- Не буду, - упрямо повторил Волчок, - и вам не дам. Вы же его убьете.
- Трус, - презрительно сказал Приблуда.
А Сенька вскочил с пенька, подошел к Волчку, взял конец веревки и сунул ее Волчку в руки.
- Ты кат, сын ката, ты и убить должен. Давай, дергай веревку!
Все затаили дыхание, а Волчок все смотрел на Сеньку, будто видел впервые. А Сенька красный стоял и злой, что Волчок все портит, потом снова крикнул:
- Дергай, я сказал! – И выругался, подражая деду. – Ядрена Матрена!
А Волчок все молчал и смотрел на него исподлобья.
Сенька не выдержал этого взгляда, отвел глаза, и вдруг выхватил у Волчка веревку и сам дернул со всей силы.
- Сдох, - сказал Приблуда, все еще сжимавший маленькое тельце.
У Волчка даже в глазах потемнело от ужаса и бессилия – ведь мог остановить и не остановил, не спас этого щенка беззащитного. Такой гнев в нем поднялся, такое бешенство, какого никогда еще не испытывал - не раздумывая, бросился на Сеньку. Повалил его сразу на землю.
- На воеводу руку поднял! – в восторге закричал Приблуда, - бей его!
И остальные, как будто ждали – навалились сверху, крик поднялся. Волчок дрался яростно, не мог простить им мертвого щенка.
И чем бы все кончилось – не известно, если б их крики не услышали.
В одно мгновение дежурный десяток раскидал их в разные стороны.
Один из них крепко держал Волчка, и как мальчишка не пытался, вырваться не мог.
- Тихо всем! – прикрикнул Демьян, мрачно оглядывая расцарапанные лица младшего десятка. И когда все угомонились, обратился к младшему брату:
- Десятник Семен! Доложить, что произошло!
Сенька отвел глаза, сжал губы, не хотел отвечать.
Волчок смотрел на Демьяна как зачарованный, ох, грозен был вид брата боярича, глаза гневные, рот кривится в злой улыбке – а ведь спас его. А Демка отвернулся вдруг от Сеньки и сказал растеряно:
- Вот, Минь, побоище устроили.
И тут Волчок Михайлу Фролыча увидел, который подходил к ним быстрым шагом.
- Десятник Семен! – гаркнул боярич с ходу, - Встать! Отвечать внятно и по форме!
Сенька поднялся с земли, вытянулся перед братом:
- Слушаюсь!
- Из-за чего драка?
Семен тяжело вздохнул и тихо сказал:
- Из-за казни.
Тишина вокруг встала. Все на Сеньку уставились.
Краем глаза Волчок заметил, что еще кто-то подошел, повернул чуть голову, увидел наставника Алексея, а еще подальше Бурей стоял с Юлькой, приехали, значит.
- Какой казни? – спросил Мишка.
- Играли мы, - воскликнул Сенька, и заторопился, - казнить надо было холопа, который руку на боярина поднял. А Волчок не хотел. И пришлось мне самому!
Боярич помолчал, оглянулся вокруг, спросил как-то осторожно:
- И кого казнили?
- Его, - и Сенька показал пальцем на берег. Волчок сразу увидел мертвого щенка с веревкой на шее. Снова колыхнулся в нем бессильный гнев. Лежит маленькое тельце так одиноко среди травы. И все увидели. Кажется, кто-то выругался из взрослых.
Михайла Фролыч откашлялся, спросил громко:
- А драка из-за чего?
Семен молчал и тут Приблуда выкрикнул:
- Волчок на него бросился!
Боярич посмотрел на Волчка пристально:
- Рассказывай, Владислав Серафимыч, как дело было.
Волчку рассказывать не хотелось, только Бурей же смотрит и Юлька. Он выпрямился, как мог с заведенной назад рукой, которую все еще отрок держал, больно было. Боярич это заметил, велел отпустить.
- Говори, - сказал Волчку.
- Сенька сказал, что я должен убить щенка. Потому что я кат, как отец мой. А я не хотел убивать!
По толпе пронесся вздох.
Волчок увидел, как дернулась щека у боярича, которая со шрамом, и глаза блестят – видно, что рассердился. Только на кого непонятно.
Мишка крикнул:
- Разойтись всем, - и обратился к Демьяну, - младший десяток увести. В казарму. Там все решим.

***

Только после ухода Мишки Юлька обернулась к Волчку, ахнула, рассмотрев лицо – все в царапинах и кровью измазанное.
- Где болит? – спросила быстро.
Волчок пожал плечами и поморщился. Не знал как сказать, но только сейчас почувствовал, что болит везде. Особенно рука, которую отрок заламывал.
Волчок стоял подавленный, понимал, что из-за него это все, что Бурей жизнью сейчас рисковал, под стрелы вставая на защиту своего сына! И потому старшина выглядит таким опасным и злым - только положил руку на плечо Волчка, сжимает легонько. И Юлька прибежала – почувствовала, что беда грозит. Собой их заслонила.
- Ну вот, Ягодка, сама видишь, - проговорил Бурей, напряженно, - выслушал я тебя сегодня, согласился подумать, только смысла теперь не вижу. Да ты его спроси, хочется ли ему здесь учиться, по душе ли.
И подтолкнул Волчка к Юльке.

А Юлька стояла расстроенная и сердитая, но Бурея послушалась, присела перед мальчиком на корточки, спросила, в глаза заглядывая:
- Волчок, по душе ли тебе будет, у батюшки твоего учиться, не в академии?
Волчок не ожидал такого, оглянулся на Бурея, словно поверить боялся, опустил голову, сказал еле слышно:
- Да!
А Бурей стоял мрачный, даже ответ ребенка не слишком порадовал, потому, как сцена на берегу до сих пор перед глазами стояла. И ведь понятно было, что жестокие дети даже не понимали, что творят, но заставлять Волчка исполнять роль палача, раз он сын его!!! Давно он такого унижения не испытывал. Прилюдно палачом его назвать! Только не кто-то это произнес, кого Бурей мог бы тут же на части разорвать, сам Волчок сказал. Откуда знать ему, какое это оскорбление для старшины обоза, кольцо серебряное имеющего, для потомка рода знатного!
Не задумывался раньше старшина над этим, плевал он на мнение окружающих и никто ему был не указ. А с появлением Волчка, многое в другом свете Бурею видеться стало.
Юлька вздохнула горестно. Но тут же сама улыбнулась.
- Ну, вот и решили! Дядька Бурей, неси его ко мне, осмотрю. Здорово ему досталось.
Бурей словно очнулся, подхватил аккуратно Волчка, понес вслед за Юлькой в ее камору.
Юлька стала деловито осматривать мальчишку, стараясь понять, насколько сильно он пострадал – все тело у него было в синяках. Особенно ребрам досталось и руке правой. Волчок даже не стонал, только зубы сжимал, когда очень больно было. Потому как Бурей стоял рядом. Наблюдал мрачно.
- Вот видишь, дядька Бурей, - заговорила Юлька, - побился сильно. Не дам его везти. Отлежаться ему надо. А вот дня через три оздоровеет – тогда и заберешь. А сейчас нельзя.
- Вижу, Юленька, всё вижу, - глухо сказал Бурей, тяжело ему было видеть маленькое тельце Волчка – все в сплошных синяках и кровоподтеках. Себя вспомнил, как его мальчишки избивали. Как же давно это было!
В камору осторожно постучали – на пороге стоял отрок.
- Десятник Антон, - отрапортовал он, - прибыл по приказу боярича! – Но под тяжелым взглядом Бурея закончил просто. – Надо бы Волчку к бояричу пойти. Разбираться будет. И, Юль, остальных бы посмотреть…
- Куда это он пойдет, - взвилась Юлька.
Но Бурей не дал ей договорить.
- Передай, что придет, - угрюмо сказал он, - невместно сыну моему за юбкой прятаться!
- Пойду! – тут же подтвердил Волчок.
Десятник Антон вздохнул обрадовано:
- Так и передам, - и быстро удалился.

***

Мишка вошел в казарму и остановился, разглядывая младший десяток. Лица бледные, перепуганные. Двое отроков стоят по обе стороны, с самострелами наизготовку – наверняка приказ Демки. Сам он сидел напротив, на лавке, поигрывая кнутом, как всегда – хмурый и мрачный. Кого хочешь напугает такая картина, не то что этих малышей желторотых. Малышей, живое существо без жалости замочивших, напомнил себе Мишка и сжал зубы.
Заметив брата, Демка вскочил. Но плеть из рук не выпустил. По Мишкиному знаку отдал приказ своим отрокам – встать снаружи – никого не пускать.

Мишка прошелся перед младшим десятком взад вперед, бросая искоса суровые взгляды, потом обратился к Демке, спрашивать стал отрывисто:
- Десятник Демьян!
- Слушаю, боярич, - глухо ответил Демка.
- Доложить, что видел!
- Наш десяток дежурил, - не торопясь заговорил Демка, - неладное заподозрили издали, побежали еще до того как крики услышали. Только драка больно быстро началась. Младший десяток – потому не стреляли. Драку остановили, раскидав их в стороны. Из-за чего случилась, знать не можем. Но, что они всей толпой на одного набросились, это точно, - Демьян глянул мрачно на детей и добавил с ноткой уважения в голосе, - но и он им навешал не слабо, мелкий а настоящий волчонок!
Сенька прятал взгляд, как раз ему больше всех досталось – глаз почти заплыл, губа рассечена, на лбу и на щеках кровь запеклась.
«За Юлькой послать надо бы, - подумал Мишка, - нет – рано!» Сел в приготовленное кресло. Мальчишки стояли, переминаясь с ноги на ногу. Подумал невольно: «Судья, блин. Устроил показательную казнь! Теперь расхлебывай! Не ожидали, сэр Майкл? И за что наказывать будем?»
- Десятник Семен! Рассказывай с самого начала! Говорить четко и только по делу!
- Минь…
Демьян только глянул в его сторону, Сенька понял, выпрямился еще сильнее и выпалил:
- Слушаюсь, боярич!
- Говори! – Мишка глядел жестко и скидки брату не делал.
- Пошли мы к реке. Приблуда щенка выловил…
- Это Сенька его увидел! – влез Приблуда.
- Молчать! – одернул его Мишка, - Будешь отвечать, когда спросят! Десятник Семен, продолжай!
- Выловил щенка, - твердо продолжил Сенька, зло глянув на Приблуду, - и говорит – надо бы казнь устроить – как тогда – с десятником седьмого десятка! А заместо десятника – щенок будет, все равно не жилец!
- Его Прошка утопить велел, - снова влез Приблуда.
Мишка почувствовал, как бешенство стало накатывать новой волной. Но удалось сдержаться. Подумал: «Ну, пой, пой, голубок, скоро по-другому заголосишь, обещаю!»
- Дальше, - сказал сквозь зубы.
- Мы решили такую игру сделать, я был воевода, а Волчок… Он же сын Бурея…
- Дальше!
- Отказался быть палачом! Пришлось самому за веревку дергать. А он так посмотрел! И как бросится – словно убить хотел! А дальше я не знаю – нас растащили.
- Десятник Семен! Как я понимаю, десятником тебе быть надоело, и ты передал командование Приблуде?
От холодного голоса брата Сенька поежился:
- Не передавал!
- Разве? Почему же он командовал?
- Он советовал только!
Мишка заорал:
- Ах, советовал! Тебе так понравились его советы? Или голову забыл где-то!
У Сеньки губа затряслась.
Мишка выдохнул и продолжил:
- Десятник Семен, ты лично видел, как Прошка щенка топил?
- Нет, - прошептал мальчик.
- Не слышу!
- Нет, - громко выкрикнул Сенька, - Приблуда видел!
Приблуда слегка позеленел, отвел взгляд от пронзительного взгляда боярича.
Спас его от дальнейшего допроса стук в дверь. В казарму вошел десятник Антон, за ним Волчок и Бурей. Десятник бойко отрапортовал, что задание выполнено. Мишка рукой указал, что бы там и стояли, Бурея решил в упор не замечать, хочет полюбоваться – да на здоровье, пусть стоит, может и к лучшему! Стал допрашивать следующего. Все говорили примерно одно и то же, понятно за Сенькой повторяли! Только Приблуда – которого Мишка оставил на последок, выдал другую версию.
- Сенька сказал…
- Десятник Семен! – жестко поправил Мишка.
- Десятник Семен первый щенка увидел, он из воды на берег выползал. Сказал – вытащить. Я и вытащил. Все равно полудохлый! Убить надо было, чтоб не мучился.
У Мишки щека дернулась от подобной наглости.
- После наказания – вы все будете полудохлыми – может сразу вас убить, чтоб не мучались!
Приблуда побледнел – почувствовал, что боярич не шутит.
- Я … это… не хотел.
- Не мямлить!
Приблуда отшатнулся от окрика – замолчал совсем.
- Отвечать! Почему допустили, чтоб на десятника напали?
- Не успели, - прошептал Приблуда.
- Ну так нестрашно, - криво улыбнулся Мишка, – накажем так, что на всю жизнь запомнишь – сразу успевать научишься!
Приблуда сжал губы и на глазах слезы выступили.
Мишка встал.
- Десятник Антон!
- Слушаюсь, боярич! – гаркнул от дверей отрок.
- Доложить, что сказал Прохор!
На Приблуду не смотрел, и так ясно, что не сладко парню.
- Слушаюсь, боярич! – Антон, не выказал удивления, повторил, что уже рассказал Мишке, только более официально.
Волчок, стоявший до этого слегка равнодушный, дернулся и губу закусил. Руки в кулаки сжались. Десятник Антон заметил, встал к нему поближе на всякий случай.
Мишка опять обвел взглядом мальчишек – все были так или иначе деморализованы. Шевельнуться боялись. Кроме Приблуды еще у двоих слезы выступили. Сенька держался. Смотрел на Мишку одним глазом, губу закусив, совсем как Волчок. Видно, что проняло его все же известие о щенке.
- Владислав Серафимович, - обратился Мишка к Волчку, - тебя мы уже слышали, можешь ли что-то добавить?
Волчок покачал головой, метнув на Приблуду выразительный взгляд.
- Тогда о наказании, - тихо проговорил Мишка, но в установившейся тишине, каждое слово звучало отчетливо.
- Десятник Семен получит шесть ударов плетью за то что, не справился с командованием, допустил драку, не смог разобраться в ситуации, допустил издевательство над слабым существом. Десятнику Семену предлагаю выбор – лишиться звания десятника, быть изгнанным из академии, тем самым избегнуть наказания. Десятник Семен, твой выбор! Отвечать громко и ясно!
Сенька часто задышал, уставился на плеть, потом перевел на брата отчаянный взгляд, сказал четко:
- Наказание!
Мишка вздохнул мысленно от облегчения и гордости – молодец, не сдался, видна кровь Лисовинов.
Остальным выбора не предлагал – объявил, что получат по пять ударов плетью за то, что не защитили своего десятника. Приблуда явно ожил, что его не выделили из остальных. Слезы тут же высохли.
«Дурак, все-таки! – подумал Мишка с некоторым даже сожалением, - Неужто не видит, что все всё поняли? Неужели думает, что на этом все кончится? Ну да это уже дело Сеньки. И судя по всему, не подведет».
Сенька, и правда, кинул на Приблуду многообещающий взгляд, но тот не заметил, засмотрелся на плеть в руках Демьяна.
- Теперь о тебе, Владислав Серафимович, - обратился Мишка к Волчку, Бурей при этом скрестил руки на груди, - Ты не являешься ни учеником академии, ни отроком Младшей стражи, поэтому вина твоя только в том, что подняли руку на боярича. Значит, подлежишь суду воеводы Погорынского боярина Корнея Агеича. Но ты вроде не холоп, Волчок?
Мишка с мстительным удовольствием заметил, как дернулся Бурей. Еще бы – холопу за это смерть полагается. А кто у нас палач?
Волчок кивнул:
- Не холоп, я – вольный людин.
- Тогда и спрос другой! По Русской Правде закон гласит, - и Мишка неторопливо произнес выученный когда-то текст, - Если кто-либо будет избит до крови или до синяков, то не искать этому человеку свидетелей; если же на нем не будет никаких следов (побоев), то пусть придут свидетели; если же не может (привести свидетелей), то делу конец; если же за себя не может мстить, то пусть возьмет себе с виновного 3 гривны вознаграждения потерпевшему да еще плату лекарю.
Волчок слушал внимательно, хотя вряд ли до конца понимал, о чем речь.
- Таким образом, - резюмировал Мишка, - Влад Серафимович будет обязан выплатить десятнику Семену виру в три гривны. Но прежде я хочу, чтобы ты, Влад дал ответ на очень важный вопрос. Хочешь ли ты учится в Академии и состоять под началом десятника Семена. Честь эта предлагается не каждому, ее надо заслужить. Я предлагаю подумать до конца наказания, а потом дать свой ответ.
Все мальчишки были явно удивлены таким поворотом, ожидая, что уж Волчку-то не жить. И на Волчка смотрели теперь чуть ли не с ненавистью, заглушившей даже на несколько мгновений страх перед наказанием.
- Младший десяток, снять рубахи! – приказал Мишка.
Мальчишки стали торопливо стягивать одежду через головы и обнажившись до пояса – выглядели еще более несчастными и испуганными.
- Десятник Демьян! – твердо произнес Мишка, желая покончить уже с этой экзекуцией поскорее.
- Слушаюсь, боярич!
- Приступайте к исполнению наказания! Десятник Семен выйди вперед!
Сенька сглотнул и сделал два шага на негнущихся ногах. Проявленная храбрость на мгновение покинула его, и он бросил на Мишку умоляющий взгляд. Но тот не глядел в его сторону, понимал, что Сенька должен пройти до конца, выдержать все и тем самым только укрепить свой авторитет у подчиненных. Демьян жестом указал Сеньке встать лицом к стене.
Надо было видеть, с каким гордым видом сделал это малыш. Уперся ладошками в стену. Мишка глянул на остальных – мальчишки смотрели с ужасом. Десятник Антон с явным сочувствием. Бурей смотрел на Волчка, словно остальное его не волновало. А вот выражение лица Волчка – было самым непонятным. Глаза широко распахнуты, губы сжаты. То ли удивлен, то ли обрадован, кто его поймет, Мишка отвернулся.
Демьян посмотрел на брата и поднял хлыст.
И так Мишке напомнило это сцены у проруби, когда Бурей казнил холопку и вот так же посмотрел на Корнея, что его затошнило. Тем более, что сам обозный старшина здесь присутствовал. Он сжал зубы и кивнул, надеясь, что Демка не перегнет палку.
Первый удар эхом отозвался от стен казармы. Кто-то из мальчишек закрыл глаза. Мишка задержал взгляд на Волчке. Выражение лица мальчика изменилось, он подался вперед и пристально смотрел на Сенькину спину загоревшимися глазами.
Мишку передернуло, подумал, что парень весь в Бурея, наслаждается зрелищем. Только старшина обозный никак наслаждения не показывал, продолжая смотреть только на сына. Но раздавшийся второй удар, прояснил ситуацию, Волчок дернулся, словно это его били и сжал кулаки. Взгляд немигающих глаз был по-прежнему устремлен на Сеньку.
Мишка теперь не мог оторвать от него взгляд. От третьего удара Сенька застонал, в глазах Волчка выступили слезы. Он сердито смахнул их рукой и крикнул:
- Стой!
Даже Демьян обернулся, с занесенной для удара рукой.
В одно мгновение Волчок сорвал с себя рубаху, швырнул ее на пол и бросился к Мишке, даже Антон не успел его задержать. Бурей резко вскинул голову, но ни слова не произнес.
Волчок глянул на Мишку горящими глазами и крикнул:
- Лучше меня бейте!
Мишка на несколько мгновений лишился дара речи, потом быстро произнес:
- Любой человек волен заслонить наказуемого своим телом.
Волчок шагнул вперед, чуть помедлив, оглянулся на Бурея, будто ища сочувствия и понимания. А старшина застыл, пристально глядя на сына. Плечи Волчка поникли, и дальше он пошел еще медленнее, с усилием даже, словно с каждым шагом все отчетливее понимая, что натворил. Мишке казалось, что он кожей чувствует его страх. А мальчишка остановился за спиной Сеньки, уставился на кровавые полосы на его спине, оставленные плетью Демьяна, решительно раскинул руки и уперся в стену ладонями, выгнув дугой худенькую спину, всю в синяках. Замер, упрямо вскинув голову.
«Гвозди делать из этих людей – не было б в мире крепче гвоздей, - без тени усмешки подумал Мишка, - такие люди меняют мир куда захотят, потому что для них – только Господь указ, а мир – нет. А мне то, что с тобой делать? Ох уж мне эти герои не ко времени и не к месту, джедаи, блин».
А Сенька, поняв, что удары теперь посыпятся на Волчка, что тот прикрыл его собой как щитом, чуть распрямился, обессилено привалясь к прохладным бревнам казармы.
Мальчишки смотрели, разинув рты. Десятник Антон удивленно вытягивал шею, явно восхищенный поступком пацана. Лишь выражение лица Демки не изменилось, он занес руку и перетянул плетью Волчка. Малыш дернулся.
Мишка понял, что удар был сильнее, чем до этого, по голой спине брата, однако ничего говорить не стал. Демка подождал, совсем как Бурей когда-то, нанес следующий удар, сделав его еще сильнее, Волчок вздрогнул всем телом, по-прежнему не издав ни звука. Мишка невольно оглянулся на Бурея.
Старшина стоял неподвижно, только глаза сверкали мрачным огнем, а вот прямо за десятником Антоном, на пороге стояла Юлька, вся красная от гнева, на щеках слезы, губы искусаны. «Блин, сказал же никого не пускать!» Мишка снова уставился на Волчка, затылком ощущая яростный взгляд лекарки.
Демка опять подождал, еще дольше, и последний взмах плети со свистом разрезал воздух, даже Мишка содрогнулся от глухого удара. На спине малыша лопнула кожа, кровь брызнула веером. Кто-то ахнул, а Волчок как-то замедленно повернул голову, улыбнулся Бурею такой улыбкой, что у Мишки в горле комок встал. Малыш оторвал руки от стены – и мягко осел на пол, потеряв сознание.
В последний момент Мишка заметил, летящую на него Юльку, от неожиданности, машинально увернулся, ухватил ее, чтоб не упала, и пока она не успела обрести равновесие, заорал ей в ухо:
- Им помощь нужна, дура! Помощь! Помоги им!
У Юльки в лице что-то поменялось, она стремительно приходила в себя. И уже почти обычным голосом крикнула:
- Пусти, придурок!
Мишка отпустил. Юлька метнулась к распростертому на полу, окровавленному телу малыша, над которым с ужасом склонился Сенька. Сам то еле на ногах держится, кровь капает – прямо на Волчка.
Успела бросить короткий взгляд на Демьяна и тихо произнести:
- Ненавижу тебя!
Демьян дернулся, потрясенный.
Юлька бешено оглядела всех, выискивая кого-то и наткнувшись взглядом на Антона, приказала:
- Ты, неси Семена ко мне, - повернулась к Бурею, который уже склонился над Волчком, зажимая рану его рубашкой, - дядька Бурей – скорей же бери его, надо быстро! Ты же видишь!
Бурей осторожно поднял мальчика, прижал к себе, молча двинулся за Юлькой к выходу.
А Мишка вдруг понял: «А ведь они побратимами станут, кровь смешали. Такое ведь раз в жизни бывает! И теперь они связаны такими узами… А надо оно мне? И к чему приведет? Да уж сэр Майкл, наломали мы дров...»

***

Только ближе к вечеру удалось Бурею покинуть крепость. Лишней минуты не хотелось ему здесь оставаться. Влад так и не пришел в себя, хотя это скорее из-за Юлькиных хитрых отваров – она и сказала – спать будет сутки. И лечила она его очень правильно – стянула края раны и наложила тугую повязку. Сказала, что зашивать нельзя – мал еще, итак все срастется. Знает в этом толк. Собралась сразу вся, ни слез, ни истерик, сказала, правда с угрозой:
- Попомнят Минька с Демкой эту расправу!
Но Бурей не дал развить мысль:
- Нет, Юленька, невместно тебе – девчонке, воинам за мнимые обиды мстить.
- Мнимые! – вскинулась Юлька, указывая на уснувшего Волчка. - Дядька Бурей!
- Он сам пошел на это! – отрезал Бурей, - отважный поступок совершил. Уважать его теперь будут. А будешь правду свою девичью искать, все испортишь. О Волчке подумай! Хочешь, что бы помнили только о том, что пороли его, обесценить поступок достойный, уважение – в жалость превратить?
- Нет,- удивилась Юлька, - я только чтоб поняли…
- И без тебя понимают! Не дети уже. Мечами опоясаны! Думаешь, не мог я их остановить?! – Бурей хохотнул издевательски, страшным стало лицо его. Юлька охнула тихонько - за Мишку испугалась. Но старшина качнул головой, сказал сурово: - только о сыне я думал – не о себе. А мое вмешательство – не жалость – ненависть бы породило. И чем бы лучше Волчку от того стало? Чтобы, как я рос?…
Бурей оборвал себя, отвернулся от Юльки, застывшей от удивления и страха. Увидел входящих в двери малышей, под конвоем Демкиных отроков, кивнул Юльке:
- Ну, что стоишь? Займись мальцами, отвлечешься!
Юлька повернулась к дверям, оживилась, пошла им навстречу. Сразу над ними захлопотала, Матвея вызвала, девкам своим задания раздала, навела порядок, не хуже десятника.
Остальные малыши Сенькиного десятка отделались куда легче. Несколько красных полосок крест накрест легших по спинам - всего делов - пройдет за пару дней - опытным глазом определила лекарка.
А вот чтобы осмотреть спину Приблуды Юльке пришлось очень постараться, хотелось-то иное с ним сотворить, а что она и сама точно не знала... Потому, чтоб судьбу не искушать, кликнула Матвея, ему Приблуду поручила.
Понял Бурей, что уходить пора, нечего ему там делать дальше. Невместно. С Юлькой не попрощался, не до того ей было. Погладил сына по голове, вышел молча.
Переправился Бурей на другой берег и поскакал к Ратному, стараясь бешеной скачкой заглушить воспоминания. Ветер, налетавший порывами, не мог охладить его голову, горящую как в огне. Плохо было старшине, так плохо, что провалиться хотелось сквозь землю, разбить голову о камень, убить себя, лишь бы не думать, не понимать, не вспоминать. У него словно глаза открылись сегодня – когда Волчок его палачом назвал. И все, что за этим последовало, только еще больше поддерживало его в понимании – невозможно теперь отмести в сторону вопрос: кто он? Человек или чудовище в образе человека? Потомок знатного рода, воин среброколечный или палач, отец Волчка и пример для подражания – или урод, потерявший человеческий облик, проклинаемый людьми и небесами.
Хуже всего было то, что методы Михайлы пришлись Бурею по душе – все ведь правильно сделал – и десятника наказал больше других, и беспредел среди мальцов остановил. А то, что Волчок испробовал плеть – так это честь для него, так воин поступил бы, не мальчишка. Гордился Бурей этим поступком сына, но не легче от этого было. Теперь он понимал, как это страшно, когда родное существо у тебя на глазах от пыток сознание теряет, а ты, такой здоровый и неустрашимый, сделать ничего не можешь!
А он-то как казнил! Что Демьян! Сосунок, мальчишка! От ударов старшины не такие раны случались! От криков его жертв даже воины матерые бледнели. Но то казнь, а это… Но тут припомнились Бурею эти крики – все сразу, аж уши заложило. Жутко стало старшине, себя со стороны увидел. С силой хлестнул коня. Полетел стрелой.
Сколько новых чувств породил один только день, а ведь думал Бурей, что все уже испытал на своем веку.
В Ратном Бурей проскакал по улицам, распугивая кур и гусей, да и баб заодно, спешивших куда-то. Во двор влетел на полном скаку, не глядя, бросил поводья, спрыгнул с коня и заорал, широким шагом направляясь к крыльцу:
- Пива мне! И если хоть одна тварь будет мешать…
Никто мешать и не собирался, и даже запотевшая, прямо со льда, корчага с пивом на столе ждала, когда он ввалился в горницу. И как успели? Впрочем, Бурея это совершенно не интересовало. Он тяжело опустился на скамью и налил себе полный кубок. Пил большими глотками, будто жажда его мучила.
А на самом деле боль хотел заглушить, разливающуюся в сердце. За окном текла жизнь, доносился скрип ворот, мычание коров, возвращающихся с пастбища, приглушенные голоса холопов. А старшина словно выпал из той жизни.
Тихо вошла холопка, внесла еще одну корчагу с пивом, но под взглядом Бурея едва не выронила ее, отшатнулась. Поставила на стол, попятилась к двери. А Бурей уже и не смотрел, о другом думал, о Волчке, таком маленьком и мужественном, страшно ему было, а ведь шел, защищая свою правду.
А старшина, что хорошего было в его жизни. Не любит его народ! Боится – да, ужас он легко внушает. Только нет в том сладости, нет удовольствия.
Бурей опрокинул в себя еще кубок, налил снова. Глухо хлопнула внизу дверь, засмеялась девка тихонько, благодарила кого-то. А к Бурею когда-нибудь испытывали благодарность? Нашелся бы в Ратном хоть один человек, который понимал его, улыбнулся бы ему просто так, а не глаза отвел? Да и кто же палачу улыбнется?
Вспомнить только, как Михайла на него смотрел, как на воплощение зла. А братец его Демьян? Темная личность! Ради Михайлы, готов был, на старшину бросится. Словно наплевать ему было, что живым не останется.
Бурей сжал голову руками, застонал глухо. Еще пива плеснул, выпил залпом, потом еще…
Мысли в голове тяжело ворочались, звуки улицы уже не слышал, в голове то и дело вставали видения прошлого и настоящего, переплетаясь причудливым образом. То Волчка видел, под ударами плети, а то вдруг казалось, что это он, Бурей его бьет, а потом оказывалось, что и не Волчка уже, а девку обнаженную, у проруби. А Влад рядом стоит и смотрит серьезно в глаза прямо, и сжимает кулачки, предлагает его бить вместо нее…
А потом вдруг проснулся резко. С трудом осознал, что это сон. Снова потянулся к корчаге. Которая это, третья или пятая за ночь? А какая разница? Бурей плеснул немного, выпил, глянул в окно, понял, что утро уже. Только ему безразлично это было. Тоска наваливалась с новой силой, трудно было бороться с ней, да и не хотелось уже. Снова налить хотел, но в корчаге пиво закончилось.
Хотел крикнуть холопов, передумал, поднялся тяжело из-за стола, бежать хотелось от самого себя, безумство какое-нибудь совершить…
Подошел к окну, понаблюдал немного, прислонившись лбом к стеклу, как холопы во дворе суетятся. Думать стал, только получалось плохо. На свежий воздух решил идти. Но от двери вернулся, достал из сундука мошну тяжелую, заткнул за пояс. Решение смутно в голове рисовалось. Еще подумав, снова сундук открыл – вынул вожжи новые, отделанные серебром. Поднялся – голова слегка закружилась, постоял немного – и пошел из дома, повесив вожжи на плечо. Холопы разбегались с его пути, а он даже не глядел на них. Шел себе неспешным шагом, не глядя по сторонам.
Уже по дороге, за ним стали увязываться мальчишки, чувствуя, что что-то происходит. Непривычно им было видеть обозного старшину таким странным на улице – среди бела дня. Да еще с дорогими вожжами на плече, концы которых волочились по земле. Приближаться – не приближались, а до площади главной проводили. А Бурей пока шел, почти весь хмель из него повыветрился – то ли от свежего воздуха, то ли от решения принятого, а может, просто оттого, что здоровье имел отменное.
Бурей вышел на середину соборной площади, огляделся неторопливо и тут вдруг стал бить в било, сзывая народ как на пожар. Бил долго. Пока колотил, отрезвел окончательно, и ясность в мозгу необычайная образовалась, такая ясность, что может раз в жизни и бывает.
Ратнинцы сбегались со всех сторон, не понимая, что происходят, но, натолкнувшись взглядом на страшную фигуру Бурея, замирали в недоумении. Так что, когда старшина закончил, собралось почти все население Ратного, включая баб детей и холопов.
Бурей повернулся к толпе и встал, гордо вскинув голову.
Тишина установилась, все ждали.

***
Пробуждение не принесло Волчку обычной радости, голова казалась тяжелой, глаза открываться не хотели. Ноющая боль во всем теле, на каждое движение отзывалась. И рука затекла, и на животе лежать было неудобно. Попробовал повернуться, но спину обожгло новой болью. Он застонал тихонько, застыл, ожидая, когда отпустит.
- Волчок! Влад, - позвал рядом осторожный шепот Сеньки, - ты проснулся?
Волчок повернул осторожно голову, разлепил глаза, увидел Сеньку, сидящего на соседней лежанке. Смотрит на него весело, блестя одним глазом, а второй повязка прикрывает – наискосок через голову.
- Проснулся, - буркнул Волчок, и тут разом воспоминания нахлынули. И щенка вспомнил в руках Приблуды. И ярость на лице Бурея. И Сеньку у стены, под ударами плети. Понял, почему больно так.
- Юлька сказала, что до вечера спать будешь, - продолжал Сенька все так же тихо, - беспокоить тебя не велела. А я все ждал. Остальных-то уже отправили. У них все быстро заживет. Вот мы с тобой одни тут остались. – Голос его вдруг стал злым. – И Приблуда еще! Вон у стены дальней лежит. Его Матвей лечит.
- А Юлька где? – спросил Волчок.
- Тише ты! – прошипел Сенька, - В любой момент вернуться может, мне тогда попадет, что я тебя тревожу!
- А чего тогда, - Волчок даже улыбнулся, - тревожишь?
- Поговорить хочу, - нахмурился Сенька.
Волчок опять повернуться попробовал, чтобы Сеньку видеть лучше. Устроился на боку, замер, покрывшись холодным потом. Вздохнул осторожно. Увидел, что Сенька смотрит на него с уважением:
- Больно? – спросил он.
- Немножко, - сказал Волчок сквозь зубы.
- Мне тоже больно, - признался Сенька, - Только тебе в сто раз сильнее досталось. Так Матвей сказал.
- А-а-а! А что ты сказать мне хотел?
Сенька смутился вдруг, отвел глаз в сторону, потом решительно снова глянул на Волчка:
- Будешь моим другом?
- Да, - Волчок улыбнулся. А Сенька тоже расплылся в улыбке, видно не легко ему этот вопрос дался.
- А знаешь, сколько ты спал, - оживился Сенька, - ночь целую, а потом еще день и еще ночь! А сейчас утро почти и Юлька только ушла – все около тебя сидела.
- А я и думаю, почему так есть хочется, - признался Волчок.
- Вот, - Сенька порылся за пазухой, вытащил корку хлеба, - Сухая, правда. Сейчас за водой схожу.
- Не надо, - остановил Волчок, - потом.
Взял корку стал ее грызть – действительно черствая была.
- А сколько народу вчера приходило, - продолжал Сенька, - на тебя посмотреть хотели. А ты все спал. И Юлька всех прогоняла. Даже Миньку.
- А кто еще был? – заинтересовался Волчок.
- Мама приходила с Анькой и Машкой, - стал перечислять Сенька, - пирожки вкусные принесла, - и добавил смущенно, - только я съел все.
- А еще кто?
- Роська еще, Митька, даже Красава с Саввой. И наставник Илья. Сказал, что хороший сын у Бурея растет. Это о тебе он.
- И все? - спросил Волчок.
- Нет, еще были. Да всех и не вспомнить.
- А батюшка мой?
Сенька огорчился, понял, что для Волчка это важно, покачал головой:
- Нет, не было. Наверно, сегодня придет. Он же понимает в лечении – знал наверно, что спать будешь.
- Наверно, - согласился Волчок и повеселел. – Хочешь, тайну тебе расскажу?
- Хочу, - глаза у Сеньки загорелись. Подался вперед, но тут же оглянулся, посмотрел, спит ли Приблуда.
- Лучше потом, - сказал огорченно, - А то вдруг не спит, притворяется. С него станется. Сказали, что позавчера он после второго удара в обморок упал, а пацаны уверены – что притворялся.
Волчок хотел оглянуться на Приблуду, но не смог, побоялся, что опять больно будет. И Сенька его удержал:
- Ты, это, не вертись! Нельзя же! Да и чего на него смотреть-то!
- Но ты же смотришь, - возразил Волчок.
- А я теперь с него глаз не спущу! – жестко ответил Сенька, - Минька сказал, выгонять его не будет. Ну, ничего! Выйдем отсюда, разберемся. Я все-таки десятник!
- Казнишь его? – поинтересовался Волчок.
Сенька густо покраснел:
- Нет, ты что! Минька сказал, что есть вещи и похуже. Только… я еще не придумал какие.
Тут оба обернулись на шум, идущий от дверей. Вошло сразу много народу, Юлька выбежала из своей каморы, хотела путь преградить, но Илья, возглавлявший процессию, шепнул ей что-то на ухо, она и отступила, заулыбалась даже.
Илья, а с ним несколько отроков, Роська и Прохор, расселись на лежанки вокруг Волчка. Сеньку потеснили, так он к Волчку пересел, не хотел пропустить что-то интересное.
- Приветствую тебя, Влад Серафимович, - начал Илья, улыбаясь сквозь усы и поглаживая бороду, - Был я вчера в Ратном, да наблюдал дела небывалые. Вот и решил тебя порадовать рассказом.
- Здравствуй, дядька Илья! – удивленно и обрадовано ответил Волчок, не ожидал, что сразу столько народу навестить его придут. Оглядывал всех, хотел, было сесть, но Юлька не дала:
- Лежи! Итак, все услышишь.
- А рассказать я тебе хочу, - продолжал Илья, - про славного старшину обозного, Серафима Ипатьича, батюшку твоего.
У Волчка даже глаза засветились от радости. Не мог ответить ничего, словно весь в слух обратился.

***
Бурей медленно оглядывал все лица, потом поднял руку, показывая – говорить буду. Прокашлялся и неспешно заговорил в полную силу своих легких:
- Люди добрые! Славный народ Ратнинский! – он сделал паузу, а народ заметно оживился, переглядываясь друг с другом. Бурей продолжал: - Долго мы живем рядом да все не по сердцу, ровно чужие!
- Упился, - прокомментировал Фадей Чума негромко. На него зашикали. Все ждали в нетерпении, что им старшина поведает. Бывший обозник Илья, по случаю, тоже в Ратном оказавшийся, глядел на это чудо, глазам поверить не мог.

***
Рассказывал Илья с удовольствием, чуть напевно. Отроки вокруг замерли, смотрели на него во все глаза. Волчок рот открыл от удивления, не слышал еще таких рассказов.
А Илья продолжал:
А и пришел Бурей,
Да не просто так,
А принес он с собой вожжи новые,
Вожжи новые, серебром изукрашенные,
На плече висят, землицу краями подметают,
А за поясом мошна заткнута тяжелая.
Ухватил он мошну тяжелую
И развязал тесемки шелковые,
Опрокинул на землю сыру
И потекли покатились по площади
Да под ноги могутные Буреевы
Золотые и серебряные монеты видимо, не видимо.
А он стоит да посмеивается,
Глядя на лица воев и селян,
Пнул носком сапога сафьянового,
Россыпь драгоценную и слово молвил…

***
- Вот позвал я вас, - продолжил Бурей, - чтобы бороться со всеми вами! – и добавил с едва заметной издевкой, - Уж не откажите, люди «добрые».
Толпа заметно заволновалась, переговариваться друг другом стали, выясняя, уж не ослышались ли они. Были и такие, кто откровенно этой ситуацией наслаждались. Никто не ожидал от старшины такого, и многие еще не решили, как к этому относится.
Бурей снова окинул взглядом народ, заметил боярина Корнея невдалеке, восседающего на коне. Смотрел воевода как-то непонятно, но и чуть осуждающе.
- О! – Воскликнул Бурей. - И воевода-батюшка явился, не запылился! Челом бью тебе, Корней Аггеич, отец ты наш родной!
Люди стали оглядываться на воеводу, а тот лишь усмехнулся в ответ на слова старшины.
- Вот! – громко произнес Бурей и, вынув из-за пояса мошну, поднял вверх, чтобы все видели. Потом развязал тесемки и стал высыпать на землю содержимое – много разных монет, которые тонкой струйкой падали на землю, раскатывались, звеня, у его ног. Старшина насмешливо наблюдал, как пристально все – и воины и селяне - уставились на монеты.
- Вот, - продолжал Бурей, - народ Ратнинский! Хочу об заклад с вами биться на всю эту малую мошну.
Народ заметно оживился. На многих лицах стали улыбки появляться. Все больше их удивлял старшина.
- А что за условия? - подал голос кто-то из воинов, несколько голосов его поддержали. Поднялось волнение.
Бурей снова поднял руку, и все сразу замолчали, не желая упустить ни единого слова.
Старшина продолжил:
- Вызываю на честную борьбу вас всех! Условия предлагаю такие: ежели одолеете меня, то все это золото, - Бурей пнул монеты кончиком сапога, - будет вашим. Если не одолеете, - он снова медленно обвел всех взглядом. Напряжение нарастало. Всех разбирало любопытство, что же потребует Бурей. – А если не одолеете, - все также неторопливо повторил Бурей, - тогда с каждой избы мне по чарке зелена вина поставите, да не просто так, а с поцелуем от каждой хозяюшки, да красных девиц, да еще с поклоном, как дорогому гостю желанному.
Миг еще держалась тишина, а потом заговорили все разом, а уж бабы то все раскраснелись, никак не ждали таких странных условий. И снова Фаддей Чума крикнул, перекрывая шум толпы:
- Как биться будем, старшина? Воины шумно его поддержали.
Бурей сдернул с плеча новые вожжи, украшенные серебром и поднял вверх. Толпа вздохнула.
- На вот этих вожжах, - заявил Бурей, - устроим перетягу. На одном конце я, раб Божий Серафим, а на другом – все вы, сколько вас ухватиться сможет. Принимаете ли вызов, люди добрые?
- Принимаем, - раздалось сразу с разных сторон раззадоренные мужские голоса. Волна народу придвинулась ближе, стали выходить самые здоровые мужи, решать, кто будет тянуть.
Бурей стоял, все также насмешливо глядя, как выходят по одному, по двое, в основном воины и берутся за вожжи.
Собралось не мало мужей крепких, да все мало Серафиму, еще кличет, мало ему чести такой, хочет чтобы все мужи с ним разом сразились, поборолись в борьбе честной.
Стали еще выходить, шум возбужденной толпы нарастал, споры начались, кто победить может.
И тут раздался зычный голос воеводы, перекрывший все звуки:
- А и забедно тебе, Серафим Ипатьевич, одному с ратнинскими мужами ратиться? Не возьмешь ли к себе в дружину меня, старого воина, Корнея Лисовина?
С этими словами, проехавший сквозь толпу Корней, спрыгнул с коня и поклонился Бурею.
Бурей прищурился на воеводу, подумал, поклонился с достоинством:
- Приму тебя, Корней сын Аггев, в дружину свою. Вставай за мной.
В народе изумленно ахали.
Вперед вышел Сучок – невысокого роста, щуплого телосложения, выпрямился перед старшиной и громко спросил:
- А не примешь ли в дружину и меня, человека никчемного? – И тоже поклонился с достоинством.
- Вставай, коли, не шутишь, позади воеводы Погорынского, брат Сучок - кивнул Бурей.
***
Отроки вокруг улыбались, а Волчок, не отрываясь, смотрел на Илью, ловил каждое слово.
«И снова голос раздался,
Вышел человечек чужой лысый,
Да ростом не великий, и вопросил смиренно,
Да с земным поклоном.
А не примешь ли в дружину свою богатырскую
И меня человека никчемного?
А кто ж ты такой, да как прозываешься?
Сучком зовусь, старшина артельный.
Ну вставай, брат Сучек в ряд,
Да позади воеводы Погорынского.
И только тянуть думали,
А и снова глас раздался могутный,
Весь народ ахнул на площади,
А и светлый атаман, Серафим Ипатич,
Да и меня прими в дружину свою пресветлую, не погнушайся.
Это ж как ты с нами мужами ратными,
Будешь вместях ратиться?
А и проверь силу мою, ежли сумлеваешся.
И протянула Серафиму сыну Ипатьеву руку Алена,
И принял он ее с поклоном и словами такими,
Принимаю и тебя в дружину свою,
Становись за старшиной артельным.
Уж тут все думали, что тяга начнется,
Как снова глас раздался будто небесный,
И вышел пред атаманом дружины богатырской,
Да человек да в одеянии чернецком…»
***

Хотел Бурей уже дать команду начинать, как отец Михаил дернул его за рукав.
Улыбаясь глазами и словно даже помолодев, батюшка произнес:
- И меня прими, Серафимушка, ибо братья мы во Христе.
Бурей склонился перед священником в глубоком поклоне:
- Велика честь заедино с тобой отче святый быти. Господь с тобою. А ежели ты с нами, кто на ны!? Становись и ты в ряд.
Наконец все встали, крепко держась за вожжи и Бурей, обернувшись к толпе, громко крикнул:
- А теперь бороться будем!
В одно мгновение началась борьба, сначала ратнинские воины смогли немного на себя перетянуть, но Бурей потянул всей душой, всем телом, каждой жилкой малой, почувствовал как Алена и Корней поднатужились. И тут резким рывком, славная дружина Бурея повалила всех противников на землю.
Криков раздалось очень много. И радостные и разочарованные.
Отдышавшись, Бурей снова поднял руку и крикнул:
- По чести ли мы победили?
- По чести, старшина, - раздалось со всех сторон.
- Тогда, - снова повысил голос Бурей, - устроим мы пир!

***
«Ухватились сильномогучие, - рассказывал Илья, - уперлись в землицу утоптанную сапогами сафьянными и потянули с силой богатырской, да так, что зазвенели вожжи крепкие как тетивы лучные на ветру, разом весь гурт мужей ратнинских и опрокинули».
Ребята зашумели радостно, и Волчок улыбался, горд был за батюшку своего.
- Дальше, дядька Илья, - попросил Сенька.
Все его поддержали и Илья, довольный таким вниманием, продолжил:
По честному ли боролись мы с вами, мужи ратнинские? – вопросил богатырь Серафимушка.
- По чести, по чести – отвечали ему вои и селяне.
- А и устроим мы нынче пир, да обойдем все дома, и попотчуют дружину нашу богатырскую по уговору! Быть по сему!
А потом он в каждой избе девкам, кто лучше поклонился, да вина подал и поцеловал его, одарять из той мошны стал.
Кто с душой целовал той злато, кто не шибко - серебро, а кто без души вовсе - тем медный грош. Так всю мошну и раздарил гость дорогой,
гость жданный.
И вот что скажу - всегда будут те немногие кто за спину Бурея встанет тянуть заедино с ним, а и всегда найдутся те, кто супротив исполчится его».

***
Сад у старшины был богатый и старинный. Яблони, вишни пышно разрослись, широко раскинув ветви, сгибавшиеся под тяжестью плодов так низко, что Волчку, казалось, что если подпрыгнуть, то до нижних дотянется. Нравилось ему здесь. Спокойно было, тихо. Все тонуло в зелени. Слабый ветерок едва колыхал листву. Яблочный дух стоял такой, что хоть ложкой ешь. Сорвать захотелось, хоть и поели только.
Бурей заметил, нагнул ветку пониже.
- Срывай, Владко!
Волчок сорвал сразу три. Старшина улыбнулся, наблюдая, как он напряженно думает, куда третье деть, чтобы хоть одно откусить, сорвал и себе парочку:
- Пойдем, присядем.
- А я от Юльки сбежал, - признался Волчок, с хрустом откусывая кусок спелого золотистого яблока, когда они сели на скамью.
- А что так, не пускала?
- Говорила рано. А все выздоровели уже, и я. Вот посмотри, - Волчок отложил яблоко, задрал рубашонку на спине, одновременно сам пытаясь углядеть, что у него там, едва не выворачивая себе шею.
Бурей усмехнулся, посмотрел:
- Вижу, сынок, - и сам обратно поправил рубашку. - Молодец, что приехал. Только лучше бы попрощался. Юлька же за тебя беспокоится. Ну, да завтра и съездим.
- А я так скучал! – Волчок взглянул на отца. - И ты все не приходил, а я ждал и ждал. А тут Дема пришел, сказал, что помочь может – всегда. И я решил сам к тебе поехать. И я подумал и его попросил, а он сразу согласился и повез. Знаешь, как мы быстро скакали. Почти летели.
- Это хорошо, что помог. Значит держит слово свое.
- И Ворона нет, а мне Роська его подарил. Сказал, мой будет. Ой, а Ворон!
- В тебя он весь, Владко! Сбежал сегодня, к тебе в крепость. Мальца послал – догнать и к тебе привести. Только разминулись вы с ним. Вот, воротится, скоро уж должен, расскажет. Так что завтра и Ворона заберем.
- Ладно, - Волчок снова откусил большой кусок яблока, стал жевать, по сторонам глядя – ведь ему жить теперь здесь.
- Нравится тебе? – Спросил Бурей, подметив его взгляды. - Твое теперь все. Учиться будешь, за хозяйством следить, холопами командовать. Да это не сразу. Подрасти надо. А вот из лука стрелять, да плетью управляться, давно пора начать. Как разберемся с твоим новосельем, так сразу и начнем.
- С новосельем? – Волчок заулыбался. - Я тут теперь всегда жить буду? С тобой?
- Да.
- А Юлька будет в гости приходить?
- Конечно.
Волчок задумался:
- А Сенька? – Спросил, отвернулся с безразличным видом, словно совсем ничего для него это не значит.
- Лисовин? – Уточнил Бурей, - дружок твой? А что вы с ним – подружились, али как? - Хорошо ему было

здесь, расслабился, казалось одни они во всем мире, никто им больше не нужен.
- Ну, да, сдружились, - Волчок пожал плечиком.
- Это же твой дом, - сказал Старшина, - ты и решать будешь, кого примешь, а кого и взашей прогонишь.
Волчку это понравилось:
- Мой дом, - повторил он с чувством. - А взашей можно Приблуду!
- Можно и его, - согласился Бурей.
- А Сенька подарок мне подарит. Завтра сказал. Хорошо, что поедем.
Бурей потрепал его по голове:
- А ты что подаришь? Нехорошо ведь с пустыми руками. А у тебя теперь много всего есть.
- Он плеть хотел, как у Демки.
- Понравилось, что ли? – удивился Бурей.
- Нее. Просто… Он же десятник.
- А-А! Ну, подари свою.
Волчок взглянул с сожалением, вздохнул:
- Подарю.
- Вот поедем в Туров, - сказал Бурей, пряча улыбку. – купим тебе еще одну, какую захочешь, а можно и две, или пять.
Глаза у волчка загорелись:
- Правда – в Туров?
- Да, и книг тебе купим, станешь грамотеем, ученым человеком! Будешь потом других учить, когда вырастешь, - добавил Бурей.
- И все-все знать буду? Как ты?
- Да. А может еще больше.
- А можно, я Сеньке расскажу?
- Расскажи. Только в Туров не сейчас поедем, а как снег ляжет. По санному пути. А попроще плеть и здесь раздобудем, чтоб ждать тебе не пришлось.
Волчок улыбался, представляя уже эту поездку, глаза мечтательно устремил вдаль – на ярко-оранжевую полоску заката. Бурей тоже глянул, залюбовался. Прохладно становилось.
- А грамоте и закону Божьему учить тебя отец Михаил будет. И я вот что надумал. Послушай-ка! Лучник я не последний и пришло мне в голову учебу лучную основать, школу стрелецкую. Буду принимать туда мальчишек, вроде тебя. Только тех, у кого талант есть.
- А я? А я там буду учиться? А у меня есть талант?
- Конечно – обязательно, если хочешь, - чуть насмешливо и, в тоже время, с тревожным ожиданием, ответил Бурей.
- Хочу! Очень хочу!
Не хотелось, уходить отсюда. Сидеть бы так долго-долго рядом с сыном. И комаров уже нет – извелись к концу лета. Но только ночь скоро, а Волчок вон – босиком. Говорит земля горячая, ступать по ней приятно.
- Ну и славно. Значит, быть посему! Завтра и начнем готовить стрельбище, луки закажем, стрелы, да много дел, - Бурей улыбнулся и подмигнул сыну: - справимся, Владко?

***
С утра Бурей поднял сына пораньше, велел холопам и его и себя облить из колодца. Волчок мужественно зажмурился, звука не издал пока обливали, понравилось ему даже. Посмотрел что Бурей еще требует, тоже попросил, хоть и стучали зубы от колодезной воды.
- Не все сразу, Владко, - остановил старшина, - на сегодня и одного ведра хватит. Одевай рубаху и завтракать пошли. В крепость поедем.
- К Юльке, к Ворону, к Сеньке, - стал радостно перечислять Волчок, пока шли к дому. - А еще к Демке, Роське, Матвею, дядьке Илье…
Он даже остановился, вспомнив:
- Батюшка! А, правда, что дядька Илья рассказал?
- Что же он рассказал?
- Про то, как ты богатырем был, всех победил. Правда?
Бурей потянулся довольный, до хруста, взглянул на Волчка насмешливо:
- Пойдем уже, Владко, завтрак ждет. А Илья плохого не расскажет.
- Было значит? - Не отставал Волчок, забегая по ступенькам вперед старшины.
- Было! – серьезно ответил Бурей.
- А я так смогу? Когда-нибудь? Стану таким.
- Сможешь! И станешь обязательно, ведь ты мой сын! Пойдем!
***
Когда уже до крепости полпути проехали, Волчок подъехал к старшине поближе.
- Батюшка! Я вот про Сеньку думал. Ты не знаешь, что может быть хуже казни?
Бурей даже коня придержал:
- А тебе зачем?
- Не мне – Сеньке. Надо с Приблудой разобраться. А ему Михайла Фролыч, брат его старший, сказал, что надо такое придумать, чтобы без оружия и без казни, сказал, что есть много вещей пострашнее казни. Сенька придумать не может. А я помочь ему хочу.
- Ясно, - Бурей задумался, ехал неспешно рядом с Волчком и хмурился, размышляя.
- Вот, что, Владко, - сказал он, наконец, когда впереди показалась река и переправа, ведущая в крепость, - много чего есть хуже казни. Много разных мук может человек испытать, и телесных и душевных, а какие хуже – не ведомо. Раз уж Михайла брату разъяснения не дал, значит, хочет, чтоб сам к правильному решению пришел. Потому, Владко, невместно тебе в это дело вмешиваться, хоть вы и сдружились.
***

Волчок нашел Сеньку возле загородки с щенками. Стоял, вцепившись в перекладину, смотрел на самых маленьких – в углу, возле огромной суки, лениво дремавшей, подставив живот маленьким жадным ртам щенков. Сенька хмурился, сосредоточенно закусив губу.
Он заметил Волчка, только когда тот подошел совсем близко. Улыбнулся радостно, кивнул на загородку:
- Ты только посмотри, Влад!
- Вижу – щенки! А что?
- Ты внимательнее. Узнаешь собаку?
Волчок вгляделся, покачал головой:
- Нет. Откуда она взялась? Да еще со щенками.
Сенька недоуменно покачал головой, глядя на собаку. Потом решительно повернулся к Волчку.
- Пойдем, Влад! Сейчас тебе такое расскажу!
Сенька пошел впереди, уверенно шагая в сторону реки. Волчок поспешил за ним, горя желанием подарить свой подарок, который уже жег ему руки. Однако, поняв, что Сенька чем-то очень обеспокоен, решил не торопить события и сперва его выслушать.
К его удивлению, Сенька привел его на то самое место, где проходила злополучная казнь щенка. Но Сенька, похоже не придавал этому никакого значения. Уселся на траву на краю обрыва. Волчок сел рядом с ним, ожидая, когда Сенька сам расскажет, что произошло.
- Вчера я зашел тебя навестить вечером, а Юлька сказала – ты к отцу уехал, огорчена была, что ты не попрощался.
- Знаю, - вздохнул Волчок.
- Ну вот, - продолжал Сенька, - а я тогда пошел к ребятам, а они мне такое говорят!!! Приблуда сбежал!
- А! – Волчок сочувственно качнул головой. – А может, и хорошо?
- Я тоже так подумал. Я ж ему покоя не давал. И полы вымыть в казарме заставил пять раз подряд, и вот сюда в реку монеты кинул, так он нырял раз двадцать, пока все не нашел, да и еще всякое. И, знаешь, даже не жаловался. А тут – убежал. А утром, представляешь, с отцом явился, собаку эту привезли со щенками – академии дарят. А Прошка сказал, что щенки хорошие. Вот и не знаю, что теперь думать!
Волчок подобрал камушек, кинул его в воду, отчего по воде круги пошли. Спросил осторожно:
- Тогда, может, потом подумаешь? Я вот, попрощаться приехал!
- Как это? – Удивился Сенька.
- Я теперь у батюшки жить буду. Он сам учить меня станет!
Сенька дернулся и чуть не свалился в реку, уставился на Волчка, раскрыв рот.
- А я думал, мы вместе теперь будем, - протянул он огорченно.
Волчок вынул из-за пазухи сверток, протянул Сеньке.
- Это тебе! Подарок.
- Ой! Что это? – Сенька схватил сверток, стал разворачивать тряпицу, неловко дергая ее за концы. Плеть выскользнула на землю, словно длинная черная змея. Сенька осторожно взял ее в руки, стал бережно ощупывать, глянул на Волчка сияющими глазами. – Здорово! Спасибо, Влад!
Он резво вскочил на ноги, позвал:
- Пойдем скорее, я тебе свой подарок подарю!
- Пойдем, - улыбнулся Волчок. Радость Сеньки передалась и ему.
Но вопреки словам, Сенька шел неторопливо, то и дело применяя плеть в ход. Пытался сбить листочки с кустов, заставлял кончик змеиться по земле.
- А меня батюшка научит с ней обращаться, - сказал Волчок, с интересом следя, за неловкими движениями Сеньки, - он лучше всех. Может комара на лету убить и много еще чего…
- А я, - Сенька немного задумался, почесал рукояткой затылок, - а я Андрея Немого попрошу! А потом посмотрим, кто лучше.
- Ладно, - согласился Волчок, - посмотрим.
За Сенькиным подарком пришлось идти в терем, где жила его мать с сестрами. Крепость жила своей жизнью, ото всюду слышались разные звуки: резкие команды, тупой стук болтов о мишени, глухие удары скрещивающихся деревянных мечей. Где-то дальше пела пила, стучали топоры. Волчок оглядывался вокруг, словно прощался с крепостью, которая уже успела ему полюбиться.
На крыльцо терема выбежала девчонка-холопка, увидела Сеньку с Волчком, приостановилась:
- Семен Фролыч, а я как раз за вами бегу. Анна Павловна найти просила.
- А чего меня искать, - буркнул Сенька, - вот он я, пришел уже.
Холопка пожала плечиком, юркнула обратно в дверь. Волчок неуверенно топтался рядом:
- Сень! Может, я здесь подожду?
- Ты чего? – Удивился Сенька. – Мама нас обоих ждет.
Они вошли в дом, Волчок стал вертеть головой, осматриваясь в полутемном коридоре. Но тут дверь впереди, распахнулась, выглянула все та же холопка:
- Заходите, - сказала.
В горнице было просторно и светло. Мать Сеньки, сидела за широким столом, заваленным разноцветными тканями. При виде мальчишек, она встала, приветливо улыбнувшись.
- Ну, здравствуй, Владислав Серафимыч! – Сказала Волчку, который смотрел на нее во все глаза. Удивлялся ее красивому наряду и величественной осанке.
Волчок смешался, поклонился молча.
- Мам, я за подарком, - нетерпеливо сказал Сенька.
- Знаю, - она подошла к большому сундуку, стоящему в углу с откинутой крышкой. Достала оттуда рубашку и что-то еще, подошла к Волчку.
- Прими, Влад, подарок от моего сына.
Волчок взял рубашку, богато вышитую по вороту, плечам и подолу. Он таких и не видел никогда. Захотелось прижаться щекой к мягкой красной ткани.
- А это от меня. – Анна протянула ему черные сапожки, украшенные, под стать рубашке, красными кисточками. - Не чужой ты теперь для нас стал. Заслонил собой Семена Фролыча, как друг истинный.
Она погладила довольного Сеньку по голове, тот поморщился, отстранился. Хоть и не заметил тоску, промелькнувшую во взгляде друга, не хотел при Волчке ласку принимать, мол, большой уже, десятник.
Волчок прижал к себе подарки, поблагодарил Анну, попятился к двери. Вот если бы у него была такая мать! Он не стал бы от ласки уворачиваться, пусть хоть все смотрят.
- Иди Влад, - попрощалась с ним Анна, - знаю, что батюшка твой здесь. Дожидается тебя, верно. А ты, Семен Фролыч останься! Разговор к тебе есть.
Волчок попрощался с Сенькой взглядом, выбежал из дома, скатился с крыльца. Только потом задышал спокойно, пошел не торопясь. Ну и что, что мамы у него нет, зато отец есть, какого нет ни у кого!
***

Юльки в каморе не было, и Волчок, аккуратно пристроил на сундук свои обновки, спросил у Сланы, которая, что-то напевая, подметала крыльцо.
- Батюшка твой, - ответила она неприязненно, - с дядькой Ильей куда-то пошел. Слышала, что возвратится скоро. А Юлия в твою каморку пошла. Вещи собирать. Говорят, ты не будешь здесь жить? – С любопытством добавила Слана.
- Нет, - Волчку не понравилось, как она про Бурея говорила, потому отвечать ей обстоятельно не стал, побежал в свою маленькую каморку, где все-таки прожил немало.
Юлька сидела на лежанке грустная очень и гладила Ворона. Щенок встрепенулся при виде Волчка, кинулся к нему прямо на грудь, радостно лая.
Волчок отстранил его ласково, бросился к Юльке, обнял ее. Ворон почуял, что не до него сейчас, улегся в углу, положив на лапы хитрую мордочку, наблюдать стал.
А Юлька прижала Волчка к себе крепко, будто всю свою нежность, любовь, грусть, вложить хотела в это объятие. Потому, что чувствовала, что теряет его. И это после того, как столько вложила в него, душой прикипела, планы строила… А он и не понимает даже, что предает ее, радуется, что жизнь новую начинает, по привычке ластится к ней.
Юлька, наконец, чуть отстранила Волчка, принялась рассеяно волосы гладить на вихрастой голове. Заговорила ласково, следя лекарским взглядом за выражением лица, глаз, мимикой, точно внушить что-то хотела. Словно возможно было его привязать к себе навечно, принудить любить только ее, забыть о новообретенном отце. А боль в сердце от этих попыток только усиливалась, мешала мыслить ясно, забыть заставляла, что не действуют на Волчка ее ведовские приемы.
Мальчишка слушал ее напряженно, улыбался неуверенно и ласково, странной ему Юлька казалась и непонятной сейчас. Потому что слова ее ласковые не находили в нем отклика. Видел только, что расстроена она чем-то. И чтобы как-то утешить, уверенный, что порадуется за него, сказал:
- А батюшка меня в Туров повезет, когда зима будет. И лучному мастерству научит! И книги мне купит.
Юлька вспыхнула от этих слов, замолчала сердито. Смириться не хотела с неудачей.
Волчок растерялся от такого отклика на свои слова, спросил тоненьким голосом:
- Ты ведь любишь меня, Юль? Ты же будешь меня навещать?
И что-то сломалось у Юльки внутри, ушла злость на Волчка, на Бурея. Почудилось, что этот ребенок сам коснулся ее сознания своим невинным вопросом, словно они местами поменялись, и теперь он ей внушить что-то пытается. Показалось, что как бы сильна она не была в ведовском искусстве, а он своей чистой верой в ее любовь все равно сильнее. Поняла разом, что остается в его сердце и, что не может, не должна даже требовать больше от малыша.
Юлька вздохнула судорожно и расслабилась, улыбнулась Волчку сквозь слезы, ответила грустно:
- Ну естественно я люблю тебя, Влад, и всегда любить буду, как бы далеко ты не находился. И навещать буду. А ты меня, хорошо?
- Конечно, - обрадовался Волчок, и с такой нежностью на нее посмотрел, что Юлька снова его обняла, поцеловала в макушку. Стала сама собой.
- Ну и что мы тут сидим? Ты же голодный, наверное. Обедать давно пора. Не знаю уж, где твой батюшка ходит, а мы сейчас к тетке Плаве пойдем.
***

В трапезной как раз собрались все на обед. И Сенька, сидящий со своим десятком за последним столом, радостно замахал Волчку, чтоб присоединялся к ним.
Юлька, заметила это – подтолкнула Волчка, нерешительно на нее оглянувшегося.
- Ступай уж, коль зовут. Вижу же, что неймется.
Волчок кивнул, поспешил к Сеньке.
Юлька посмотрела ему вслед, покачала головой и решила поискать Бурея, чтобы увозил его уже что ли. Сколько можно душу ее бередить. Но потом передумала, решила через Полину передать. Слана-то Бурея, как огня боится. А самой видеть старшину тоже не хотелось, простить ему отъезд Волчка все-таки трудно было. Ничего не могла с собой поделать. Одной захотелось побыть.
Сенькин десяток приветствовал Волчка улыбками. Они все словно немножко повзрослели за эти несколько дней. Изменились как-то. Или Волчку просто так казалось, потому что пришла пора расстаться с ними, и виделось теперь все немножко иначе. Даже жаль стало покидать академию, но совсем чуть-чуть.
Демьян заметил его издали, кивнул, подошел.
- Попрощаться приехал? – спросил он.
- Да, - улыбнулся Волчок. – С батюшкой жить теперь буду.
- Добро, Влад, в гости-то будешь наведываться?
Волчок кивнул, добавил серьезно:
- И ты ко мне приходи, я рад буду.
Демьян криво усмехнулся:
- Обещаю, Влад, загляну. Хоть и не по душе я батюшке твоему.
Волчок улыбнулся:
- А мне по душе. И он сказал - кого захочу. Это и мой дом.
- Коли так, загляну.
Не успел отойти Демьян, как тут же к ним подсел Роська.
Младший десяток теперь смотрел на Волчка не просто приветливо, а даже восхищенно. Да и за другими столами оглядываться стали. Еще бы! Сам Комендант крепости разговаривал с ним, как с равным. Да еще Василий Михайлович, ближник боярича Михаила.
- Ну, здравствуй, крестник! Выздоровел уже? – Спросил он.
Волчок как раз откусил большой кусок хлеба, так что ограничился кивком. Роська налил ему кваса, дал запить.
- Уезжаешь, я слышал?
- Да, к батюшке.
- А кто же тебя теперь грамоте учить будет?
Волчок улыбнулся:
- Отец Михаил. Батюшка его попросит.
- А-а-а! Ну, если отец Михаил, это хорошо.
Волчок рассказал Роське, как заходил уже к отцу Михаилу. Очень уж ему эта встреча запомнилась. Роська слушал с удовольствием, но потом его позвали, и он ушел неохотно, взяв с Волчка обещание, приезжать и рассказывать о своей жизни. Ведь Роська крестный и, значит, ответственность за него несет перед Богом. Волчок обещал.
- Вот, - шепнул ему Сенька ворчливо, - подходят и подходят, поговорить не дадут.
А сам улыбнулся. Рад был за Волчка, что Демьяну и Роське он нравится.
Все встали на благодарственную молитву, а потом потянулись к выходу.
Волчок сразу увидал высокую фигуру Бурея, который ждал его у двух оседланных коней напротив трапезной. И Ворон рядом с ним сидел, словно понимал, где жить теперь будет и кто там главный.
- Поедем, уже Владко, - сказал Бурей подбежавшему сыну, - К воеводе еще заехать надо.
- А подарок? Я подарок Сенькин не забрал.
- Тут уже твой скарб, Юленька собрала.
Волчок завертел головой, отыскивая Юльку взглядом среди выходивших из трапезной отроков. Не увидел, огорчился немножко. Но тут же заулыбался, когда Бурей одним махом усадил его в седло.
Уже когда паром отчалил от берега, Волчок повернулся, чтоб помахать рукой Сеньке, и удивился, увидев сколько народу вышло к переправе их проводить.
Тут был весь младший десяток во главе с Сенькой. И отроки Демьяна. Сам Демьян, вопреки обычаю, не только не хмурился, а даже улыбался, хоть и немножко кривовато из-за шрама на лице. Был тут и Роська, и Прошка, и Матвей. И много отроков из других десятков. Даже Михайла Фролыч стоял чуть в отдалении, скрестив руки на груди – тоже за отъездом наблюдал.
Волчок помахал всем, и многие стали махать ему в ответ.
Бурей наклонился к нему и сказал тихонько:
- Глянь, сколько людей в новую жизнь тебя провожает.

- Здрав будь, боярин Корней Агеич, - поклонился ему Бурей.
- Ну и ты, Буреюшка, здравствуй, - отвечал воевода. А потом посмотрел на Волчка, таким взглядом пристальным, что Волчок немного поежился, крепче вцепившись в руку батюшки. – Смотрю, кхе, ты, наконец, сына показать мне изволил, благодарствую… Давно дожидаюсь.
- Привел, - кивнул Бурей. - А не приводил, потому что только вчера запись в церковной книге отче Михаил сделал. И теперь сын он мне не только по сердцу, но и по праву.
Суровым показался Волчку воевода, хоть и смотрел на Бурея приветливо, а по сказке Ильи, и вовсе за старшину вступился, помог ему остальных воинов победить.
Только на Волчка по-другому смотрел. Строго и внимательно, даже требовательно. Будто понять хотел, каков ты человек, Владко? И какой из тебя воин получится? Достоин ли будешь встать в ряды дружины воеводской. Даже припомнился Волчку сон давний, про прекрасного всадника. Словно и он смотрит на Корнея глазами мальчишки. И видит в воеводе не только боярина, а настоящего воина, самого главного, умного и дальновидного, настоящего вождя сотни копьеносных всадников. Которого даже старшина уважает и приветствует почтительно. Мальчик почувствовал, как Бурей пожал его руку, словно говоря: «не бойся!». А он уже и не боялся, понял в тот миг, что и сам вот также хочет дружинами повелевать, стать воеводой, вождем воинов и народа. Спросил сам себя: «а смогу ли я? достанет ли сил?». Но ответить не смог, потому ухватился покрепче за Бурея. А воевода усмехнулся, словно понял все, распахнул дверь, произнес:
- Ну, проходите, гости дорогие. Как раз обед поспел. Ко времени пожаловали! Не побрезгуйте уж моим угощением.
- Честь для нас, - отвечал Бурей, - с тобой за одним столом сидеть, Корней Агеич. Невместно нам отказываться.
- Кхе…Что ж мы тогда, посреди двора стоим? В дом пожалуйте.
С этими словами, Корней развернулся, и первый вошел в дом.
Бурей поймал взгляд Волчка, подмигнул ему, сказал тихо:
- Пойдем, Владко, боярин нас отобедать с ним приглашает. Посмотришь, как воевода наш живет, послушаешь. Это тоже наука, людей слушать. Вот и поучишься.
- А я уже пообедал, - тихо признался Волчок, - в крепости.
- А мы и не есть пришли, а разговоры разговаривать, - улыбнулся Бурей. - А ты, Владко, слушай внимательно и учись. Глядишь, пригодиться в будущем.
***

Волчок посмотрел нерешительно на горку яств, лежащих перед ним и неуверенно потянулся за пряником медовым. Столько вкусного было, что глаза разбегались. А запахи просто дурманили.
Влад бросил взгляд на отца – сидит напротив Корнея с кружкой пива – видно, сейчас разговор начнут.
И, правда, Корней глотнул из своей кружки, посмотрел на старшину с интересом:
- Слышал я Серафим Ипатьич, что сына ты сам воспитывать взялся, из Академии его забрал.
- Удивительно это Корней Агеич, - ухмыльнулся старшина, - ничто от твоих зорких воеводских глаз не укрывается! А ведь забрал я его только что, по дороге к тебе.
- Кхе… А меня по какому случаю обрадовать решил своим посещением?
- А решил я Корней, задумку свою тебе рассказать, да может, вместе с тобой придумаем, как ее осуществить.
Корней даже немного вперед подался, видно – интересно ему стало, что Бурей предложить может, проговорил осторожно:
- Коли дело скажешь, Серафим, почему бы и не обсудить.
- А дело это такое, Корней, что решил я школу по стрелковому искусству создать. Сам знаешь, стрелок я не последний, и много чему пацанов научить смогу. Одно лишь препятствие есть.
Корней понять не мог, то ли Бурей его спрашивает, то ли в известность ставит, и как ему к этому относится. Потому слово препятствие – его приободрило.
- Кхе… Интересно, Серафим, что же тебя остановить способно?
Бурей осклабился, хлебнул пива, подождал пока хлопка, принесшая поднос с закуской богатой, выйдет и дверь затворит, продолжил:
- Препятствие в том состоит, что таланты просто так не увидишь, а значит, отбор какой-то устроить надобно. Вот и пришла мне в голову задумка, которая и тебе по вкусу прийтись должна.
Корней потянулся к корчаге, подлил пиво себе и Бурею, сделал глоток, бороду огладил, и только тогда сказал:
- Кхе… Ну, что ж, излагай.
- А задумка такая, Корней. Неплохо бы нам с тобой состязания стрелковые устроить. Народ собрать отовсюду.
- Из луков стрелять, или из самострелов также? – сразу спросил воевода.
- А можно и так и эдак, - ответил Бурей. – Да хоть из пращи!
- Э-э нет, Серафим, - возразил Корней, - сам подумай, понятно, кто из самострелов лучше управляться будет. А надо ли нам это? Ведь условия, думаю, надо для лучников выгодные делать. Чтоб не только младшая стража вперед двигалась, но и остальные…
- Добро, Корней, значит из луков. Ну, так оно и лучше будет.
- Да и Младшей Страже не мешает по носу щелкнуть, все на пользу будет. Тогда вот скажи мне, кто в состязаниях участвовать будет?
- А все, Корнеюшка! Всяк, кто не похочет. И стар и млад.
Корней удивленно поднял брови, потом улыбнулся с хитринкой:
- Уж не хочешь ли ты, сказать, Серафимушка, что и сам участие принимать будешь?
- Буду, Корнеюшка!
- Кхе… - Корней довольно кашлянул. – Значит, победил всех мужей Ратного в перетяге, теперь хочешь и в лучной стрельбе побороть?
- Отчего бы и не побороть? Уж кому пример молодым показывать, как не нам с тобой.
- Кхе…
- Я вон и сына подучу малость, пусть тоже поучаствует.
Корней глянул на Волчка, а малыш на отца как раз смотрел, и столько радости детской было в этом взгляде, что и его помянули в этом серьезном разговоре.
- Добро, - сказал Корней, - значит, по возрасту поделить надо будет?
- Да, несомненно. Мальцы до двенадцати лет, потом – до шестнадцати, а за ними и взрослые мужи. И вот еще что – думаю неплохо бы всех позвать, не только Ратное и Михайловск, а и холопы пусть идут, и со всего Погорынья стрелков собрать.
- Кхе, со всего Погорынья? – Корней задумался, а Бурей не мешал, глотнул еще пива, пряча улыбку.
Воевода тоже приложился к кружке, но видно было, не до пива уже стало, заинтересовался предложением старшины.
- Ну а когда мы состязания эти устраивать будем? – Спросил наконец Корней.
- Да уж скоро можно. Осень почти, работы закончены. Ничего не мешает. Через месяц – другой – в самый раз будет. А еще я думаю, надобно будет награду хорошую победителям положить. Я уж не поскуплюсь.
- Это ты верно, Серафим. Ну, так и от меня награда будет. А место присмотрел уже?
- Место найдем. Оповестить вот надо всех заранее, чтоб готовиться могли на равных. А на состязании я присмотрю, кого в стрелковую школу набирать можно. Даже если и холопов. Талант нужен, сам знаешь.
- Знаю, Серафим.
- Да и о награде еще. Вручать будут внучки твои, раскрасавицы, если позволишь? А судить ты сам будешь!
- Кхе.. Раскрасавицы… Это ты хорошо придумал. А судить? Да! Нужно мне! Дело-то серьезное.
Волчок слушал, слушал, но от обильного обеда стал уже носом клевать. Корней, заметив это, улыбнулся, указал старшине. Бурей сразу прощаться начал, мол, важное все обсудили, а детали еще успеется. На том и порешили.
***

С отцом Михаилом Волчок столкнулся случайно, несколько дней спустя. Возвращался от Юльки, которая у Настены гостила. День был хороший, теплый, солнце светило ласково. А под ногами листья разноцветные шуршали – недавно опадать стали с деревьев. Волчок остановился возле церкви, загляделся на купол с крестом. Тут и окликнул его батюшка Михаил.
Мальчик подбежал к нему, подставил ладошки под благословение.
- Отче, - радостно воскликнул Волчок, - а вы, правда, меня грамоте учить будете? Мне батюшка сказал. А еще мы в Туров поедем и там книгу купим, чтобы я учиться мог. – И добавил огорченно, - только не скоро еще, снег когда выпадет.
Отец Михаил улыбнулся:
- А что ты из книг узнать хочешь?
- Обо всем, - растерялся Волчок, - о Боге!
- Ну так о Боге не только в книгах написано.
- А где еще?
- Ты, Влад, я слышал, гулять любишь, - спросил отец Михаил.
- Люблю.
- И я тоже. Вот как раз к речке иду. Если хочешь, пойдем со мной, я тебе и без книжек расскажу о Боге, и где о нем еще узнать можно.
- Хочу! – сразу согласился Волчок, - Батюшка меня отпустил сегодня. Заниматься стрельбой уже не будем. У него дела с Воеводой.
- Вот и хорошо. Ну, пойдем тогда. И тебе полезно будет, и мне прогулка с тобой в удовольствие. А вот и собака твоя! А то я удивляться начал, где она, всегда вас вместе вижу.
- Его Вороном зовут, - сказал Волчок.
Ворон увязался за ними. Только все время отбегал, увидев что-то интересное. Отец Михаил шел медленно, сил на такие прогулки уже не хватало, нездоровилось ему. Но голос, которым он разговаривал с Волчком, оставался сильным и ясным.
- Посмотри, чадо, вокруг. Что ты видишь?
- Траву, цветы, деревья, белка вон прыгает, - стал перечислять Волчок.
- Тебе нравится лес? - Мягко спросил отец Михаил.
- Да, - Волчок улыбнулся. - Очень нравится. Только не знаю отчего. Наверно потому, что хорошо здесь, красиво. Особенно утром. Или когда солнце просвечивает сквозь деревья. Или когда вижу зверьков, они все разные, интересные.
- Вот это и есть, Влад, живая книга о Боге. Потому, что все это создал Бог. Сотворил разумно, каждому дереву, цветку, каждой пчелке – Он дал свое предназначение. Служить нам, людям. Нет здесь ничего лишнего, ненужного. И все имеет такую красоту, какую человек, как бы ни старался, превзойти не может. Видел ли ты, как пчелка собирает нектар?
- Видел, - сказал Влад, - батюшка показывал мне пасеку.
- А кто ее научил собирать мед?
- Никто. Она сама знает.
Отец Михаил улыбнулся:
- Подумай, никто из людей, даже самых умных, за много веков, так и не научился делать мед. Неужели маленькая пчелка умнее человека?
- Не знаю, не может этого быть.
- А кто же дал ей эти знания? Кто может быть умнее человека? Для кого нет в мире ничего не возможного?
- Господь! – удивленно выдохнул мальчик.
- Правильно. Господь так позаботился о всех своих созданиях, о самых маленьких существах, дал им цель существования. Что же он дал человеку?
- Не знаю, - нахмурился Волчок.
- А человеку Господь дал этот мир. И если человек живет правильно, по воле Божьей, мир ему будет служить.
- А как жить правильно?
- Об этом, отроче, я могу рассказать тебе очень много, но сейчас ты должен понять самое главное. Господь дал человеку разум, свободную волю и бессмертную душу. Разумом ты познаешь мир. Свободная воля – дает тебе право выбирать, как поступать. Правильно – любить Бога и людей и творить добро, уподобляясь Богу, нас сотворившему. Неправильно - ненавидеть и совершать зло, повинуясь греху и врагу рода человеческого. А великое назначение человека – спасти свою бессмертную душу для жизни вечной. А вести себя правильно надо всегда. Во всякой мелочи. Ну вот, Влад, понял ли ты, о чем я говорил?
- Да, - ответил мальчик, - Господь хочет, чтобы я был хорошим и добрым. И любил людей! И Бога! – А потом спросил, нахмурившись. - А если на меня нападут, или захотят, чтоб я сделал что-то плохое, злое? Как поступать правильно? Как быть хорошим и добрым тогда?
- Слушай свое сердце, Влад. Совесть – это глас Божий в человеке. Человек создан по образу и подобию Божьему, потому твоя душа стремится к Богу, когда ты поступаешь хорошо, и забывает о Боге, впадая в уныние и грех, если поступаешь плохо. Потому ты всегда чувствуешь, что правильно, а что неправильно, если прислушиваешься к голосу совести.
- А если не услышу?
- Вот для этого и надо изучать жизнь сына Божьего, Иисуса Христа. Для того он и пришел на землю, чтоб показать нам, как поступать правильно своим примером. И, когда ты Его изучишь, ты полюбишь Его, и сможешь задать себе вопрос: А как сделал бы Господь на моем месте? И тогда точно поймешь. И почувствуешь его рядом с собой. И услышишь голос его в сердце.
- Вот почему надо учиться? Я теперь понял.
- Ну и молодец. Для начала, думаю достаточно. Ты еще подумай надо всем этим, когда будет время. А в следующий раз мы еще поговорим. Я расскажу тебе о жизни Христа, о его заповедях. О святых, живших давно. О священной книге – Библии. Придешь?
- Приду, - кивнул Волчок.
- Буду ждать тебя, - улыбнулся отец Михаил, - а сейчас беги уже домой, а я еще немного пройдусь.
***
Дожди в последнее время зарядили не на шутку, земля размокла, бабы у колодца судачили, что состязание из-за дождя не состоится, а если и состоится, вряд ли кто туда явится. Но когда, за несколько дней до объявленной даты, Ратное начали заполнять гости, стало очевидно, что событие это случится в любом случае.
Волчок в эти дни, редко был предоставлен самому себе, так как занятия стрельбой занимали очень много времени и сил. Только по утрам Бурей как-то находил возможность позаниматься с сыном сам. В остальное время, за упражнениями с луком следил один из его обозников, старый воин Ратобор. Очень давно он получил в сражении тяжелое ранение, после которого правая рука его уже не слушалась, отчего он и попал в обоз к старшине. Лучник, однако, он был отменный, имел серебряное кольцо и до сих пор неплохо управлялся мечом, держа его в левой руке. И хоть сам натянуть лук уже не мог, Волчка он учил едва ли хуже Бурея. Вот и не было у мальчишки лишней минутки, и лишь изредка выпадало свободное время.
Тогда, прихватив с собой Ворона, Волчок таскался за обозниками, с интересом следя за приготовлениями. Но когда начали прибывать лесовики - группами по несколько человек, разбивая шатры на поле, за тыном, прогулки Волчка стали еще более желанными. Он замечал, что не все селятся в шатрах, на краю поля, предназначенного для состязаний. Некоторые заезжали прямиком в Ратное. Ратобор объяснил Волчку, что здесь у этих счастливчиков имеется родня, потому и жить будут это время у них.
Мальчик увлеченно наблюдал, как поле перед Ратным постепенно заполняется разномастными укрытиями. Они служили защитой от постоянно моросящих дождей и осеннего холода, который с каждой ночью становился все ощутимей.
Кроме того, устроители состязаний, его батюшка и сам воевода Погорынский, озаботились о прокормлении всех гостей. С помощью обозников Бурея было устроено изготовление дарового кулеша, которым угощали всех желающих, за что в ответ слышали немало добрых слов.
Сам обозный старшина проводил все дни в заботах и хлопотах по устройству всей своей затеи. Ничто не укрывалось от его требовательного взгляда. Решения принимались мгновенно и так же стремительно претворялись в жизнь. Когда стало понятно, что не все приехавшие дреговичи заранее озаботились об устройстве своего проживания на эти дни, не говоря уже об укрытии от дождя, Бурей распорядился о сооружении шалашей из подручного материала, и нескольких больших шатров, к которым обеспечил подвоз сухих дров.
Старый Ратобор рассказал Волчку, как предприимчивый Осьма, прослышав еще месяц назад про задумку устроителей, явился на порог воеводского терема, подгадав так, чтобы застать там и Бурея, и сходу выкатил свою мысль - заодно с соревнованиями стрелецкими провести и ярмарку, торжище для всего Погорынья. И Корней, и Серафим его поддержали, и вот гонцы поскакали во все ближние и дальние села с вестью о лучном состязании и о ярмарке.
Вот и начали к Ратному прибывать купцы и другие торговые люди. Волчок и здесь умудрялся побывать. Его поражали их палатки и шатры, которые сильно отличались от временных жилищ дреговичей яркими расцветками и большими размерами, да еще у входа каждой из них стоял бойкий приказчик, зазывающий покупателей и гостей, что привлекало сюда немало любопытных.
Один раз Волчок не успел удержать Ворона, и хитрый пес забежал в одну из самых крупных палаток, вызвав настоящий переполох. Волчок бросился за ним, и успел не допустить, чтоб ворон что-то испортил. Разозленного торговца с красным от гнева лицом, это не успокоило, он выбежал вслед за Волчком из шатра и ухватил мальчишку за ухо. Не известно, чем бы кончилось дело, но поблизости оказался один из обозников.
Он тут же оказался рядом с купцом и тихо спросил:
- Обидишь сына Бурея?
Торговец изменился в лице. Он не только сразу отпустил Волчка, но даже подарил горсть конфет. Сласти мальчик сперва взял, растерявшись, но потом отдал какому-то малышу у простенькой палатки дреговичей. А торговец с тех пор, каждый раз, еще издали ему улыбался приветливо и чуть фальшиво, отчего мальчику всякий раз становилось не по себе, и он взял привычку обходить этот шатер стороной.
А народу в итоге прибыло куда больше, чем самих лучников. И на лодках приставали, и на повозках, привозя различные товары – настоящая торговля развернулась. Волчку настолько нравилось гулять вдоль ярмарочных рядов, когда выпадала свободная от занятий минутка, что некоторые торговцы его уже узнавали, встречая каждый раз улыбкой и приветливым словом. Ратнинские мальчишки, которые тоже сновали между шатров дружной компанией, держались от Влада немного в стороне, не задирали, но и не пытались завести знакомство, присматривались. Волчка это не слишком занимало. Он больше переживал, что Сенька никак не появляется, и очень надеялся, что уж на состязаниях, ему удастся с ним повидаться и поговорить обо всем. Батюшка сказал, что вся семья воеводы Корнея Агеича будет там, а значит и Сенька должен.
А новые гости все прибывали, и Волчку уже казалось, что за тыном Ратного вырастает еще один город.
Но все же основная группа лесовиков прибыла как раз накануне состязаний. Среди прибывших были отмечены и старосты селений, и воины, облаченные в доспехи, прибывшие конно и оружно. Бурей и сам дивился такому наплыву гостей из лесных селищ, никогда допреж ничего подобного не случалось в Ратном. Наверное, сотни лет назад, вот также собирался со всего Погорынья народ в древнюю столицу – Хотомель.
Мишка тоже побывал у деда, внес предложение использовать оркестр во время состязания. Корней предложение одобрил. Обозный старшина, немного подумав, тоже согласился, что лишним не будет, особенно припомнив тренировку с мечами в крепости, где выступление оркестра ему понравилось. Но настоял на том, что во время стрельбы играть нельзя, а только на открытии и в перерывах.
Еще одной заботой для Бурея стало поддержание порядка и мира среди всех гостей. Сам Бурей внушал такой страх и уважение и гостям и самим ратнинцам, что, казалось, любая ссора вмиг затухает, стоит ему появиться поблизости, но ведь не мог обозный старшина быть разом повсюду? Пришлось спешно собирать ярмарочную стражу. Набирал ее Бурей из своих же обозников, но и Корней в стороне не остался, выделил целый десяток ратников для охраны порядка.
Но на то и воевода, чтобы обо всем думать, а прибыло вооруженных дреговичей не мало, так что без лишнего шума распорядился Корней Агеич привести из Михайловска полсотни отроков с самострелами, да еще два десятка ратников сотни должны были дежурить при оружии за стенами Ратного.

Ходили слухи, что прибыл погостный боярин Федор, а с ним его люди, тоже добрые лучники, которые в состязании собирались участвовать непременно. Купец Никифор, как один из организаторов ярмарки, приехал еще неделю назад. Еще поговаривали, что даже боярыня Нинея Гредиславовна присутствовать будет, но многие в этом сомневались. Так что слухов и волнений вокруг происходящего было с избытком.
Почти невозмутимыми оставались только сами лучники. Лука Говорун, который с самого начала считал эту затею чистым баловством, сейчас мнение свое слегка поменял, не уставая давать последние наставления своим людям. Лучники из других десятков стояли по двое, трое, все полностью экипированные для лучной стрельбы. Держались они чуть насмешливо, каждый желал показать, что для него это сущее развлечение, не более.
Отдельной кучкой держались холопы. Слух о том, что воевода даст вольную победителям, удивил их сильно. Они сначала не верили, но оказалось, правда – сам Корней Агеич подтвердил своему холопу Степке. После этого желающих сразу прибавилось. Так и получилось, что вместо пятерых смельчаков, ко дню состязания набралось целых тридцать. Они с беспокойством оглядывались по сторонам, то и дело осматривали свои луки, проверяли стрелы, с завистью и тайным восхищением поглядывали на невозмутимых воинов. Половина из них и стрелять то толком не умела, но не захотели шанс такой упускать, а еще пятеро и вовсе пацаны были, мальчишки – волновались сильно, жались поближе к старшим.
Воевода не заставил себя долго ждать, появился верхом в сопровождении целой свиты. Народ расступался, с восторгом рассматривая вновь прибывших. Впереди ехал боярин Корней Агеич, в красном плаще и дорогом наряде, на груди золотая гривна блестела, рядом с воеводой ехала Анна с дочерьми. И хоть не в первый раз они были наряжены в красивые платья, все равно все рты по раскрывали – сегодня они казались еще более прекрасными, величественными и весь выезд, благодаря им, походил на княжеский.
За ними следовали Боярин Федор и купец Никифор. А следом и Михайла Фролыч с братьями, десятком отроков и оркестром в полном составе с десятником Артемием во главе.
Артемий сразу расположил своих музыкантов недалеко от помоста, чтобы удобнее было видеть подаваемые бояричем знаки. Как следует играть, было уже давно обговорено в мельчайших подробностях.
Волчок ехал рядом с Буреем. Он то и дело поправлял небольшой лук, прикрепленный в налучи у пояса. Налуч был красивый, яркий, богато разукрашенный. Да и разодет Волчок был празднично – в Сенькину рубашку и новенькие сапожки. Мальчик оглядывался вокруг с удивлением и радостью. Очень ему нравилось, сколько народу собралось, все нарядные. В который раз, с гордостью подумал, что все это его отец придумал, Серафим Ипатьевич.
- Посидишь пока рядом с дружком своим, - сказал, наклонившись к нему Бурей, - и за Вороном приглядывай. Не хорошо, если на поле выбежит.
Волчок обрадовался, наконец-то он сможет поделиться с Сенькой своими впечатлениями, только к его немалой досаде, между ними посадили Ельку, Сенькину сестру младшую. Девчонка смотрела на Волчка подозрительно, сквозь пушистые ресницы, показывала тайком язык и периодически тыкала ему в бок свой острый локоток, чем отбила у Волчка всякую охоту разговаривать с Сенькой через ее голову. Впрочем, на Ворона Елька смотрела доброжелательно, не пыталась его мучить, а лишь погладила по голове, чем немножко примирила Волчка со своим присутствием.
На центральном помосте, куда взошли Корней Агеич, боярин Федор, и боярич Михайла – не садились, ждали чего-то. А что - стало понятно, когда заиграл оркестр, и прямо к помосту подкатила нарядно украшенная повозка, из которой величественно спустилась боярыня Нинея Гредиславовна с Красавой. Боярыня взошла на помост и села рядом с Корнеем, а Красава пристроилась рядом. Музыка замолчала.
Кроме них на помосте находилась Анна с Анной-младшей и Марией. Поднимаясь на помост, Красава увидела, что лекарка с дочерью пониже сидеть будут, обрадовалась, да не надолго, увидела, что Юлька – нарядная - в красивом платье и синем платке. А тут Мишаня на Красаву даже не взглянул, все вниз, на Юльку, пялился. Девчонка закусила губу и юркнула в приготовленное кресло.
Волчок огляделся, увидел, что рядом с Сенькой сидят Юлька с Настеной, а с другой стороны от него маленький Савва и Роська. Юлька его заметила, улыбнулась.
Сенька повернулся к нему, хотел что-то сказать, но тут снова заиграл оркестр, запели трубы, загремели бубны, обрывая гомон толпы и вслед им, в наступившей тишине, поднялся со своего кресла воевода, и стало не до разговоров.
- Люди добрые, жители Ратного, Михайловска и всего Погорынья. – Начал воевода громким ясным голосом, который слышно было всем собравшимся. - Позвали мы вас сегодня на забаву воинскую, чтоб каждый желающий удаль свою показать мог в стрелецком искусстве, славу добрую добыть. Победителей будет награда ждать и от меня и от Серафима Ипатьевича, коего усилиями все здесь устроено было. А чтобы раздору не было, староста Аристарх перед каждым новым состязанием правила зачитывать будет. Кто же из холопов победу возьмет, то вольную получит себе и семье своей, а также в дружину зачислен будет – новиком без промедления.
По рядам после этих слов ропот прокатился, возражать, однако, никто не стал. Сами же холопы потрясены были больше всех. Смотрели на Корнея с таким выражением, будто поверить не могли.
Воевода паузу выдержал и продолжил:
- Коли кто из вольного люда победу одержать сумеет, то и его награда заслуженная ждет. Верю, что бороться по справедливости будете, и не посрамите чести вашей. С Богом!

Корней сел, а со своего места поднялся Аристарх. Начал правила читать первого состязания.
Волчок пытался слушать внимательно, только Елька отвлекала, став приставать к брату с вопросами. Хорошо еще, что Волчок давно эти правила наизусть выучил, когда Бурей своих обозников наставлял ежедневно, которые должны были все здесь устроить и за порядком следить. А Волчок тоже слушал, и никакие девчонки тогда не мешали. И на пробных состязаниях был много раз, и поле все осмотрел, каждую ямку знал, каждый кустик.
Потому знал, что первое состязание на дальность будет. А еще жребий тянуть станут, кому стрелять первому. Сначала же вызвали отроков – старше двенадцати, но младше шестнадцати лет.
От холопов вышли все пять подростков, от лесовиков – четверо пареньков мрачноватого вида, от Ратницев тоже четверо, во главе с Ерохой, а от Младшей Стражи – Мефодий и Яков, сын Стерва.
Все пятнадцать отроков подошли к обознику, который проводил жеребьевку. Рукав его украшала красная лента, такая же, как у остальных распорядителей состязания.
Жребием послужили четыре щепки. Длина щепок и определяла очередность. Представитель каждой группы вытягивал щепку, а стрелять должны были все вместе - группами. Первыми стали холопы. Мальчишки сильно нервничали, луки у них были самые простые, однодревки, такие выдали всем холопам, отчего шансов победить у них почти не было.
Первое испытание состояло в том, чтобы перекинуть стрелу за черту, отмечающую сорок шагов, при этом стрела должна была попасть вертикально в квадрат, очерченный на земле, и отмеченный по углам флажками.
У каждого была возможность выстрелить четыре раза. Те, кто попадет в квадрат меньше двух раз, выбывали из состязания.
- Сень, - стала теребить брата Елька, - а зачем они стрелы краской отмечают?
- Не знаю, - буркнул тот, - Елька отстань, ты мне мешаешь!
- Ну, Сень, - не отставала она.
Волчок вздохнул и решил выручить друга:
- Знаешь, Елька, - начал он, - они будут стрелять…
- Кому может и Елька, - перебила девчонка, окидывая Волчка высокомерным взглядом, - а для тебя может боялышня Ефлампия Флоловна.
- Хорошо, - пожал плечом Волчок, и отвернулся.
- Ну, Сень, - снова начала Елька.
- Влад, да скажи ты ей! – не выдержал младший боярич, а потом склонился к ее уху и прошептал, копируя Мишку, - а ты, Елька, сперва говорить правильно выучись, а потом боярышней величайся.
Волчок услышал все, спрятал улыбку, заметив, как девчонка надулась, и, пожалев Сеньку, ответил:
- Они же все вместе стрелять будут, потому и краску наносят, чтоб потом узнать, чья стрела.
Холопы встали на изготовку, ожидая сигнала. Распорядитель махнул палкой и все пять стрел нестройным рядком полетели по крутой дуге к цели.
Волчку даже жалко их стало. Видно, что стараются изо всех сил, только получалось совсем плохо. Лишь у одного, высокого холопа три стрелы попали в итоге в цель.
- Сень, кто победил? - спросила Елька.
Сенька отмалчивался, поэтому Волчок, обладавший острым зрением, сразу ответил:
- Тот высокий холоп. Видишь, как он улыбается?
Вторыми стреляли Ратнинские. У них луки были поприличней, да и навыка побольше. Но четырех раз все равно никто не попал, а три раза - только сам Ероха. Тем не менее, толпа приветствовала их одобрительными криками.
- Ну что, ну что, - забеспокоилась Елька.
Волчок покосился на нее, сказал:
- Все хорошо стрельнули, боярышня Евлампия Фроловна.
Девчонка покраснела, закусила губу.
Гордый своим успехом, Ероха, возвращаясь с линии стрельбы, споткнулся обо что-то и чуть не упал, вызвав тем самым улыбки на лицах лесовиков, которые стреляли следующими. Вот у них луки были добротными, сложными. И стреляли они хорошо. Только при первом выстреле, видимо, не учли поднявшийся ветер от волнения, и все стрелы сильно отнесло вправо.
Однако дальше все четверо успешно сделали свои три выстрела.
- Влад, - нерешительно позвала Елька.
- Да, боярышня?
- Все попали?
Волчок кивнул, отвернулся от нее.
Елька ткнула его локтем в бок, заставив дернуться от неожиданности.
- Холошо, - сказала девчонка, снова задирая нос, - можешь меня звать Елька.
Хотел Волчок сказать, что не надо ему такой милости, но смолчал. Потер бок, начинающий побаливать от ее ударов.
А на линию уже вышли Мефодий и Яков.
Сенька сразу заулыбался, кивнул Волчку, мол, посмотри кто.
Волчок тоже улыбнулся – Мефодий ему нравился. А Сенька даже на лавку забрался, чтобы лучше видеть.
Лук у него был короче, чем у лесовиков, но видно было, что тоже сложный, красиво изогнутый.
После сигнала, они с Яковом все четыре раза выпускали стрелы одновременно, и все попали в цель. Только у Мефодия все они воткнулись в рядок, одна подле другой, отчего даже Ратнинские воины одобрительно зашумели.
- Видал? - Спросил радостно Сенька, - я знал, что Мефодий лучше всех стрельнет.
- Да, здорово, - согласился Волчок, поискал глазами Бурея, увидел, что тот тоже доволен.
- Почему здолово? - Тут же спросила Елька, снова хотела пихнуть его локтем, но Волчок в этот раз вовремя среагировал. Схватил ее за руку.
- Здорово, потому что стреляет хорошо, - сказал он, - а будешь еще локтем меня тыкать, так я больше отвечать не стану.
- Станешь, - упрямо сказала Елька и показала ему язык.
Ответить Волчок не успел, потому что в этот момент Сенька сказал:
- Влад, тебя отец зовет.
Волчок уже сам увидел, отпустил Елькину руку, стал выбираться.
Под взглядами всего Ратного неуютно стало. Всего ребят его возраста было двенадцать. Четверо холопов, шестеро ратнинских, сам Волчок и… Приблуда. Волчок глазам своим не поверил. Но внимания решил не обращать.
Ребят разделили на три группы. Лучше всех из первой четверки ратнинских стрелял мальчишка с огненно-рыжими кудрявыми волосами, которые явно указывали на родство с семейством Луки Говоруна. Волчок слышал, что его кличут Олегом, а что он младший сын Луки – знал еще с прошлой недели – кто-то из обозников упоминал его. Стрелы Олега, описывая красивую дугу, втыкались в землю ровно вертикально, но до квадрата долетела только последняя из них, хоть расстояние им уменьшили до тридцати шагов. У остальных ребят стрелы летели не так красиво, а у одного, самого маленького - не просто уклонялись, а весьма странно вибрировали и виляли в воздухе, после чего не втыкались в землю, а падали плашмя далеко от цели. В итоге лишь три стрелы достигли квадрата, а одна даже воткнулась. Волчок сразу определил, что принадлежит она Олегу, порадовался за него – очень уж красиво он стрелял. И на следующий уровень перешел – попасть младшей группе надо было всего один раз.
Следующими вышли холопские малыши. Выделялся из них один, вихрастый восьмилетний пацан. Волчок знал, что его Макар зовут, так как принадлежал он Бурею. Мальчишка был очень шустрый и хитрый. Старшина его мальцом звал, по всяким поручениям посылал, так как сообразительней и шустрее найти было трудно.
Макар наблюдал, как Волчка учат, за стрелами бегал, а потом сам стрельнул, когда Волчок отошел. Старшина приметил, но ничего не сделал испуганному малышу, велел стрелять еще, после чего сказал, что вместе будут заниматься. Вот так и попал Макар на состязания.
Понятно, что за него Волчок теперь и переживал, потому подмигнул ему, когда Макар, проходил мимо. Тот в ответ улыбнулся беззаботно, встал на линию, поднял лук.
По команде, стрелы взвились вверх, только две сразу и упали неподалеку, а стрелы Макара и еще одного мальчика, смуглого и черноволосого, воткнулись, почти долетев до флажка у правой стороны квадрата.
Волчок вздохнул, обернулся к помосту, заметил, как внимательно смотрит воевода, а Михайла Фролыч что-то ему говорит. Гости же – погостный боярин и купец тоже его слушают. И боярыня Нинея смотрит благосклонно.
На втором выстреле, стало совершенно ясно, что двое мальчишек либо совсем стрелять не умеют, либо луки-самоделки никуда не годятся. А вот Макар и чернявый стреляли ровно, и со второго раза оба попали в цель. Третий и четвертый выстрелы у них были не такими удачными. Но для следующего уровня – достаточно.
Волчок заметил, что народ оживился, то ли обсуждают малышей холопов, то ли ждут, как он сам выступит. Не по себе стало.
Встав у линии, он оглянулся на Бурея, увидел внимательный взгляд, сжал покрепче лук. Потом, не утерпел, глянул на Сеньку, а тот не смотрел, отчитывал Ельку за что-то. Рядом Приблуда улыбнулся и тихо сказал:
- Спорим, промахнешься!
Волчок не ответил, натянул тетиву до мочки правого уха, как батюшка учил, нашел глазами квадрат, с воткнутыми по углам флажками, выпустил стрелу по сигналу. Стрела взметнулась вверх, описала дугу, воткнулась у самой линии. У Приблуды воткнулась ближе, но это было слабым утешением. Волчок, чувствуя, как горит лицо, наложил следующую стрелу. Спустил тетиву неудачно, стрела соскользнула, упала прямо у ног, а тетива по руке ударила. Хорошо на руке перчатка была кожаная, специальная. Обернуться Волчок уже не мог, не хотел увидеть жалость в глазах отца.
Ладони стали влажными. Не думал, что так все будет. Стрела норовила выскользнуть из пальцев. Зазвенела тетива, стрела все же взметнулась вверх, описала дугу, но до квадрата не долетела. А у Приблуды попала в квадрат, но не воткнулась, упала.
Последнюю стрелу Волчок так сильно сжал, что она чуть не переломилась. Вздохнул поглубже, стараясь успокоиться, натянул тетиву до уха. Стрела вылетела, словно быстрее чем в первый раз. И в то же время, Волчку казалось, что полет длится бесконечно. Вот она скользнула вниз, пролетела прямо над флажком, воткнулась внутри квадрата. «Получилось» - подумал он отрешенно. А Приблуда рядом проронил:
- Подумаешь, лук, зато я из самострела буду стрелять!
Видно проиграл, а Волчок и не заметил. Так захотелось врезать Приблуде, только вспомнился отец Михаил, его слова. Отвернулся, пошел, не оглядываясь, обратно к Сеньке. На отца так и не посмотрел.
Сенька встретил его спокойно, не пытаясь жалеть:
- Садись, Влад!
А Елька притихла, стараясь заглянуть в глаза.
- Попал? – Все-таки спросила она тихонько.
Волчок глубоко вздохнул, посмотрел на нее, но сдержался, не стал ничего говорить. Чувствовал себя несчастным. И перед Сенькой неловко.
- Я ж тебя не толкаю, - обиженно сказала девчонка, - почему ты молчишь?
И не дождавшись ответа, пнула его сапожком в голень.
Волчок охнул от неожиданности, рассердился. Развернулся к девчонке, схватив ее за руку. Прямо перед собой увидел ее расширенные глаза с пушистыми ресницами. Краем уха услышал, как Сенька сказал неуверенно:
- Влад!
А строптивая Елька вдруг улыбнулась широко, совершенно бесстрашно и удовлетворенно произнесла:
- Ожил!
И Волчок сразу отпустил ее. Удивился, что на него нашло.
И на отца посмотрел невольно. А Бурей, оказывается, наблюдал за ним. Встретился с Волчком взглядом, коротко кивнул, отвернулся.
А Елька уже опять теребила его за рукав:
- Смотли, смотли, снова стлеляют!
Волчок посмотрел. На поле уже стояли отроки. И один оставшийся высокий холоп вышел вперед. Задание изменилось. Теперь надо было попасть в мишень, стоящую в пятидесяти шагах. И стрелять по прямой. Чучело, набитое соломой, изображало вражеского воина, и стояло вертикально. Необходимо было поразить цель тремя выстрелами из четырех.
Высокий холоп стрелял первым. Надо было видеть его отчаяние, когда лишь две стрелы попали в цель, а третья и четвертая отклонились в сторону.
Бурей задумчиво кивнул, глядя на стрелявшего.
Место у линии сразу занял Ероха. Он вскинул голову и натянул тетиву. По знаку, стал выпускать одну стрелу за другой и лишь последняя отклонилась, мазнув чучело вскользь. Толпа приветствовала его одобрительным шумом. Данила с гордостью смотрел на сына.
- Ну, кто выиглал, Влад? - спросила нетерпеливая Елька.
- Пока никто, - сказал Волчок.
Елька вздохнула и словно смирилась:
- Ладно.
Из ратнинцев больше никому не удалость попасть в чучело трижды.
- Пока только Ероха! – Ответил Волчок, когда Елька дернула за рукав.
Вышли лесовики. Первому повезло – три раза удачно попал в туловище чучела. Парень заулыбался, довольный, победно вскинул лук. Второй и третий промахнулись по два раза. Волчок даже заскучал было, но тут вышел последний лесовик, самый рослый, с черной повязкой на лбу, стрелял уверенно, не спеша, даже паузы между выстрелами делал одинаковые. Лицо его было невозмутимым, только когда четвертая стрела, подобно остальным, достигла цели, он позволил себе короткую усмешку. Но тут же поймал взгляд Бурея и снова изобразил прежнее равнодушие.
Дреговичи, наблюдавшие за своими отроками, оживились, зашептались меж собой. А когда подросток подошел к ним, зашумели, поздравляя.
- Ох, - огорченно вздохнул Сенька, - как же теперь Мефодий?
- Что, что, Влад? – забеспокоилась Елька.
- Елька, смотри. – Волчок решительно принялся объяснять. - Вон тот, с повязкой – четыре раза попал. А сейчас Мефодий стрелять будет. Ему тоже попасть надо.
- А кто тогда победит? – спросила Елька.
Сенька с Волчком переглянулись, улыбаясь.
И ответили одновременно:
- Мефодий!
- Точно? - Подозрительно спросила Елька, заметив их улыбки.
- А ты, Елюшка, смотри, - сказал Сенька, - и сейчас сама увидишь.
Мефодий и Яков вышли к черте. Народ у палаток и даже воины, приветствовали их одобрительными возгласами. И Корней Агеич зашевелился в кресле, улыбнулся в бороду, предвкушая стрельбу отроков из младшей стражи. Никому не хотелось отдавать победу молодому лесовику.
Сын Стерва стрелял первым. Он уверенно подошел к черте, занял стойку, выставив одну ногу вперед, натянул тетиву, и в установившейся тишине, начал стрелять. Яков ошибся лишь однажды, последним выстрелом ловкость хотел показать, в голову целясь, только пролетела стрела прямо над головой чучела, не коснувшись мишени. Разочарования Яков не показал, хотя огорченный вздох толпы явно произвел на него впечатление
К черте вышел Мефодий. Волчок увидел, что даже Мишка вперед подался, наблюдая за своим отроком. А тот уверенными, привычными движениями натянул лук, глянул на распорядителя, и стрела, выпущенная с силой, воткнулась чуть правее центра мишени, был бы живой человек, выстрел бы сердце поразил.
Толпа, за исключением отдельных возгласов, безмолвствовала. Второй выстрел, последовал сразу за первым, и стрела вонзилась на вершок левее первой. Вздох зрителей напоминал шелест ветра. Третья стрела вонзилась между первой и второй. Тут даже вздоха уже не было.
Мефодий натянул лук в последний раз до половины, прицелился, потом натянул до конца, не раздумывая, выпустил стрелу, которая в красивом и сильном полете, бесшумно воткнулась в шею кукле.
- Попал, попал, - закричала Елька, и Волчок еле услышал ее крик в поднявшемся ликующем шуме.
- Я же говорил тебе! – радостно смеясь, крикнул сестре Сенька.
Со своего места поднялся Аристарх и гул начал постепенно стихать.
Аристарх объявил, что раз победителей двое, предстоит единоборство. Мишень отнесут дальше на пять шагов, и каждому будет предложено стрелять по очереди до первого промаха.
Мефодий остался у линии, а стрелок от дреговичей, неторопливо подошел и встал рядом. По жребию, стрелять первому досталось лесовику. В мишень, отнесенную на пять шагов, попасть стало не так просто. Подростки смерили друг друга высокомерными взглядами и встали наизготовку. Стало опять тихо.
Бурей смотрел с интересом. Если торка взять в стрелецкую школу он не планировал, то к лесовику присматривался очень внимательно.
Волчок не заметил, как сжал ладошку Ельки, наблюдая за поединком. Девчонка ладошку вырвала, заставив на себя оглянуться.
- Ну, кто победил? – Спросила она и на них стали оглядываться.
Волчок наклонился к ее ушку и прошептал:
- Ты! Только чуток помолчи, ладно?
Елька просияла и кивнула.
Единоборство не заняло много времени. Видно было, что оба стрелка, несмотря на молодость, очень хорошо подготовлены, и по силам примерно равны. И стреляли метко, только в голову. Но все решил случай. На третьем выстреле порыв ветра увел стрелу Мефодия в сторону, а лесовик, сделав паузу, подождал, когда стихнет ветер, после чего с легкостью поразил цель.
Дреговичи ликовали. Ратнинцы хоть и были недовольны исходом, но воинскую удаль ценить умели, потому недовольные возгласы смешались с одобрительным гулом. Ну а Бурей и вовсе был доволен.
Сенька искренне расстроился, а Волчок вдруг понял, что сейчас его очередь, не до того стало. Не обратив внимания, на вопросы Ельки, он как в тумане побрел на поле. Как стреляли мальчишки перед ним, он словно и не видел. Сжимал лук рукой в перчатке, ждал своей очереди с каким-то отчаяньем. И поделать с этим ничего не мог. Первый выстрел был совсем неудачный, спустил тетиву, не доведя до уха. А ведь за три выстрела попасть в мишень надо было дважды. Волчок снова стрельнул, и правильно вроде бы все сделал, но стрела прошла мимо мишени.
Поняв, что проиграл, и третий раз можно и не стрелять, захотелось отшвырнуть лук, убежать. Только куда? К Сеньке, который будет делать вид, что все хорошо? К отцу, который явно разочаруется? В толпу, которая поднимет его на смех? Волчок вдруг вспомнил свой сон, прекрасного всадника, о котором невольно думал каждый раз, когда трудно было. Разве отступил бы всадник на его месте, опустил бы руки. И как же он, Волчок, сможет походить на него, если струсит сейчас. Представив, что он и есть этот незнакомый воин, ставший таким родным, Волчок поднял лук, натянул тетиву на всю длину стрелы, совместил взглядом наконечник с головой мишени, и стрельнул. Красивый это был выстрел! Идеальный. И попал он прямо в середину головы. И не важно стало вдруг, что проиграл. Ведь смог же!
И словно в честь его победы над собой, заиграл оркестр. Означало это, что в состязании наступил перерыв перед выступлением взрослых, но Волчку показалось, что немножко и в его честь, и в честь всадника из сна. Вокруг все пришло в движение. Люди потянулись к ярмарочным палаткам, к своим шатрам, чтобы перекусить или просто отдохнуть.
Волчок стал оглядываться, пробираясь, сквозь толпу, искал среди начавшейся неразберихи Бурея, и вдруг охнул, поднятый в воздух. Старшина сам его нашел. Волчок обрадовался, стал в глаза заглядывать. Узнать хотел, что отец думает.
А Бурей подмигнул ему, сказал:
- Добро, Владко! Будешь лучником! Настоящим! А сейчас иди, сластей купи себе или еще чего, дружка своего угостишь.
С этими словами, он поставил Волчка на землю, насыпал в ладонь горстку монет, пояснил с сожалением:
- А мне сейчас никак отлучится. Следить за всем надо.
Волчок улыбнулся в ответ, чувствуя себя счастливее всех от похвалы отца, кивнул:
- Куплю. И Сеньку угощу, и Ельку.

***
Когда уже дошел до рядов со сластями, Волчок опомнился, подумал, что Сеньку с собй надо взять было, стал обратно выбираться. Сделать это было не просто. Его то и дело кто-нибудь останавливал. Воины по плечу похлопывали, говорили, молодец, мол. И когда чья-то рука в перчатке остановила его в очередной раз, Волчок даже не удивился.
Только, когда глаза поднял, что-то в сердце кольнуло. Понял почему-то, не ратнинец перед ним, не посадский, совсем незнакомый воин. И на лесовика не похож. Высокий, статный, не стар вроде, а в длинных пепельно-русых волосах седина уже. Лицо открытое, но всю левую щеку след от ожога занимает, делая его жестче... А глаза – карие, темные, пронзительные, сверкают мрачным огнем. Будто в душу прямо смотрят.
- Постой, малец, - сказал он низким, глухим голосом, словно не желал, чтоб другие услышали, - А ты изменился, подрос. Стреляешь уже… Не узнаешь меня?
Сердце у Волчка забилось сильно, в голове словно перемешалось все. Стали какие-то смутные картины из прошлого возникать. Крики, языки пламени, чье-то рыдание. И лицо воина этого – страшное, все в крови. Шум толпы уплывал куда-то, не было сил удержаться за реальность.
- Влад, Влад, - проник в сознание Сенькин голос. Откуда он шел, Волчок не понял, только краски дня стали возвращаться, голоса людей, яркие шатры, жаркое солнце, все снова завертелось перед глазами.
Воин склонился к нему, сунул что-то в руку. А Сенькин голос возник уже совсем рядом:
- Влад, а я ищу тебя, ищу! Ты чего? Что с тобой?
Волчок повернул голову, увидел Сеньку, пробирающегося сквозь толпу, а когда на воина еще раз посмотреть хотел, даже обрадовался. Не было никого похожего рядом. Показалось что ли? Да нет, не могло.
Думать не хотелось об этом. Волчок тряхнул головой, отгоняя остатки видений, попытался улыбнуться Сеньке:
- А я тут! К тебе шел. Батюшка сказал сласти купить. Думал вместе лучше…
И осекся, заметив за плечом друга шкодливую рожицу Ельки.
Сенька оглянулся на нее, смущенно пожал плечом, пояснил:
- Сама увязалась! Следи теперь за ней, мелкая ведь. Дед прибьет, если с ней что-то случится…
Даже досада на Сенькину сестру тусклой была, какой-то неважной.
Пока шли по рядам, крепко держали Ельку за руки, что бы в толпе не затерялась – ищи потом. А Волчка не покидало смутное беспокойство, он то и дело головой крутил, все воина глазами высматривал. Кто он, откуда? Почему так напомнил кого-то? Почему исчез? Волчок смотрел внимательно, даже сласти уже не интересовали, хотелось увидеть снова эти глаза карие, опасные… Но не было нигде видно высокой фигуры в полном воинском облачении.
Волчок еще немного поискал, а потом Елька отвлекла, внимания требовала, сластей выпрашивала у брата. А Сеньке не до нее было – на кинжалы дорогие взглянуть хотел, посмотрел на друга умоляюще. И пришлось Волчку самому ей покупать. Волчок разжал ладонь, когда расплатиться хотел. И тут среди монеток увидел кошель малый из потертой кожи. Молнией блеснуло воспоминание, как воин в руку ему кладет что-то. Волчок сжал кошель в другой руке, не хотел, чтобы увидел кто-то. Потом посмотрит, когда один будет!
Расплатился за Елькины сласти, а вдали уже звуки оркестра раздались, оповещая всех, что состязания продолжаются. Народ потянулся к полю.
Сенька неохотно оторвался от прилавка с кинжалами. Возвращаться надо было на свои места.
- Потом еще посмотрим, - утешил его Волчок, - когда мой отец всех победит.
Сенька открыл рот, возразить что-то хотел, но передумал.
Пока они до своей скамьи добрались, состязания уже начались. Юлька посмотрела на них укоризненно, головой покачала. Кивнула на поле, где воины уже у черты стояли, луки натягивали.
Волчок стал наблюдать с интересом, но и о кожаном кошеле не забывал. Жег он ему руку, вот и повесил на шею незаметно, под рубашку спрятал. А теперь мучился. И состязания посмотреть хотелось. И с поля убежать, чтоб рассмотреть, что там внутри.
А потом состязания захватили его. И о подарке воина забыл на время. Переживать за исход стал. Хотелось, чтобы батюшка победил всех. Это он Сеньке так сказал уверенно. А на самом деле переживал, сомневался. Знал от обозников, что Лука Говорун победить может. Даже спорили они как-то на днях, кто лучше – Бурей или Лука, когда старшины рядом не было, только Волчка заметили рядом, замолчали.
Одно понял, победить Бурей может, но это не легко будет.
***
Волчок весь собрался, следя за каждым движением на поле, даже ерзанье Ельки рядом не замечал, весь устремившись туда, где среди суровых воинов и гордых лесовиков, стоял батюшка.
Лучники не спеша, выстроились у линии, тщательно выбирая стрелы и присматриваясь как ветер гонит облака, метет начавшую желтеть траву и первые павшие листья. Сколько было в этих неторопливых движениях красоты, мощи и скрытой угрозы!
Дружный, и такой страшный в бою, скрип тугих, собранных из дерева и кости, склеенных и окрученных берестой лучных плеч, разнесся по затихшему полю. Еще мгновение, и десятки стрел, пущенных разом, как по команде, хищной стаей устремились к мишеням. Упруго и звонко хлопнули тетивы по прикрывающим щиткам на запястьях стрелков. Тупой стук стали, вонзившейся в мягкое дерево мишеней, раздался пару мгновений спустя.
Волчок вздрогнул, показалось, что это сердце в груди так громко стучит. Он до рези в глазах, всмотрелся в отстоящие на полста шагов мишени и с восторгом понял – батюшка поразил свою цель точно в середину. От радости хотелось кричать, а ведь это только первый выстрел. Не в силах сдержать волнение, Влад повернулся к Сеньке:
- Ты видел, видел?!
Ответ Сеньки потонул в криках толпы.
Луки вновь поднялись, рождая тишину. Теперь Волчок смотрел только на Бурея. Его лук длиннее, чем у стоящего рядом Луки Говоруна и его воинов. И даже у лесовиков луки короче. С кажущейся легкостью натягивает его старшина, оперенье стрелы касается щеки. Миг, и стрелы летят, бесшумно разрезая воздух. И снова победа. И снова батюшка попал в цель.
У Волчка замирает дыхание, он уже теряет счет выстрелам. Смутно понимает, что все больше стрелков отходят в сторону, а мишени устанавливаются все дальше. А Бурей все еще на линии, все еще стреляет, не подавая и признака усталости или сомнений. Рядом с ним уже остаются лишь три человека – Лука говорун и двое лесовиков.
Еще выстрел, и дреговичи, опустив луки, отходят в сторону. Теперь лишь двое лучших на поле - один на один. Мишени ставят еще дальше. Противники не смотрят друг на друга, только вперед и на наконечник стрелы.
Толпа, казалось, не дышит. Все взгляды устремлены на самых искусных стрелков Ратного. Волчку кажется, что воздуха не хватает. Дыхание толчками вырывается из груди. Он и не заметил, как вскочил со скамьи, и стоит, сжимая кулаки.
Вот сейчас все кончится, еще немного. Но луки поднимаются снова и снова. Ветер усилился, порывами поднимает с земли листья и кружит в воздухе. Но и он не может помешать стрелкам, бить точно в цель. В обоих лучниках чувствовалось непоколебимая уверенность в своих силах. Ни один не желал уступать другому. Уже несколько раз помощники подносили им новые стрелы, а единоборство все не кончалось. Волчку казалось, что сильнее переживать уже невозможно, но каждый последующий выстрел отдавался в груди новой волной безумной надежды.
Мишени еще отдалились. Кто-то из оркестра неловко задел струну и ее звук громом показался, но лучники даже не оглянулись. Выстрел – и стрела Луки лишь коснулась мишени, не воткнувшись в нее, а стрела Бурея с такой силой вонзилось в щит, что едва не пробила его. Волчок даже на таком расстоянии видел как подрагивает оперение
Еще мгновение стояла мертвая тишина, а потом толпа разразилась криками восторга и сожаления. Бурей повернул голову и взглянул прямо на Волчка. Тут же заиграл оркестр, чествуя победителя.
Волчок без сил опустился на скамью, как только старшина отвернулся. Казалось, что именно он сейчас сражался за право называться лучшим. Сенька, тоже потрясенный финалом, повернулся к другу и слабым голосом почти простонал:
- Победил! Твой отец победил!
Оркестр замолчал, а через мгновение рожок Дударика проиграл нехитрую мелодию, призывая к всеобщему вниманию.
Со своего места поднялся воевода Корней.
- Ратнинцы и уважаемые гости! Только что вы стали свидетелями славной победы в стрелецком состязании Серафима Ипатьевича, лучшего стрелка Погорынья. Победителям состязания сейчас будут вручены награды, потому предлагаю выйти вперед всем трем победителям.
Сперва на поле вышел Бурей, следом Макар и молодой лесовик. Подошли к обозному старшине, только дрегович остановился чуть поодаль, а Макарка, наоборот, поближе к хозяину встал.
Корней объявил, что от воеводства Погорынского, награды вынесут боярышни Анна и Мария. Внучки Корнея спустились с помоста, неся на полотенцах подарки. Мария вручила Макару кинжал дорогой и вольную ему и семье его, Анна с поклоном протянула лесовику шапку соболью и пояс с пряжкой серебряной.
- А тебе, Серафим Ипатьич, - громко объявил Корней, – особая награда. Дарую властью своей воеводской землю под школу стрелецкую тебе в вечное владение, в отчину и дедину, всем потомкам твоим до скончания века, и помощь в строительстве обещаю, какая понадобится. Важное дело ты, Серафим Ипатьич замыслил, дай тебе Господь сил свершить задуманное! И будет тебе от всего народа Погорынского и от воинов ратнинских честь великая и хвала!

Конец.

Спасибо за текст! 'Маленько почитав и затем немного подумав, решил выдать чуток' замечаний и предложений.

- Юлька сказала это важно - на всю жизнь! И спешка здесь неуместна. - Старательно повторил умное слово по памяти.
Вундеркиндер этот Волчок - через месячишко предложения строит и говорит правильно. Достовернее будет, если разбить по слогам: 'не-у-мест-на'. Когда идет поток сознания Волчка - там мысли короткие, рубленые, а прямая речь местами, особенно к середине и к финалу текста слишком гладкая и легко ему дается.
Речи Волчка хотя бы в начале желательно укоротить и добавить пропущенных слов с описаниями мимики и жестов, чтобы подтвердить легенду. Одного упоминания, что неохотно говорит, если можно кивнуть - мало. А в общении с Буреем (после примирения) и Юлькой он вообще должен все понимать без слов, как собака ,как и они его. Стая же)))

Вот и решение проблемы с этими вольными прогулками. Права Ягодка, занять Волчка надо делом. - резануло слово 'проблема'. Так мог подумать Мишка, а не Бурей, это слово заимствованное и современное, сленговое. Лучше заменить на 'беда' или 'вот и ответ прогулкам'.

- Слушаюсь, боярич, - в третий раз гаркнул десятник, развернулся на каблуках, бросился к казарме. Дело авторское, а только не может отрок 'гаркнуть'. Попытаться может, а вот сделать...
- только о сыне я думал - не о себе. / 'Т' заглавная
Увидел входящих в двери малышей, / слишком часто именуете их 'малышами'/ младших, детей, ребят...
Потомок знатного рода, воин среброколечный или палач, / почему бы 'палач' и здесь не заменить на 'кат'?
Хуже всего было то, что методы Михайлы пришлись Бурею по душе - все ведь правильно сделал - и десятника наказал больше других, и беспредел среди мальцов остановил. / "беспредел" точно надо заменить. 'Методы' - на усмотрение авторов.
А то мысли Бурея не слишком по стилю отличаются от Мишкиных. Бурей не старше, зато 'дремучей', это можно подчеркнуть использованием устаревших слов...
Подошел к окну, понаблюдал немного, прислонившись лбом к стеклу,/ точно стекло??? Вроде ночь была и тут уже холопы суетятся и их видно.
'понаблюдать немного' - явный 'антонизм', Ольга, "подумав чуток, слегка" бей его по рукам за такое! ))))

О! - Воскликнул Бурей. - И воевода-батюшка явился, не запылился! Челом бью тебе, Корней Аггеич, /Агеич
И далее:
- Приму тебя, Корней сын Аггев, в дружину свою.

Бурей пнул монеты кончиком сапога/ 'кончиком' не звучит. Да и что за буреев пинок - 'кончиком'???
Один Волчок сидел на своей лежанке и как-то настороженно посмотрел на него. Но, поняв, что это Демьян, сразу расслабился. / Волчок сидел на лежанке и настороженно смотрел на вошедшего. Узнав Демьяна, мальчик изменился в лице: напряжение уступило место улыбке.

А вобще Бурей - прирожденный пиарщик. Мишке учиться бы у него.

только три дня назад, взглядом смерть ему обещал, когда он Волчка отдавать не хотел, ведя младший десяток на расправу. / только три дня назад, взглядом смерть ему обещал, когда он - десятник Демьян - Волчка отдавать не хотел, ведя младший десяток на расправу./ расправа - не совсем корректное слово...

Пока шли к дому, Демка оглядывал с любопытством двор, удивлялся, как все ладно у старшины устроено. / до сих пор ни разу не упомянуто, что Бурей именно обозный старшина. Может здесь уместно, как никак бесхозяйственного над обозом не поставят.

Ехал обратно медленно, все на Бурея удивлялся. Приедет, надо будет расспросить Роську. Неспроста же все это! / Самое время для цитаты 'Бог есть любовь'. Или в исполнении Роськи или отца Михаила как-то упомянуть.

Все тонуло в зелени./ окружающий мир утопал в зелени

- Мой дом, - повторил он с чувством. - А взашей можно Приблуду!
- Можно и его, - согласился Бурей.

- Мой дом, - повторил он с чувством. - А взашей - Приблуду!
- Також стервеца, - согласился Бурей.

Бурей улыбнулся и подмигнул сыну: - справимся, Владко? / 'С' заглавная

Сам знаешь, стрелок я не последний, и много чему пацанов научить смогу./ заменить пацанов на отроков! Отрокам не давать семочек и запретить носить кепки и сидеть на корточках!

Ратное начали заполнять гости, стало очевидно, что событие это случится в любом случае./ предложение длинное. Случится-случае - тавтология.

Кроме того, устроители состязаний, его батюшка и сам воевода Погорынский, озаботились о прокормлении всех гостей. С помощью обозников Бурея было устроено изготовление дарового кулеша, которым угощали всех желающих, за что в ответ слышали немало добрых слов./ Чтобы Корней с Буреем забыли про пиво и квас - не верю!!! Кстати, варку пива и медовухи надо было обсудить еще при первой встрече и не на сухую(Кхе-кхе!) и начать заранее (еще один аргумент в пользу твердых намерений провести не смотря ни на что)

Он не только сразу отпустил Волчка, но даже подарил горсть конфет./ Конфет? Может орехов в меду? Сушеной патоки? Просто 'сластей'.

А народу в итоге прибыло куда больше, чем самих лучников./ Лука Говорун появляется поздновато... Хде торговля луками, стрелами и арбалетами? По-моему, у КЕСа Говорун с Мишкой торговался за франшизу на изготовление арбалетов?
Почему-то в процессе подготовки нет про Аристарха - старосту Ратного - он должен поле отводить под турнир и торговлю, размещать гостей и вообще суетится и присутствовать при полном параде.

Лучники тоже потихоньку собирались./ а вот не потихоньку! Прибытие 'чемпионов' должно обставляться с помпой. Уж бодрые крикуны должны быть всяко. А Мишка должен ввести моду на аплодисменты (в ложе для высоких гостей) иначе от криков все оглохнут.

Народ с любопытством поглядывал на чудное сооружение, видимо предназначенное для местной знати и гостей. / Сооружение - повтор, лучше постройку. 'местной знати и высоких гостей'.

Ндааа. А почему отца Михаила не позвали? Хде одобрение церкви состязанию? Волхва есть, а священника нету. А вопрос сурьезный. Ратное - не территория Волхвы и КЕСосвский Корней бы этот расклад в голове бы обмослал загодя, может бы у Мишки совета спросил. Надо или волхву заменить на Красаву+кого-то еще или надо подумать, а то запал для конфликта придумали, а самого (чисто КЕСовского) конфликта и решения нет!
Слух о том, что воевода даст вольную победителям, удивил их сильно./ Почему слух? Глашатаи должны были официально объявить. Внесите это предложение от имени Мишки, а то он как-то в несвойственной ему манере просохатил тему. Оркестр... кхе-кхе.

Победителей будет награда ждать и от меня и от Серафима Ипатьевича, коего усилиями все здесь устроено было. / ну нафиг, чтобы погостный боярин Федор в призовой фонд со своим паем не влез, не верю! Он наверняка еще бойчишку своего привез с дорогущим луком столичной работы (+5 к меткости).

чтобы раздору не было, староста Аристарх перед каждым новым состязанием правила зачитывать будет./ Староват Аристарх для конферансье. Может Луку Говоруна на это дело уболтать? Типа ему уважуха, лучше всех знает лучное дело, то да се? В жюри его все равно нельзя, как лицо заинтересованное, вот и надо его и приветить и от решений удалить. А ему-то охота покрасоваться, да и кличка - ГОВОРУН - обязывает!!!
Если совсем без участия Луки состязание организовывать (да и про школу стрельцов имени тов. Бурея помним!) - нехорошо может выйти и КЕСовский Корней это знает, а ваш че-то не особо.
Участие Луки РЯДОВЫМ стрелком строго говоря - не обязательно. Можно травму ему придумать или еще как-то развести с Буреем по углам. Опять же - Бурей аццкий авторитет и как оказалось, супер-лучник - значит, должен быть у Луки страх проиграть - давно в одном селе живут. Для интриги вполне будет достаточно загадочного лесовика с черной повязкой. Опять - темная лошадка - классика жанра.

И на следующий уровень перешел - попасть младшей группе надо было всего один раз./ далее повтор 'следующий' + как-то 'игриво' и современно звучит.

Следующими вышли холопские малыши./ Опять малыши! Робичи, холопские дети, ну еще как-то. Малыши-карандаши, блинский блин.

Чучело, набитое соломой, изображало вражеского воина, и стояло вертикально./ Вертикально стоящее и набитое соломой чучело, изображало вражеского воина.

Дреговичи ликовали. Ратнинцы хоть и были недовольны исходом, но воинскую удаль ценить умели, потому недовольные возгласы смешались с одобрительным гулом./ Непонятно. Мефодий (торк) пришлый и школяр. За него болеть должны только отроки МС.

Молнией блеснуло воспоминание, как воин в руку ему кладет что-то. Волчок сжал кошель в другой руке, не хотел, чтобы увидел кто-то./ Детская ладошка все-таки. Может, незнакомец сразу на шею под рубаху кошель повесил?

Итак, текст и персонажи проработаны досконально. А главное, новый и многообещающий персонаж очень удачно вписан в реальность 'Отрока' - лучше бы и самому Красницкому не удалось. Со 'свежей кровью' у КЕСа в первых трех-четырех книгах особых проблем не наблюдалось, но тут просто царский подарок. Мишка у соавторов получился без навязшего к шестой части в зубах психолого-управленческого занудства, не киборг, но почти человек. Правда в конце тема Мишки явно слита, чей-то он совсем мышей не ловит...
Что особенно радует фанатов серии, в той или иной мере задействованы все персонажи 'Отрока', а обозный старшина Бурей предстает с новой и весьма и весьма круто прописанной стороны. Человечность! Вот чего явно не хватает 'Отроку' в последних книгах.
Есть суровые недочеты - 'недомыслы' ключевых персонажей по ряду важных вопросов. Хоцца авторам выписать плетей, да не будем зверствовать. Не сложно дописать буквально пару-тройку абзацев. Важно при этом не скатится в излишние мудрствования - нет смысла слепо подражать Красницкому в его пространных размышлениях всех обо всем.
Примечательно, что идея военно-спортивных местных олимпийских игр в Погорынье приходит не в светлую голову Мишки-попаданца, а кому бы вы думали? Бурею с Корнеем! Это при том, что классика жанра, Ратников-то легенду о Робин Гуде всяко знает и помнит, однако ж!!! При всем при том движок для сюжетной линии найден нетривиальный, молодцы! Тут тебе и фига младшей страже, и вертикаль власти Погорынского воеводы, и экономические связи Осьмы и Никифора, и единение 'лесовиков' и ратнинцев... Да и нужен, ох как нужен этот праздник людям после большой крови, перемен и на пороге большой войны с Журавлем - в психологическом аспекте авторы угадали на 100%. Чтоб ярмарка и прочие затеи прошли мимо Мишки ('Мишка тоже побывал у деда, внес предложение использовать оркестр во время состязания. Корней предложение одобрил. - это не в счет') - тут я не верю. Конечно, не все ж ему одному везде успевать. Но! Нужно его упомянуть и в связи с охраной ратного и по нинеино-михаиловскому вопросу посоветоваться... И просто упомянуть - вот мол, кисточки на ветру или ограда из пеньковой веревицы с флажками - это мол Мишкина задумка (в устах того же Сеньки!). А то неправдоподобно бледненько к финалу предстает ваша версия попаданца.
Тема со знаком Волка и загадочным лесовиком (оборотнем?)- очень грамотно вписалась в сюжет.

Ну спасибо))))

и

Да я понимаю))) Спасибо огромное Ромео!!!

Ребята, если у кого-нибудь есть мысли, что можно добавить или убрать по тексту - самое время отписаться.
Буду очень благодарна за ваши предложения!!!

Крепость Журавля, ночь после ее захвата МС, загон для волков - Журавль скрещивал собак с волками. Он решил поиздеваться над единственным потомкам, как он думал, своего врага. Приказ боярина выполнили быстро и даже с радостью. Да не вышло. Затем хотели просто убить, но волки защитили.
А потом и плюнули... не до него стало .

Сказка? Возможно, но идея в том чтобы показать - люди порой хуже зверей.

Не-а, Баба Яга против. Какой захват Крепости Журавля? Роялей в Погорынье и так хватает.

Журавль скрещивал собак с волками. - допустимо.

Он решил поиздеваться над единственным потомкам, как он думал, своего врага. Приказ боярина выполнили быстро и даже с радостью. - вполне возможно.

А вот дальше - совсем по-другому:

Разводили волкособак на дальних Выселках около болота. Туда и поместили мальчонку. Там среди волков он и прожил несколько лет. Журавль о нем позабыл, а напоминать боярину никто не решился. Бурей, отвозя захваченную добычу (для переправки на лодье), по пути наткнулся на эти Выселки (название условное). Ни жителей, ни основного имущества, ни скотины, ни волкособак там не было. А когда шарили по клетям - в расчете все же чем-нибудь поживиться, тогда и наткнулись на укрывающегося в укромном уголке Волчка. Он ничего не говорил, только скалился, рычал и кусался. Насилу связали. Вот так и оказался пацан у Бурея.

Вот примерно в таком разрезе.

Тогда нужен сильный шок (как образец - смотри фильм "Мужики"). Ну, шок - это мы завсегда обеспечим. Но ...

Чуть попозже - в третьей части.

Волчок среди волков жил максимум несколько месяцев. Даже когда писался фанфик эта была предпосылка у меня - жаль не прописала толком. Но все же считаю, что она правильная.