Чтобы положить конец беспорядку, дошедшему до крайности, Карл VII развил многостороннюю деятельность. Во-первых, он попытался отучить наемников от привычки бесконтрольно бродить по стране, поселив их в приграничных гарнизонах, в непосредственной близости от территорий королевства, еще подчиненных иностранной власти. Во-вторых, поскольку большинство воинов фактически и даже юридически зависело от принцев и магнатов, король попытался уничтожить эту исключительную лояльность, чтобы право вести любую войну и власть над всеми воинами королевства принадлежали ему одному. «Война короля» и «война королевства» должны были в конечном счете стать синонимами. В-третьих, в 1445-1446 гг. Карл VII начал вовсе не набор постоянной армии, как иногда говорят, а операцию сортировки, отбора зерна от плевел среди всей массы имеющихся воинов, придавая официальный статус лишь определенным людям и одинаковым по составу отрядам. Это были ордонансовые роты, состоящие из 1800 комплектных «копий», т. е. из 1800 латников, 3600 лучников, 1800 кутилье (7200 бойцов). Используя Турское перемирие 1444 г., - поскольку необходимый для их оплаты налог собирать в масштабах всего королевства тогда было сложно, - он расквартировал эти несколько тысяч латников в разных провинциях, или округах, возложив на население обязанность содержать их за счет выплат отчасти натурой, отчасти деньгами. (В ордонансе 1445 г.: «означенные латники будут стоять в добрых городах всего королевства», которые отбирались «военными комиссарами», т.е. уполномоченными короны.) Расселенные таким образом ордонансовые роты собирали потом для освобождения Нормандии (1449-1450 гг.), а затем для первого и второго завоеваний Гиэни (1451 и 1453 гг.). По завершении этих походов англичане сохранили на континенте только Кале - крепость, окруженную бургундскими владениями.

После этого мог встать вопрос о полном роспуске ордонансовых рот, включая даже размещенные в гарнизонах, охранявших две недавно воссоединенных провинции. Однако постоянная армия сохранялась долгое время после того, как внутренняя угроза со стороны Вольных рот и внешняя угроза со стороны англичан на самом деле исчезли, поскольку в 1453 г. мирный договор с Англией не был заключен, и современники не могли знать, что Столетняя война завершена.

Тем не менее, не всем пришлись по душе произошедшие перемены. Епископ Тома Базен, например, считал постоянную армию, как и постоянный налог, формой тирании - тирании тем более бесполезной, добавлял он, что король может по своему усмотрению располагать огромной массой дворян и ленников. «С незапамятных времен французское королевство содержало традиционную армию впечатляющей величины: она состояла из знатных людей королевства. Всякий раз, когда король требовал от них службы, он собирал из знати войско более, чем в 50000 всадников, не считая несметного числа пехотинцев, которых он мог набрать при необходимости. Благосостояние государства, как кажется, не таково, чтобы в дополнение к этой обычной армии, в которую которой народ вносит свой вклад налогами и традиционной службой, вербовалась другая наемная армия, которая состояла бы на жаловании и получала бы обычную плату даже в мирное время, когда отсутствует угроза войны». Именно бремя налогов, необходимых для содержания постоянной армии казалось Базену признаком рабства: «И таким образом французское королевство, - пишет он, - некогда бывшее землей знати и свободы, под предлогом необходимости содержать эту армию на королевском жалованье, было ввергнуто в пучину рабства, дани и насильственных взысканий, до такой степени, что все население по общему признанию стало по воле короля подлежать налогообложению со стороны его казначеев, называемых главными по финансам, и их чиновников, которые действительно успешно взимают эти налоги самым бесчеловечным образом, и никто не осмеливается возражать против этого. Ведь в глазах этих приспешников тирании попытка усомниться в данном деле представляется более опасной, чем отрицание правды, и тот, кто каким-либо образом отваживается выразить протест, обвиняется в оскорблении величества и незамедлительно подвергается наказанию».

Столь пламенный и бдительный патриот, как Робер Блондель, не предлагает в конечном счете ничего другого и высказывает пожелание: пусть в будущем «во время мира детей дворян и прочих зажиточных людей городов и селений обучают обращаться с оружием, чтобы, когда настанет надобность, мы не призывали их, начиная все сызнова, а были бы всегда готовы и способны встретить противников наших и отразить их от наших очагов, и дабы небеспричинный страх лишил оных смелости впредь нападать на нас, и не было бы нам нужды посылать за шотландцами либо иными иноземцами ради защиты наших земель во Франции, как делали мы прежде, бесконечно растрачивая наши богатства». Иначе говоря, чтобы избежать как использования иностранных наемников, которых, следуя гуманистической традиции, восходящей к Вегецию, порицали все благонамеренные умы, так и постоянной армии, не лучшим ли средством была бы организация резервной армии - арьербана или вольных лучников?

Итак, реорганизация армии была проведена в два этапа - ордонансами 1439 и 1445 гг. Отсюда и пошло название новых формирований (ордонанс - указ, эдикт, но отнюдь не приказ, поэтому перевод «роты приказа» совершенно фантастичен). В преамбуле ноябрьского ордонанса 1439 г. (опубликован на Орлеанских Штатах) утверждалось, что меры были продиктованы необходимостью избавить народ от тягот, и предприняты с согласия трех сословий.

Принципиально важным в реформе было установление монополии короля на войну. Статьи 32, 33 и 37 (ордонанс 2 ноября 1439 г.) запрещали сеньорам без позволения короля иметь собственные крепости и содержать даже небольшое число воинов, облагая для этого население. Дозволялись лишь немногочисленные гарнизоны в замках. Однако, Тома Базен (около 1471-1472 г.) подсчитал, что король Франции может собрать с феодальной знати более 50000 латников.

Также ордонанс 1439 г. воспрещал знати отправляться на войну за пределы королевства под угрозой потери дворянских привилегий и конфискации по имуществу по праву «оскорбления величества». Капитаны должны были давать клятву служить только королю, и никому иному. В случае, если этого требовали интересы короля и государства, они должны были защищать их против всех, даже против собственного сеньора.

Уже ордонанс 1443 или 1444 г. предусматривал список капитанов 15 рот. Но этот план не был претворен в жизнь.

Наконец, в 1445 г. вышел новый ордонанс, который ознаменовал действительно поворотный момент. Итак, в 1445 г. (ордонанс был издан между 9 января и 26 мая, скорее всего, в конце марта) в глубокой тайне из капитанов была отобрана элита - 15 человек, поклявшихся в верности королю, в соответствии с установленным ордонансом числом рот. По мнению Филиппа де Коммина, образцом для создания новой армии послужили войска итальянских государств («по образцу итальянских сеньоров»). Некоторые историки утверждают, что такую идею подал Карлу его шурин, Рене Анжуйский, ветеран войн в Лотарингии и Италии, и миланский посланник, Джан-Галеаццо, в послании от 26 мая 1445 года (к коему он приложил копию ордонанса), похоже, подтверждает это суждение.

Личный состав этих рот отобрали из числа наиболее достойных доверия и способных наемников, которых распускали после заключения в прошлом году Турского перемирия. Всех остальных выдворили за пределы страны - в данном случае, на войну со швейцарцами.

Сам текст указа 1445 г. не сохранился. Но более поздние документы упоминают о наличии во времена Карла VII 1500 ордонансовых копий. 1500 копий и 6000 лучников, или 1500 копий, 3000 стрелков и 2500 кутилье: это цифры, упомянутые в реестре совещаний в Шалон-сюр-Марн 1445 г. Тома Базен сообщает, что эти 1500 копий распределили по 15 ротам равного размера. Но королевский акт от 25 апреля 1446 г. (см. ниже) подчеркивает необходимость содержания до заключения мира 1500 копий в Лангедойле и 500 в Лангедоке, не учитывая войск на границе с Нормандией и Гиэнью.

Еще пять рот были образованы в 1446 г., когда новая система была распространена на Лангедок. И к 1461 г. ордонансовые роты насчитывали в общей сложности (теоретически) 2636 копий, или 15816 человек.

Жак дю Клерк в своих воспоминаниях пишет (под 1450 годом): «Правда, что по ордонансу, который король установил в своем королевстве, каковой без сеньоров, владетельных принцев, феодов и арьер-фьефов, которые должны служить, выставляет обычно 1600 копий. Тем, кто пребывает в этом ордонансе из 1600 копий из месяца в месяц, ведет ли король войну, или нет, крестьяне и горожане платят талью, которую оный король налагает на них, которая называется талья для латников; и каждый латник имеет 15 франков королевской монетой за трех своих коней: то есть для себя, своего пажа и гизармьера или кутилье; и каждый лучник, для себя и своего коня, 7,5 франка в месяц. Во время завоевания Нормандии все латники короля Французского, и те, кто был на его службе, будь то из оного ордонанса или нет, все получали свое жалованье из месяца в месяц; и не было столь смелого, кто отваживался взять во время означенной войны или завоевания Нормандии пленника, требовать выкуп за коня или других животных, кто бы они ни были; провизия ни в одном месте не взималась без оплаты (за нее), кроме только у оных англичан и людей, державшихся их стороны». (Это известие подтверждают другие источники.)

Для периода 1446-1449 гг. известно географическое распределение 896 копий. Можно думать, что за первые годы королевского ордонанса численность личного состава рот выросла примерно до 1800 копий. Это и были постоянные войска французской монархии, с которыми Карл VII в 1450-1453 гг. отвоевал Нормандию и Гиэнь.

Итак, в каждой «ордонансовой роте» находилось по штату 100 «снаряженных копий» (lances fournies или garnies), в каждом 6 человек и 6 лошадей, итого 600 человек (9000 во всех ротах). Состав копий (о вооружении их см. в соответствующем разделе) в источниках на первый взгляд варьируется. Матье д’Эскуши пишет, что там были латник, паж, три лучника и кутилье, цитирую: «Тогда было велено, как королем, так и вышеозначенными советниками, чтобы было 15 капитанов, каковые будут иметь каждый под своим началом сто копий, и что каждое копье будет получать жалованье на шесть персон, из коих трое будет лучниками, четвертый - кутилье, с латником и пажом». Но более точный Жан Шартье описывает копья Нормандской кампании как состоящие из латника, пажа, двух лучников, кутилье и вооруженного слуги. В ордонансе, подписанном 26 мая 1445 г. в Люппе-ле-Шатель (ныне Луппи-ле-Шато), говорится, что в новых ротах «на каждого латника (будет) один кутилье, один паж и три коня и два лучника, один паж или один вооруженный слуга и три коня».

Была установлена постоянная связь между лучниками и латниками, как и в английской армии. Поздние ордонансы рекомендовали не заходить ниже цифры в 6 человек и 6 (позже добавилась седьмая, вьючная) лошадей (1462, 1474 и 1475 гг.). Сколько же было комбатантов в копье? Три, если учитывать латника и лучников, или же четыре, если добавить кутилье. Вероятно, кутилье был нечто бoльшим, нежели простым вооруженным слугой. В 1471 г. бургундцы поместили своих кутилье «в баталию и в строй», смешав их с латниками. Одного из лучников капитан обычно назначал квартирмейстером, с целью размещения солдат по квартирам.

Пажи и слуги не имели привычки активно участвовать в бою. Они заботились о конях, отправлялись на фуражировки, заботились о пропитании и кухне своих хозяев, смотрели за их снаряжением. Во время боя и после его они участвовали в грабеже и «мародерствах». Вооруженные слуги (в возрасте от 20 до 30 лет), как правило, происхождения были низкого и часто набирались в регионе, где стояла рота или в провинции, откуда родом были латники роты. Так, Жан Барди, 25 лет, слуга Фуко де Полиньяка, латника под началом Жана де ла Перша, который служил Карлу VII долгое время против англичан в Сентонже, под началом Фуко и Анри де Полиньяка, его брата. Пажи (в возрасте 9-19 лет, более половины их - 15-17 лет), напротив, часто были благородного происхождения, обычно их родители были связаны с латником, который обязывался научить их военному делу. Кутилье же по социальному положению, несомненно, были крайне разношерстным людом. В любом случае, каждое копье тут же обрастало обременительной и бесполезной свитой нестроевых, годных лишь на хищения и грабежи.

Не всегда роты достигали штатного количества. Рота Робера де Флока в 1450-е гг. состояла из 90 латников и 180 лучников, роты Оливье де Броона и Гийома де Роснивина имели тогда же только по 30 и 60 воинов соответственно. Немногие капитаны устояли перед соблазном получать жалованье за своих солдат, существующих лишь на бумаге.

Что касается внутренней структуры роты, ее составляли капитан, его заместитель и несколько прапорщиков (энсайны, гидоны). Etat капитана составлял в месяц, за снаряженное копье из 6 человек и 6 коней, 21 ливр серебром турской монетой (к 1453 г. - 20 ливров). Заместитель капитана назначался им самим и заменял его в случае необходимости, пользуясь всеми его прерогативами и полномочиями. Прапорщики несли одно или несколько знамен роты, знаменосец лучников (гидон), как видно из названия, нес их значок и, несомненно, командовал стрелками роты.

С 1445 г. рота делилась на несколько «банд» (bandes), каждое представлявшее собой одну из комнат, в которых квартировала рота (chambres), включавшие определенное число полных копий. Также, каждый капитан лично располагал небольшим числом латников и лучников, относящихся к его дому, его отелю, его свите.

С 1445 г. капитан имел право заменять солдат своей роты по мере того, как появится вакантное место, или набирать их, если речь пойдет о новой роте. Например, Карл VII сообщил Танги, сиру де Жуайезу, «что он может и ему дозволяется взять и выбрать до двадцати дворян и сорока стрелков, таких годных, как ему покажется, там, где он их сможет найти, которые, по своему желанию и без принуждения, пожелают пойти под его начало и состоять в подходящем снаряжении, каждый согласно своему положению, чтобы нам служить или вести войну».

Инспектирование ордонансовых войск проводилось благодаря смотрам и сборам. Похоже, что с основания рот до покорения Нормандии (1450 г.), они имели место почти каждый месяц, но затем стали проводиться каждые три месяца, по «кварталам».

Одним из капитальных нововведений реформы 1445 года было обязательство расквартирования войск. До того войска фактически «держались в поле», неконтролируемые и не поддающиеся контролю властей. Король и армейское командование прилагали все усилия для того, чтобы сосредоточить их «на границе со старыми врагами и противниками», англичанами, надо думать - с той мыслью, чтобы все проблемы, связанные с содержанием войск, нес неприятель, а не они сами. Но теперь, хотя часть армии и была оставлена на границе с Гиэнью и Нормандией, остальные войска были рассеяны по всему королевству.

Для облегчения контроля над войсками, корона отводила каждой роте большой город, который, вместе с округой, обеспечивал капитана и его людей жалованьем. От этой обязанности освобождались клирики и дворяне; грамоты от 3 августа 1445 г. указывают, что люди церкви не принуждаются вносить свой вклад на содержание войск. Ордонанс от 4 декабря подтвердил, что «всякого рода люди участвуют в этих расходах, исключая клир, дворян, ведущих благородный образ жизни и прочих, кого мы нашими последними указами освободили от этого».

Подразделения роты расквартировывались по соседним городкам, обычно группами по 20 (как в замке Сен-Совёр-ле-Виконт, 1453 г.), максимум 50 копий. Городские власти предоставляли им помещения - каждому копью требовалась комната с очагом, тремя кроватями, бельем, кухонной посудой и конюшней. Согласно ордонансу 1459 г. для Барруа, «латник должен иметь одну комнату и две кровати, конюшню на четыре коня и другое помещение для хранения продовольствия; два лучника, одну комнату и две кровати, и конюшню на четыре коня и другое помещение для хранения провианта». Город предоставляла им кровати «и каждую неделю - белье (blans draps), и дважды в неделю - белую скатерть».

Д’Эскуши говорит, что, «хотя число солдат, оплачиваемых таким образом, выросло до 9 или 10 тысяч всадников, немного их было в городах: в Труа, Шалоне, Реймсе, Лане или прочих подобных городах было не более 24 или 30 их, согласно размерам и богатству города. Итак, солдат было недостаточно для того, чтобы овладеть означенными добрыми людьми и жителями».

Как пишет Жан Шартье, «и все оные воины (gens de guerre) получали жалованье каждый месяц…». Часть его выплачивалась натурой (хлебом или пшеницей, баранами, салом, рыбой, быками или коровами, сыром, маслом и вином) с целью предупреждения разбоев. Первоначально, кстати, даже намеревались устроить обложение населения только натуральными продуктами для снабжения солдат, и еще ордонанс Лимузену от 26 ноября 1446 г. предоставляет возможность выбора - снабжать войска натурой или деньгами. В сенешальстве де Ла-Марш расходы на содержание рот в 1445 г. должны были составить 200000 ливров - половина на жалованье, другая половина - на содержание латников.

Специальные статьи запрещали грабеж населения, оговаривая защиту зерна, винограда, фруктов, соломы. Ордонанс от 26 мая 1445 г.: «Для каждого, на всех полтора груза зерна и две бочки вина; также для одного латника, лучников, которых шесть человек, в месяц два барана и полбыка или полкоровы, или другое равнозначное мясо, и в год четыре шпика; также на соль и масло, свечи, яйца и сыр для дней, когда нельзя есть мясо, с другими необходимыми мелочами, на каждый месяц для латников и лучников 20 турских су. И на каждого коня дюжина лошадей, груженных овсом, и четыре телеги, как сена, так и соломы; то есть, две трети сена и треть - соломы». В ордонансе от 4 декабря 1445 г. нормы продовольственного снабжения уточняются: «А именно, груз три четверти пшеницы и ржи наполовину; каждый груз весит 250 парижских фунтов; три телеги дров подходящих; шесть грузов овса, каждый весом 250 тех же (парижских) фунтов и две телеги сена и соломы, две трети сена и треть - сломы; каждая телега весит 1000 тех же (парижских) фунтов». Жалованье и продовольствие солдаты получали каждый месяц от своих капитанов. «Или выплачивают и снабжают по своему выбору жители области означенных латников провизией, как они делали до настоящего времени, и сверх того 4 турских ливра в месяц на латника, сам третий и на двух лучников и их кутилье или слугу другие 4 ливра 20 су турской монетой в месяц на копье на etat капитана на количество латников, которые размещены в означенной области».

Цены, установленные королем для солдат в Нормандской кампании 1450 г.: каплун - 12, курица - 6, цыпленок - 4, гусь - 12 турских денье. В 1451 г. для людей свиты ордонансового капитана, сенешаля Коэтиви в ходе кампании в Гиэни закупались хлеба, филе, грудинка или вообще говядина, телята, бараны, цыплята, гусята, утки. Единожды покупали козленка и (четырех) голубей на обед. Почти всегда приобретали сыр, свежую морскую рыбу, свиное сало, яйца, свежее сливочное масло, ракушки-мидии. Еще были лапша, овощи, лук, горох, огурцы, капуста, петрушка. Из пряностей - шафран, горчица, уксус, сахар. На десерт - сначала вишни, потом сливы, груши, лимоны, инжир. Запивали еду вином - в квартах или кувшинах, под конец даже бочками, один раз упоминается еще и молоко. Пищу готовили на огне в «глиняных горшках», для чего закупали дрова и кувшины с водой; в списке покупок значатся и «три маленьких печки», ступка, две больших деревянных ложки, 8 блюд, 18 мисок и два оловянных кружки «для кухни». Для коней - «трава» и овес, а также подковы.
Размер ежемесячного денежного жалованья:
Королевские войска
латник большого ордонанса 15 турских ливров
лучник большого ордонанса 7 ливров 19 су
латник малого ордонанса 10 ливров
лучник малого ордонанса или солдат «мертвых душ» 5 ливров
кутилье г. Бордо 4 ливра
канонир г. Шербура (1454 г.) 7 ливров 10 су

Etat капитана по ордонансу от 4 декабря 1445 г. (на копье)
на латника 10 турских ливров
на лучников и вооруженного слугу 10 ливров 20 су

Войска, нанятые Жаном, графом д’Ангулемом (июль 1450 г.)
латник с 4 лошадьми 10 ливров
лучник 70 су
латник с 3 лошадьми 8 ливров
латник с 2 лошадьми 110 су

С 1450 г. (завоевание Нормандии) появляется различие между малым (petite) и большим (grande) ордонансом (или - «retenue»). Последний термин применялся для обозначения конных рот, предназначенных для полевой службы, а малый ордонанс (иногда - «малый вычет», «малые оклады», petite retenue, petites payes, petites soldes) составляли гарнизонные войска. Они содержались на регулярной основе для защиты пограничных провинций от англичан и не должны были отвлекаться для наступательных кампаний. Из-за своей малоподвижности эти войска вскоре были прозваны «gens de guerre a la morte paye» (буквально «солдатами на мертвом жалованье»), что (весьма и весьма приблизительно) можно перевести как «мертвые души» (правда, не в том смысле, какой им придают в России со времен Гоголя). Плату они действительно получали меньшую, чем в ротах большого ордонанса.

Гарнизон состоял из определенного числа копий (по четыре человека и четыре лошади) - система, сравнимая (или параллельная) с большим ордонансом. В каждом копье было по три всадника, латник и два лучника, но отсутствовал кутилье, имелся только один слуга или паж. Но уже в октябре 1452 г. Карлу VII предложили лишить лучников малого ордонанса коней («не имели б никаких лошадей»), и чтобы латникам оставить лишь по одной лошади, за исключением «некоторых, которые получают двойное жалованье, или (тех), которые командуют людьми». (Также в докладе предполагалось выплачивать латникам 8 франков в месяц, лучникам - 4 франка; фактически, оклад был оставлен прежний, соответственно 10 и 5 франков.) Королевский совет одобрил проект, хотя и не решился на сокращение жалованья. Однако в это же время Карл VII предписал сенешалю Гиэни (Оливье де Коэтиви) дать латникам, охраняющим Бордо, две лошади - одну хорошую, другую среднего качества, предписав лучникам служить пешими (1452 или 1454 г.). Поэтому вероятно, что в последние годы правления Карла гарнизонные войска лишь на треть состояли из конницы.

Ко времени Карла VII можно отнести формирование «королевского дома» (гвардии) как серьезной боевой силы. Его организация при Карле VII напоминала королевский ордонанс: мэзон дю руа состоял из воинов, которые часто участвовали в походах. Поздний документ: «Также солдаты королевского дома, которых добрых 2 копья, в котором по 3 бойца на копье, считая латника, то есть 6 бойцов».

В 1444 г. планировалось создать для охраны тела короля роту в 100 копий и 200 стрелков. Но этот проект так и не был реализован. Существовала лишь рота шотландцев (см. о ней в разделе «Союзники Франции»). С 1447 г. к ней добавлен отряд в 20 лучников и 4 кранекинера. Их можно связать с 25 «немецкими кранекинерами» (стрелки, вооруженные арбалетами с воротом), которых упоминает Анри Бод в 1459 году. Тот же Бод дает неточную цифру в 80 лучников «для охраны его тела и не более» и относит появление этого отряда из 24 (у него, 25) кранекинеров ко времени после отвоевания Нормандии и Гиэни. Наконец, к 1459 г. появляются 24 (по другим данным, 27) лучника-француза. К 1461 г. королевская гвардия состояла из 31 латника (шотландцы) и 124 стрелков (французы, шотландцы и немцы). Лучники французской гвардии получали 18 турских ливров в месяц и возмещение за коня 20 экю в год, т.е. 27 ливров 10 су.

Личный состав артиллерии включал небольшое число специалистов - «обычных канониров» и «чиновников». Состояние документации позволяет привести их число лишь для двух лет. В 1458 г. личная свита мэтра артиллерии (с окладом в 600 турских ливров) включала хранителя артиллерии, старшего канонира, старшего извозчика и 30 канониров. В 1469 г. под началом мэтра артиллерии Гаспара Бюро (ум.1470) находились смотритель артиллерии, старший извозчик, два старших тележника и 40 канониров, итого 45 человек, плюс десяток специалистов во главе с Жиро де Самэном, мэтром королевской артиллерии в Нормандии.

При выходе из тяжелого кризиса, отметившего вторую половину Столетней войны, Карл VII решил реорганизовать и систему воинской обязанности, прежде всего, службу всех держателей фьефов, которым в первые годы царствования Людовика XI был даже дан постоянный командный состав. Феодальное ополчение вассалов под своими знаменами и значками сражалось в последних кампаниях войны.

Акт от 22 марта 1449 г. намекает на недавно утвержденный ордонанс Карла VII, с той целью, чтобы все те, кто держит дворянские фьефы и земли от него или других сеньоров, не имели привычки, выступая на службу, «ставить на» свое место солдат. Этот ордонанс не сохранился, но вполне допустимо видеть здесь дополнение к предшествующему указу, который сохранял и «преобразовывал» службу дворян после выхода из смутного периода, когда король не мог добиться от них удовлетворительного содействия в войне. Этот документ, по всей вероятности, соответствует периоду 1445-1449 гг.: преобразуя старое феодальное ополчение, правительство одновременно создавало регулярную армию и реорганизовывало военные обязательства общин (появление «вольных лучников»). В пользу этой датировки говорит и то обстоятельство, что дворянам, выступающим по королевскому призыву, предлагалось то же жалованье (само по себе дело привычное), что и солдатам ордонанса в таком же снаряжении. Трудно, однако, сказать, было ли уже реорганизовано ополчение, когда Карл VII в январе 1448 г. направлял им свои грамоты, призывая подданных «собраться и взяться за оружие» для отвоевания Ле-Мана. О том же загадочном ордонансе упоминается в акте от 15 августа 1449 года, коим государь призывал своих дворян принять участие в Нормандской кампании. В частности, виконту де Туару поручалось набрать 30 копий в своем виконтстве и вести их в Нормандию.

Король подчеркивал, что, при необходимости, дворяне и другие лица, держащие от него фьефы и арьер-фьефы, должны служить и защищать общественное благо, по причине их владений и благородных привилегий. До тех пор, пока он не созывал их, они были плохой подмогой; созываемые внезапно, они могли экипироваться надлежащим образом, лишь продавая или закладывая свои фьефы.

В 1429 г. «Хроника Девы» Кузино упоминает о «нескольких дворянах», которые, «не имея чем вооружиться и найти коней, явились как лучники и кутилье, верхом на маленьких лошадках». Но то, что тогда казалось анормальным, было официально (возможно, по английскому манеру - в Ланкастерской Нормандии дворяне-ополченцы оплачивались согласно своей экипировке, как копья или лучники) признано почти двадцать лет спустя. Ордонанс 1440-х гг. допускал, что дворяне могут служить не только как латники (как было всегда), но и как конные лучники:

- латник о трех конях, «в приличном состоянии»: 15 турских ливров/франков в месяц.

- лучник: 7 ливров 10 су.

Оруженосец Пьер де Буссэ в 1449 г. служил латником с тремя конями, в жаке, новом акетоне ценой шесть ливров и черном плаще на белой подкладке (ценой три реала); возможно, что жак и акетон предназначались «кутилье и пажу, вооруженным и экипированным, как подобает».

Монарх явно предпочитал хорошо снаряженных стрелков несостоятельным латникам и, конечно, надеялся добиться от своей знати соотношения, аналогичного принятому в постоянной армии - один латник на два лучника. Тем самым, более не принимались во внимание социальные различия между баннере, башелье, оруженосцами-баннере и обычными оруженосцами. Простой дворянин «в экипировке латника» отныне пользовался теми же привилегиями, что и такой же простой неудачливый рыцарь «в снаряжении лучника». Это преобразование не являлось одной лишь королевской инициативой. С одной стороны, оно соответствовало изменениям в военном деле, с другой - экономическому и социальному положению привилегированного сословия меча. Лишь меньшинство дворян экипировалось по образцу латников.

Как и в случае «вольных лучников», Карл намеревался отныне набирать своих «людей для защиты» только из числа подданных, и обязывал каждого дворянина и держателя фьефа или арьер-фьефа быть готовым к службе. В каждый бальяж и сенешальство назначались уполномоченные. Они должны были отправиться в крупнейшие города региона, вызвать королевского адвоката и прокурора, клерка фьефов, других лиц, коих посчитают полезными, и потребовать у них имена дворян и недворян, держащих феоды и арьер-фьефы от короля. Затем они должны были разыскать или вызвать дворян и клириков, имеющих фьефы и арьер-фьефы, и потребовать у них данные о стоимости последних, а также имена тех, кто их держит. Это требование короля действительно проводилось в жизнь. Сохранился, например, документ, с «именами и фамилиями дворян королевства, отправленных бальи и сенешалями в 1452 году».

И для Гиэньской кампании 1453 г. Карл VII также созывал дворян. В грамотах от 2 января он поведал бальи и сенешалям о своем намерении организовать в течение года две «добрые и большие армии», одна в Гиэни (для взятия Бордо), другая в Нормандии (для отражения возможной высадки противника). Дворяне, проживающие на юге от Луары, должны были отправиться в Гиэнь, а те, кто жил на севере, соответственно, в Нормандию. Оклады жалованья были установлены следующие:

- дворянин в положенном снаряжении, с пажом или слугой и двумя лошадьми: 10 турских ливров в месяц.

- стрелок (лучник или арбалетчик) в положенном снаряжении, пеший или конный: 5 ливров.

Каждый дворянин мог привести с собой до двух стрелков, оплачиваемых по тому же окладу (пять ливров).

Чтобы вовремя собрать необходимые деньги, королевские чиновники в начале марта 1453 г. дали знать Совету о числе латников и стрелков, имеющихся в каждом бальяже или сенешальстве. Правительственные агенты выполняли свою задачу с таким рвением, что королю вскоре пришлось приубавить их пыл новыми инструкциями. Однако, невзирая на большое количество льгот, вклад дворянства оказался столь велик, что Карл грамотами от 22 июня 1453 г. уведомил бальи о том, что он уже не нуждается в войсках, а посему велел не преследовать владельцев фьефов, которые еще не отправились в армию.

В плане пехоты королевское правительство пошло по привычному пути, поощряя создание местного ополчения из лучников. К середине XV в. военачальники оценили (возможно, снова поняли) преимущества многочисленной пехоты, более экономичной (как раз из-за отсутствия лошадей, более легкого багажа и гораздо меньшей - в два-три раза - стоимости защитного вооружения, по сравнению с вооружением всадника) при условии, что она обучена, сплочена и имеет хороших командиров. Создание Карлом VII вольных лучников (они получили это название из-за того, что были свободны от налогов) отвечает этим требованиям (ордонанс 28 апреля 1448 г.).

«Повелеваем, чтобы в каждом приходе королевства нашего был лучник, который будет там находиться и постоянно оставаться в снаряжении подходящем и удобном, из салада, даги, меча, лука, колчана, жака или хука из бригандины, и будут они называться вольными лучниками (les francs archers). Каковые будут избираться и выбираться нашими выборными на каждых выборах, самые прямые и легкие для обращения и упражнений с луком, какие только найдутся в каждом приходе, не принимая во внимание ни богатство, ни просьбы, какие только можно. И будут они содержать вышеозначенное снаряжение и стрелять из лука и ходить в своем снаряжении во все праздники и нерабочие дни, чтобы были они самыми умелыми и привычными к означенному делу и упражнениям, дабы служить нам всякий раз, когда мы от их потребуем, и им будем платить четыре франка на человека каждый месяц, за то время, что они будет служить нам. Повелеваем, чтобы они, и каждый из них, были свободны и ничего не должными, и оных освобождаем от всех податей и прочих любых повинностей, что установлены нами в нашем королевстве, как от выставления и содержания наших латников, караула, стражи и перевозки, так и от всех прочих субсидий, исключая помочи на войну и соляного налога.… Повелеваем, чтобы они принесли присягу перед выборными служить нам хорошо и верно от и против всех…, и не служить никому на войне, ни в означенном снаряжении, без нашего повеления. Желаем, чтобы означенные вольные лучники означенными нашими избирателями вносились в списки по именам и прозваниям и приходам, где они пребывают, и чтобы это отмечали в суде. Дано в Монтиль-ле-Тур, год 1448 и правления нашего двадцать пятый».

Были организованы отряды вольных лучников и арбалетчиков, поставляемых и экипируемых каждой общиной и приходом королевства из расчета один воин на 120, 80 или (чаще всего) 50 очагов (домов). Институт вольных лучников был распространен на большую часть страны - с 1449 г. они упоминаются в Лионе, как и в Лаоне, в Санлисе и в Шалон-сюр-Марн, в Лангре. В 1450 г. их набирали в округах Парижа, Санлиса, Сана, Турну, Везелэ, Жьяна и Шартра. В 1451 г. к ним присоединилась Овернь, в 1452 г. пришла очередь Нормандии, а потом и Гиэни. К сожалению, сведений об этом новом учреждении за 1440-1450-е гг. осталось очень немного.

10 ноября 1451 г. сочли необходимым назначить вольным лучникам постоянных капитанов, которые должны были устраивать смотр (в присутствии выборных или заместителя сенешаля) подчиненным 2-3 раза в год, группками по 40-50 человек или же по шателенству. Они приносили присягу королю и получали ежегодно 120 турских ливров; к жалованью добавлялись 20 ливров на покрытие их расходов на разъезды.

Что касается набора вольных лучников, он поручался совместно жителям, выборным и капитанам. В 1451 г. в Орийяке королевские чиновники выбрали четверых вольных лучников из 8-9 бывших в наличии. Общины имели обязательство выставлять установленное число людей, на них же возлагалась забота о качестве их экипировки, с каковой целью между обеими сторонами обязательно заключалось соглашение, обычно в виде письменного договора. В нем общины и лучники признавали получение определенной суммы денег, выдачу какого снаряжения и обязывались служить другой стороне - город или приход - условленное время. Лучники были добровольцами, но, однажды приняв на себя эту обязанность, должны были служить лично, за исключением серьезных препятствий к тому. Налоговые льготы новых лучников вызы

В отечественной литературе практически невозможно найти какие-либо сведения о бургундской армии эпохи до Карла Смелого. То есть армии времен Столетней войны, времен правления трех великих герцогов из лома Валуа, когда Бургундия была союзником то Франции, то Англии, и своим переходом на сторону Карла V Филипп Добрый практически решил исход этой войны. Представленный ниже вашему вниманию очерк, несмотря на ряд неизбежных недостатков, одна из первых попыток исследовать неизведанный доселе эпизод истории Столетней войны.

Организация и комплектование

До 1471 г. бургундские армии состояли из следующих видов войск: знать и их свиты, гвардия герцога (придворные войска), городские ополчения и наемники (в сущности, Карл Смелый, как доказывает Б. Бахрах, добавил одни только ордонансовые роты). Все они, по французскому образцу, делились на

- тяжеловооруженную конницу – латники, преимущественно дворяне, ядро армии;

- легкую конницу – конные (точнее, ездящие) лучники и арбалетчики из состава дворянских свит;

- пехоту – копейщики, лучники и арбалетчики;

- артиллеристов

- некомбатантов: саперы, плотники, каменщики, кузнецы, коновалы, писари, обозники, седельщики, повара, изготовители веревок и бочек, священники и врачи.

В рассматриваемый период основу армии все еще составляло феодальное ополчение, но не в том смысле, в каком мы привыкли его видеть. Как и во Франции, правитель созывал его при необходимости, оплачивал его услуги, что больше напоминало зародыш постоянной армии.

Ядром армии были латники. В их число входила, по крайней мере, формально, высшая знать, герцоги, графы и бароны, но костяк их составляли шевалье-баннере (дворяне, имеющие право распускать знамя и выставлявшие 25-50 латников), шевалье-башелье (рядовые рыцари) и экюйе (оруженосцы). Каждый получал жалованье согласно рангу. По происхождению они были в основном из обоих Бургундий, меньшая часть - из Артуа. Так, в армии Жана Бесстрашного 1417 г. (см. ниже) 38 % воинов явилось из Фландрии и Артуа, 29 % были бургундцами, а остальные - союзниками или наемниками.

Первоначально численность их была невелика. В 1364 г. все герцогство Бургундское выставило на смотр одного баннере, 134 башелье, 105 оруженосцев, 19 конных лучников, трубача и коновала, итого 259 воинов. Причем из латников только 108 имели полный доспех, у прочих не хватало защиты ног. Но уже в 1384 г., увеличив свои владения, Филипп Смелый выставил для своей поездки во Фландрию 9 баннере, 76 башелье, 216 оруженосцев, 2 конных лучников и 46 генуэзских арбалетчиков. В 1429 г. Филипп Добрый собрал «с его земель в Артуа» 700-800 воинов для поездки в Париж к Бедфорду, сообщает Ангерран де Монстреле. Ко времени Карла Смелого номинальная численность арьербана доходила до 4000 латников, впрочем, их реальные боевые качества едко описаны Коммином.

Бургундское копье насчитывало трех всадников - в 1389 г. в 40 копьях было 126 лошадей, в 1417 г. латник с 3 лошадьми получал 15 франков в месяц.

Филипп Добрый в 1433 г. велел, чтобы каждый его придворный снарядил одного воина при герцогском дворе за каждого коня, которого придворному дозволено иметь при дворе. Изучение финансовой отчетности двора за этот год показывает, что помимо 24 конных лучников Филипп содержал до 260 всадников, готовых выступить в поход.

Большая часть пехоты герцогов набиралась во Фландрии, Голландии и Зеландии, и фламандские города славились своими копейщиками. Впрочем, герцогам Бургундским они приносили больше проблем, чем пользы - собирались медленно, бесконечно спорили по поводу размера жалованья и срока службы, иногда и вовсе расходились в виду врага. Да и дисциплина у них хромала. По словам Монстреле, «они были настолько горды, из-за их огромного количества, что никакого внимания не обращали на дворянина, какой бы титул он не носил». В общем, герцоги больше воевали с фламандскими фалангами, чем применяли их на своей службе. В 1411 г. Жан Бесстрашный командовал якобы 50000 фламандских ополченцев, не считая феодального ополчения и наемников, при вторжении во Францию. Филипп Добрый в 1436 г. для осады Кале созвал, как сообщают, 30000 ополченцев из городов Фландрии и Голландии, а также знать Бургундии, Фландрии, Артуа, Эно и Голландии. Однако, судя по более надежным цифрам времени Карла Смелого, Нидерланды могли выставить не более 4000-8000 пехоты.

Также герцоги первыми во Франции начали нанимать швейцарцев - в 1465 г. Филипп Добрый вывел 500 или 600 их в битву при Монлери. По словам Коммина, они «впервые появились в нашем королевстве».

Наконец, в армиях герцогов служили и англичане. И хотя пик их участия в Бургундских войнах приходится на 1467-1477 гг., еще в 1411 г. английский контингент в 800 латников и 2000 лучников помогал Жану Бесстрашному при блокаде Парижа. И факт англо-бургундского альянса с 1419 по 1435 гг. означал, что практически в каждой крупной битве тех лет англичане и бургундцы сражались бок о бок.
Численность армий

Если верить хроникам (Монстреле), в 1408 г. Жан Бесстрашный выступил на мятежный Льеж с 30-35000 бургундцев. Сохранившиеся, к счастью, счета на оплату жалованья лишний раз доказывают, как осторожно надо подходить к сообщениям хронистов - герцог тогда выставил в поле не более 3915 человек, включая 10 трубачей и столько же менестрелей. Впрочем, в самой битве при Отэ (Тонгре) 23 сентября Жан, как полагают, командовал примерно 3500 латниками и 1500 арбалетчиками и лучниками (плюс еще пять бомбард), а его союзник Гийом, граф Эно, - 1200 латниками и 2000 стрелками.

Армии Жана, сколь можно судить, никогда не превышали 10000 комбатантов. Его крупнейшая армия была собрана в 1417 г. для атаки на Париж. Состав ее приведен в таблице.

Бургундские войска и наемники Гвадия герцога Фламандский контингент итого
Сеньоры двора - 19 15 латников 6081
Баннере 66 -
Башелье 119 1
Оруженосцы 5707 154
Конные войны 4102 143 87 4332
Пехотинцы
Трубачи 62 - 2 64
Менестрели 50 3 - 53
Герольды 3 - - 3
Священник 1 - - 1
10534

Но это лишь исключение - армии первых трех герцогов (эпоха Столетней войны) почти не превышали цифру 6500 человек, а чаще были и того меньше. Даже Карл Смелый постоянно страдал от нехватки живой силы. Поэтому число наемников в бургундских армиях всегда было велико. В 1408 г. Жан Бесстрашный велел выплатить жалованье 58 ротам, которые герцог использовал для оккупации Парижа. А в 1452 г. Филипп Добрый нанял стольких уроженцев Пикардии для войны с Гентом, что его солдаты получили прозвище «пикардец».
Боевые порядки и тактика

На марше бургундская, французская или английская армия передвигалась обычно в следующем порядке:

- разведчики из авангарда, которых иногда сопровождало несколько латников.

- авангард: сначала подразделение в 7-8 копий, потом главные силы – до 30 копий и конные лучники, сопровождаемые чиновниками и герольдами для отправки посланий или объявлений о сдаче замка или укрепленного города. Завершали шествие рабочие под началом Мэтра артиллерии (он же ведал обозом и пушками) – их задачей было сносить заборы и калитки, засыпать канавы и облегчать проход основных сил. Всем авангардом командовал маршал Бургундии.

- главные силы во главе с герцогом (или маршалом Бургундии в его отсутствие): 1-8 «баталий» по 1500-2000 человек – лучники и пехота, за ними латники; между баталиями (а иногда и с авангардом) рассеяны легкие полевые орудия, в основном серпентины (появились около 1430 г.).

- артиллерия и обоз – на вражеской территории их охраняли пехотинцы спереди и конница с флангов. Обычно впереди двигались повозки с тяжелыми орудиями, затем повозки со снаряжением авангарда, личный обоз герцога и его двора и последними повозки торговцев.

Тактика бургундцев всегда сочетала лучшие черты современного военного искусства англичан и французов. В сентябре 1417 г. Жан Бесстрашный, подойдя к Парижу и ожидая нападения, издал в Барсае диспозицию сражения, где, очевидно, использовал опыт Азенкура (там он потерял брата и многих родичей и вассалов). Ордонанс подчеркивает, что должно быть достаточно места, чтобы развернуть главную баталию, дабы не теснить авангард или чтобы нейтрализовать лучников, как случилось при Азенкуре. Кроме того, при наступлении на столицу, герцог выстроил свою армию в этом порядке, чтобы потом каждый мог проделать это в присутствии врага. Жан повелел своим воинам ни в коем случае не атаковать самим (урок Азенкура не прошел даром). Итак, если противник атакует, армия спешивается. Первыми идут разведчики (видимо, на марше, не в бою). За ними авангард и два крыла лучников и арбалетчиков с небольшими знаменами (в том смысле, что они могут действовать самостоятельно). Главные силы (1000 латников и слуг, valets) развернуты поблизости, у одного из флангов авангарда, если пространство позволяет. В противном случае они стоят в 40-50 шагах позади, командиры впереди и позади строя. На расстоянии выстрела из лука (200 шагов?) за главными силами - 300 конных лучников и 400 конных латников арьергарда. Они должны преследовать противника в случае победы и не допустить, чтобы тот успел перестроиться. Тыл защищает обоз, выстроенный вагенбургом.

Монстреле подчеркивает, что Жан угрожал суровым наказанием любому, кто побежит в бою. Статья 2-я: «… Всякий, какого бы он ни был звания, должен держаться штандарта или знамени в битве, никому не позволяется покинуть его. И в день битвы чтобы никто не бежал, под страхом лишения тела и имущества…. И [герцог] желает, чтобы всякий, кто увидит бегущих, убивал их и рубил их на куски и получит их имущество. И, если по случайности их не поймают, герцог назовет их изменниками, злодеями и виновными в государственной измене».

В сражениях бургундцы часто испускали все вместе громкий боевой клич, вполне возможно, заимствовав этот психологический прием у англичан. Сражаясь с баррцами в 1430 г. они совместили крик с пушечными залпами, и от такого шума и грохота многие из врагов попадали на землю, объятые ужасом. В той же английской манере лучники при Филиппе Добром стали использовать колья.

Уже при Жане Бесстрашном бургундская тактика с успехом применяет прием смешивания латников и их боевого применения в сочетании с лучниками. Кроме того, специальный конный отряд (из более легко экипированных всадников) наносит внезапный удар с фланга или в тыл противника.

При Отэ герцог спешил латников и поставил с флангов крылья лучников и арбалетчиков, которые засыпали стрелами ошеломленных фламандцев. И в разгар ожесточенной рукопашной в тыл противнику ударил отправленный герцогом в начале битвы в обход отряд из 400-500 конных латников и 1000 пехотинцев или (по другим данным) «gros valets» (воинов с более легким, нежели латники, вооружением). При Сен-Реми дю Плэн (11 мая 1412 г.) 1200 латников («шлемов») стали за рвом, спешившись (для преследования они вновь оседлали коней), а на их флангах 500 стрелков. Еще 2400 «valet d’armes» остались верхом.

При Мон-ан-Вимё (31 августа 1421 г.) у Филиппа Доброго не оказалось лучников, но лишь потому, что они отстали во время преследования французского отряда. Неясно, но вероятно, герцог спешил латников. И вновь упоминается о решившей исход сражения фланговой атаке особого отряда (120 человек), который Филипп с этой целью отправил перед боем. В мае 1430 г. бургундский латник Франке де Аррас с 300 воинов встретился, возвращаясь из набега в Ланьи-сюр-Марн, с 400 французами (их возглавляла Жанна д’Арк). И, говорит Монстреле, «Франке и его люди храбро атаковали их несколько раз и, благодаря своим лучникам, которых он спешил, оказали столь решительное сопротивление», что лишь прибытие подкреплений и кулеврин помогло французской коннице одержать победу.

При Рюпельмонде (6 июня 1452 г.) герцог Филипп выманил противника (фламандцев) из-за укреплений в открытое поле, выслав вперед лишь небольшую часть своей армии (которая при атаке развернулась и ударилась в ложное отступление) и выстроив остальных густыми рядами, чтобы скрыть подлинную численность от наблюдателей. В самом сражении отличились пикардские лучники герцога, залпы которых сломили мощь гентской фаланги. Нечто подобное (авангард бургундцев вышел из-под обстрела, что гентцы приняли за бегство и атаковали) случилось и при Гавере 22 июля 1453 г. (пять дней спустя битвы при Кастийоне!). И вновь залпы лучников выкосили атакующих гентцев (не одна Англия славилась своими лучниками!), за чем последовал одновременный переход в наступление всех трех бургундских баталий. Когда часть бегущих сумела закрепиться на поле, окруженном рвами и рекой, и отразили атаки конницы, латники (их повел через ров сам герцог и его сын, будущий Карл Смелый) атаковали их под прикрытием подоспевших лучников.
Артиллерия

Бургундские герцоги всегда уделяли огромное внимание (и колоссальные средства) такой новинке, как огнестрельное оружие (хотя еще Филипп Добрый использовал метательную артиллерию). Вначале артиллерией ведали региональные чиновники, artilleurs du Duc, артиллеристы герцога. Они отвечали за хранение и ремонт орудий, производство пороха и ядер. Позднее при Филиппе Смелом появляются Maitres des Canons, пушечные мастера, высококвалифицированные и хорошо оплачиваемые специалисты, а в 1415 г. Жан Бесстрашный учредил должность мэтра артиллерии (Maitre de l’Artillerie) для всех бургундских владений, который заведовал всем артиллерийским обозом герцогов. Наконец, Филипп Добрый ввел посты Controleurs de l’Artillerie, инспекторов, которые прикреплялись к войскам и выполняли административные задачи (изучение закупок, проверка арсеналов, сбор пушек для похода, составление списков трофейных или потерянных на войне орудий), освободив от них мэтра артиллерии. Наконец, собственно обслуживанием орудий занимались пушкари (canonniers).

В начале периода пушки были еще редкостью. Опись герцогского арсенала 1362 г. упоминает лишь «две пушки, стреляющие болтами» (garroz). Стрелы постоянно использовались в качестве артиллерийских боеприпасов до XVI века. Опись 1368 г. упоминает две пушки, 5,5 фунтов пороху (при осаде Кале в 1436 г. бургундская армия тратила в среднем 160 фунтов пороха в день, а во время осады Компьеня, шестью годами ранее, и того больше), 14 болтов и 12 свинцовых пуль. Сами ядра были каменные, а изготавливающие их каменщики в 1399 г. получали то же жалованье, что и латники. Свинцовые ядра в документах появляются только с 1443 г., а железные - лишь в 1474 г.

Опасаясь мощи фламандской артиллерии (применяли ее и в полевых сражениях), Филипп Смелый в 1368 г. поручил братьям Жаку и Ролану с Майорки отлить десяток крупнокалиберных орудий. Братья оставались на службе у герцога примерно до 1390 г. и постоянно сопровождали его в походах. Сохранилось описание производства одной из их пушек - начата 12 октября 1377 г. и завершена 9 января 1378 г., всего 61 рабочий день для мастера и 8 кузнецов. Она стреляла ядрами весом 450 фунтов, но не выдержала испытаний, поэтому ее пришлось усилить пятью железными обручами. Сохранившаяся до наших дней «Гентская бомбарда» калибром 638 мм, для ее заряжания требовалось 140 фунтов пороху, а ее ядро весило 600 фунтов. И в 1409 г. герцог Жан приказал отлить в Осонне большую «медную» бомбарду в 6900 фунтов с расчетом на каменное ядро массой 320 фунтов.

Артиллерийский парк Филиппа Доброго насчитывал уже десятки и сотни орудий, не говоря уже о кулевринах (впервые упоминаются в 1430 г., когда Филипп Добрый закупил несколько в Германии и нанял германских канониров для них) и аркебузах. Жан Бесстрашный в 1411 г. располагал не менее, чем 4000 ручных кулеврин (т.е. собственно ручное огнестрельное оружие). Он же, сражаясь с льежцами в 1408 г., располагал 300 зажигательными ракетами.
Обоз, продовольствие и финансы

Оливье де ла Марш пишет, что в 1474 г. армию сопровождали 2000 повозок с артиллерийским снаряжением и 400 повозок, везущих 200 палаток. Возможно, он немного преувеличивает, но несомненно, что для армии XV столетия был нормой обоз в 500-1000 повозок. Все везли с собой, от золотой посуды герцога до кожаных лодок, и документ 1468 г. упоминает, что одна бомбарда требовала для перевозки как минимум 24 лошадей. Кроме копий и мечей (в связках) все прочее необходимое обычно везли в бочонках – селедку, вино, доспехи, арбалеты, стрелы и болты, порох, молоты, секиры, тетивы и даже замки.

Провиант и фураж обычно закупали на месте, вдобавок за обозом всегда следовали многочисленные торговцы. Кроме того, вопреки строгим запретам, солдаты всегда занимались грабежом. Готовили воины сами, но знать везла с собой собственных поваров, столовую посуду и шатры. Добыча считалась частью жалованья, что объясняет полное опустошение захваченных городов – при грабеже Динана в 1466 г. забирали даже свинцовые полосы для покрытия крыш.

Об организации «медицинской службы» ничего не известно, но лекари имелись – двое их были при осаде Веллексона в 1499 г. Есть и ряд современных бургундских изображений хирургов в полевых условиях.

Финансирование войны было поставлено на серьезную основу – счета герцогского двора, хранящиеся в Дижоне, упоминают каждую мелочь, от изготовления бомбард до количества съеденных буханок хлеба. Тем не менее, иногда случались задержки с жалованьем, способствовавшие дезертирству и мародерству. И военными, и гражданскими расходами ведали две «счетных палаты» - в Дижоне (обе Бургундии) и в Лилле (северные земли).
Вооружение, ливреи и знамена

Этим вопросам будет уделено внимание в рамках общего очерка по истории французской армии Столетней войны. Здесь же отметим, что бургундская армия в числе источников поступления доспехов и оружия, помимо Германии и Северной Италии, имела еще и северные домены Бургундского герцогства. В XV веке в одном только Брюсселе засвидетельствовано не менее 73 оружейников в одно время, Гент (в 1357 г. 32 кузнеца-оружейника) и Льеж тоже славились своим оружием. Однако, за редким исключением, невозможно четко выделить предметы местного производства среди импортных доспехов. Данная проблема осложняется еще и тем обстоятельством, что в XV столетии многие миланские мастера перебрались в Бургундию, не говоря уже о моде на доспехи в германском стиле, но итальянского производства - их делали для продажи в северных землях, что еще более затрудняет классификацию.

Неясно, выдавалось ли оружие воинам или же (как по всей вероятности, делали латники, наемники и фламандцы) они должны были обеспечивать себя им сами. Известно о массовых закупках оружия (так, Филипп Смелый в 1386 г. заказал 4000 щитов с его красно-белым гербом, в 1449 г. Филипп Добрый приобрел 146 бригандин, 33 наруча и 649 шлемов, а тремя годами ранее - 500 стальных арбалетов), но по большей части оно, вероятно, предназначалось для гвардии герцога.
Литература

Bachrach B.S. A Military Revolution Reconsidered: The case of the Burgundian State Under the Valois Dukes.

Bennett M. The Development of Battle Tactics in the Hundred Years War//Arms, Armies and Fortifications in the Hundred Years War. Ed. by A.Curry and M.Hughes. 1999. P.1-20.

Contamine Ph. Guerre, Etat et Societe a la fin du Moyen Age. Paris-La Haye,1972.

Idem. La guerre au Moyen Age. Paris, 1999.

Heath I. Armies of the Middle Ages. Vol.I. Worthing,1982.

Michael N. Armies of Medieval Burgundy 1364-1477. Osprey,1996.
The Chronicles of Enguerrand de Monstrelet. Transl. by T.Johnes. L.,1840. Vol.1.

"..По словам Оливье де Ла Марша, известного бургундского сановника и военачальника, армия или «сильная рука» (maine forte) являлась опорой экономического и политического процветания Бургундии, а также объектом неустанной заботы Карла Смелого, «Великого герцога Запада». Разработанная Карлом Смелым и его военными советниками система организации и управления вооруженных сил стала передовой в Европе. Она оказала непосредственное влияние на последующее формирование европейских армий эпохи Ренессанса. Таким образом, Бургундия вновь сыграла роль законодательницы моды –на сей раз не в одежде или государственном управлении, а в области военного искусства.
Настоящая статья призвана дать общее представление о двух сегментах вооруженных сил бургундского княжества – ополчении и регулярных воинских подразделениях. Артиллерия Бургундии, военный флот, гвардия и система управления армии и флотом не рассматриваются..." - А. Куркин.

Куркин А.В.

Бургундская армия 1465-1477 гг.
Организация, состав, вооружение, флаги, обмундирование.

1. Феодальное ополчение и городская милиция.

После кончины отца, Филиппа Доброго (15 июня 1467г.), Карл Смелый, четвертый герцог Бургундии из династии Валуа, унаследовал военные институты герцогства, основанные на принципах вассальной присяги и феодального права. В случае войны объявлялась мобилизация феодального ополчения (ban de l’ost) тех или иных провинций (марок) княжества, сбор городской милиции и наемных контингентов. Наибольшие трудности при формировании подобной армии вызывал призыв феодального ополчения и городской милиции, которые всячески затягивали военные сборы, а на походе выделялись или слабой боевой подготовкой или отсутствием дисциплины. Тем не менее, Карл Смелый в течение всего своего правления, так или иначе прибегал к услугам ополченцев, пытаясь реанимировать в сознании своих подданных старинные обычаи вассальных обязанностей.

Так, в письме Клоду де Невшателю, сеньору дю Фэ, герцог разъяснял «прописные истины» следующим образом:

«Что касается дворян, которых Вы собрали в малом количестве, и которые согласились встать гарнизонами в городах и вдоль границы для защиты страны при условии непременной оплаты, мы желаем, дабы Вы указали им, что оборона их собственных земель, поместий, жен и детей является их естественной обязанностью. Так как таковая служба более преследует их собственную выгоду, а не нашу, и, оставаясь в пределах своей территории, в городах и вдоль границы, они не должны требовать никакой оплаты или прочего пособия. Воистину, коль скоро мы желали бы привлечь их к кампании за пределами их земель или разместить гарнизонами на вражеской территории, тогда, конечно же, мы были бы обязаны заплатить им как и всем остальным. Но при условии защиты их собственных земель они не должны ничего просить.»

Одной из первых крупных военных кампаний, проведенных Карлом Смелым, тогда еще графом де Шароле, стал поход бургундской армии на Париж в рамках войны Лиги Общественного блага (1465 г.) Жан д’Энин, один из бургундских участников похода, оставил интереснейшие мемуары, позволяющие взглянуть на средневековую войну глазами средневекового солдата. Подразделение Энина входило в роту Жана де Люксембурга, сеньора де Фьенна, бастарда д’Обурдена, насчитывающую 30 рыцарей с сопровождением. Штандарт Фьенна был поделен на черную и фиолетовую горизонтальные полосы с большими золотыми литерами "G” и "J”, перевитыми серебряной лентой. Ливреи солдат роты дублировали цвета и «девиз» штандарта своего командира.

Подразделение Энина включало двух жандармов (самого Энина и его брата Колара де Венденье), а так же еще 13 человек, перечисленных поименно:
Югоне Сандар –кутилье;
Югоне Карли –кутилье;
Филипо Реми –кутилье;
Жан Вида –кутилье;
Жан Тордрио –кутилье;
Югоне де Комон –кутилье;
Жан Дюгарди –паж;
Жакемар Потон –лучник;
Эверар Маникруа –лучник;
Виллемон ле Кофр –лучник;
Жак Тибо –лучник;
Лёро Урон –лучник;
Энин Коси –лучник.

Таким образом, получается, что в роте сеньора де Фьенна низшая тактическая единица –«копье» –состояла из 1 жандарма, 3 кутилье и 3 лучников.

Необходимо отметить, что сбор феодального ополчения был весьма тягостным предприятием, отнимающим нервы , время и деньги. Например, для Льежской кампании 1467г. армия собиралась в течение более чем 2 месяцев. Так как воевать предстояло на вражеской территории, ополчение было профинансировано из государственной казны. В частности, контингент Антуана, Великого бастарда Бургундского, получил 1353 денежных выплаты, контингент Адольфа Клевского, сеньора де Равенштейна, -- 1200 выплат. Всего, согласно герцогским финансовым документам, денежные пособия получили 9830 дворян, тогда как, по свидетельству одного из участников похода, на войну отправилось лишь 2350 рыцарей. Тем не менее, вместе с лучниками, входившими в состав «копий», иностранными наемниками и городскими ополченцами, армия Карла Смелого могла насчитывать 15-18 тысяч человек.

Жан д’Энин, как и подобало преданному вассалу, оказался в рядах бургундского войска:
«Я, Жан, сеньор д’Энин, и мой брат Колар де Венденье, во исполнение приказа монсеньора герцога, а также по просьбе моего досточтимого и бесстрашного господина, сеньора де Фьенна, оставили мой дом в Лувинье близ Бове в четверг 8 октября, дабы общим числом в восемнадцать пеших и конных участвовать в походе в роте и под штандартом монсеньора Фьенна. Мы квартировали в Морье около Мобежи, и в субботу 10 октября в Берсилльеском аббатстве, и в понедельник 12 октября мы нашли штандарт и роту монсеньора Фьенна в местности около Бинша… После /отдыха/ мы участвовали в смотре роты монсеньором Фьенном в пятницу 16 октября, и в этот день мне исполнилось 44 года».

Всего в роте сеньора де Фьенна, по словам Энина, насчитывалось около 900 человек: 60 жандармов, 60 кутилье, 400 – 500 лучников и 300 – 400 пехотинцев (по-видимому, пикинеров, арбалетчиков и кулевринеров либо спешенных кутилье). 28 октября 1467 г. рота сеньора де Фьенна вместе с остальными 24 бургундскими ротами сразилась при Брюстеме с льежским ополчением и после кровопролитного боя разгромила его. К счастью, в «копье» Энина никто серьезно не пострадал: после сражения он со своими солдатами стал владельцем бочки вина, «которого нам хватило на два дня», и телеги с хлебом, засоленным мясом и сыром, «которых хватило на 14 дней».

В 1469 – 1470гг. Карл Смелый организовал учет и регистрацию феодальных владений своих подданных и разработал цензовые нормативы для различных слоев дворянства, позволявших полевую службу заменять финансовыми вкладами, т.н. «щитовыми деньгами» (scutage). Вот как выглядел, например, военный ценз для графства Эно (Геннегау):

«Каждый владелец лена с годовым доходом свыше 360 ливров должен поставить одного жандарма вместе с кутилье и пажом и 6 пеших лучников.
Каждый владелец лена с 240 ливрами дохода – одного жандарма.
Владелец со 120 ливрами дохода – 3 пеших (лучник, арбалетчик и пикинер).»

Карл лично вникал во все детали проводимой регистрации и вносил коррективы. Так, он освободил от военной службы одного из сотников (центариев) по состоянию здоровья; еще один сеньор, в возрасте 90 лет, был так же признан негодным к строевым экзерцициям, равно как и некий дворянин из Люксембурга, поразивший проверяющих «необыкновенной тучностью».

В 1470 г. бургундская армия включала в свой состав 899 жандармов, каждый из которых сопровождался 3 лучниками, а так же 177 полу-копий (вероятно одни жандармы без сопровождения), 178 кутилье, 49 пеших арбалетчиков и 646 пеших лучников.
Зимой 1470 -1471гг. Энин вновь был призван под бургундские знамена и имел под своим началом 11 человек:
Пьер дю Лоруа –кутилье;
Джамо Морис –кутилье;
Энин Газэ –кутилье;
Карло де Лессен –паж;
Энин Приор –лучник;
Жан де Марэ –лучник;
Жан ле Лё –лучник;
Эверар Манкруа –лучник;
Жакемар Потон –лучник;
Тьерри Мартин –лучник;
Жан Жаспар –лучник;
Пьер ле Фламен –погонщик фургона.
Таким образом, в маленьком отряде нашего героя на 1 конного бойца (жандарма или кутилье) приходилось 2 лучника. Интересно, что в этом списке указаны имена, уже знакомые нам по росписи подразделения Энина на войну Лиги Общественного блага. К сожалению, брат самого Энина, Колар де Венденье, пропал без вести во время вылазки льежцев 27 октября 1468 г. и был признан судейскими чиновниками погибшим лишь в 1475 г.

Сбор городской милиции доставлял военным чиновникам Карла Смелого не меньше хлопот, чем призыв феодального ополчения. Рекруты отправлялись в поход с большой неохотой, дезертируя из армии при любом удобном случае. Тем не менее, Карл Смелый ценил их за специфические навыки и стойкость. Герцог особо отмечал мастерство льежских саперов, отличившихся при осаде Нейса (1474 – 1475гг.), и фламандских пикинеров. Жан де Ваврен, автор «Английской хроники», стал свидетелем смотра, устроенного фламандцам в марте 1471г. под Амьеном :
„Герцог запретил любому покидать лагерь без свого собственногоразрешения. Согласно перекличке всего собралось более 10 000 вооруженных человек, не включая четырех или пяти тысяч товарищей, присланных из Фландрии, каждый из которых имел салад, жак, меч и пику или длинное копье с длинным древком и длинным острием с тремя гранями. Они все были пешие и назывались пикинеры, ибо лучше всех остальных знают, как обращаться с пиками. Фламандцы навербовали их в деревнях своей страны с месячной оплатой. От каждого кастеляна /прибыли/ один или два человека, дабы командовать этими пикинерами, каждые десять из которых имели своего дизанье, коему повиновались.»

Герцог Карл при виде боевой выучки фламандцев, воскликнул:
«Мои пехотинцы, вы для меня дорогие гости!»

Однако, во время Французской кампании 1472г. «дорогие гости» проявили себя не лучшим образом, после чего бургундский герцог предпочел вместо военного призыва обложить Фландрию денежным налогом.
В июле 1468г. накануне открытия боевых действий против Франции и Льежа, Карл Смелый издал один из первых своих военных указов (ордонансов), содержавший инструкции для маршала Бургундии Тибо де Невшателя. Маршалу надлежало сформировать корпус в Бургундии и Франш-Конте, после чего передислоцировать его на север, соблюдая строжайшую дисциплину, «дабы препятствовать разбою, разорению и прочим беспорядкам, таким как издевательство над обывателями, насилие над женщинами, кто бы они не были, кои проживают на бургундских землях». Маршалу следовало устанавливать ежедневные пароли для капитанов рот и лично следить за расквартированием войск. В ордонансе так же расписывалось вооружение и снаряжение воинов. Жандарм должен был иметь полный латный доспех, кавалерийское копье и трех коней – для себя, для пажа и для кутилье, так же вооруженного копьем.

В целом, феодальное и городское ополчения в течение всей боевой деятельности Карла Смелого, оставались для него «головной болью», и лишь тяжелое положение на фронтах вынуждало герцога пользоваться их сомнительными услугами. За месяц до своей трагической гибели, Карл Смелый отправил Жану де Дадизелю, наместнику и верховному бальи Фландрии инструкции для борьбы с дезертирами:
«Мы недавно указывали в предыдущих наших письмах, что пешие солдаты и прочие отряды, посланные, дабы служить нам, либо отстали по дороге к нам, либо по прибытии, не получив отпуска, вернулись в свои дома или иные пристанища, тем самым презрев службу нам и всячески выказывая нам свою измену; /следует/ их арестовать и вернуть нам на службу, лишив жалования в назидание другим».

2. Ордонансовые роты и наемники.

Желание иметь сильный и мобильный военный корпус, готовый по первому приказу отправиться на войну или безропотно нести гарнизонную службу, подвигло Карла Смелого на создание постоянного, т.е. поставленного на регулярное жалование, войска. Было решено, используя опыт французских королей, навербовать роты добровольцев для несения непрерывной военной службы. «Пробный шар» был запущен Карлом осенью 1469г., в преддверии очередного вооруженного конфликта с Францией. Итальянскому принцу Родольфо Гонзаге предложили навербовать 1 200 копий (по 5 всадников в каждом), поделить их на роты и направить в Бургундию для прохождения службы. Однако, в виду недостаточного финансирования и политических трений этот план провалился. В 1470г. тема создания регулярной армии всплыла вновь: теперь речь шла о 1 000 копий «ордонанса». И вновь ордонансовые роты оказались сформированы только на бумаге. Наконец, в 1471г., в разгар пограничных стычек с французскими войсками, бургундские планы по созданию регулярной армии обрели реальные очертания. В мае государственные чиновники Брабанта получили инструкции Карла Смелого о регистрации добровольцев для записи в постоянные роты. Следовало навербовать 1 250 копий в составе 1 жандарма, 1 пикинера, 1 арбалетчика и 1 кулевринера – всего 5 000 человек. Набранных таким образом бойцов предписывалось к 15 июня сконцентрировать в Аррасе. Однако, сроки выдержаны не были, и запись добровольцев растянулась до конца года. Тем не менее, 31 июля, находясь в городе Абвиль (Аббевиль) на Сомме, Карл Смелый издал свой знаменитый указ (ордонанс) о формировании 12 регулярных рот. Каждая рота, согласно положениям ордонанса, состояла из 100 копий, сведенных в 10 взводов (dixains). Каждый взвод насчитывал 10 копий, разделенных на две неравные камеры (chambrеs) по 4 и 6 копий. Командир «четверки» -- шеф де шамбр (chefe de chambrе) подчинялся командиру «шестерки» -- дизанье (disenier), который, в свою очередь, находился в прямом подчинении у командира роты – кондюктера (conducteur). Кондюктер исполнял приказы главнокомандующего – капитана, т.е. самого герцога Карла, который, по словам Оливье де Ла Марша «хотел быть единственным капитаном своих людей и приказывать им в свое удовольствие».

Состав копья сперва был определен в 6 (как во французской королевской армии), а затем в 9 человек: 1 жандарма (командира копья), 1 кутилье, 1 пажа, 3 лучников, 1 пикинера, 1 арбалетчика и 1 кулевринера (всего 6 конных и 3 пеших).

Ордонанс предписывал членам копья следующее вооружение и снаряжение:
«Жандарм должен иметь полный доспех (комплект белой сбруи, blancharnoiscomplet) и трех добрых верховых коней, стоимостью не менее 30 ливров, так же военное седло, шанфрон, и на саладе цветной плюмаж, наполовину белый, наполовину синий, и то же на шанфроне»

Рис.4. Бургундский доспех. Милан, 1450-1460 гг. Бернский Исторический музей.

Кутилье предписывалось иметь облегченный доспех, копье «средней длины», меч и длинный (в 1 фут) обоюдоострый кинжал; конные лучники – лук, 30 («две с половиной дюжины») стрел, двуручный меч и кинжал. Определялась и «униформа» бойцов: как уже указывалось,султан из белых и синих страусовых перьев для жандарма и его коня, бело-синие ливреи-палето с красным крестом Св. Андрея для кутилье и лучников (" paletotdedeuxcouleurs, mi-partiebleuetblanc”), жандарму следовало наклеивать красный бархатный крест прямо на кирасу.

К каждой роте приписывался кассир-аудитор (auditeur), который ежемесячно отсчитывал следующее денежное довольствие (расчет производился во время поквартальных инспекций):

Кондюктер 100 ливров
Дизанье 24 ливра
Шеф де шамбр 20 ливров
Жандарм 15 ливров
Кутилье 10 ливров
Паж 6 ливров
Конный лучник 5 ливров
Пеший лучник 4 ливра
Кулевринер 4 ливра
Арбалетчик 4 ливра
Пикинер 2 патара (с конца 1472г. – 4 ливра).

Фактически, 12 ордонансовых рот закончили свое формирование и, «встали в строй» уже в 1472г. Каждая рота получила порядковый номер и «шефствующего святого»:

рота №1 («Св. Себастьяна»), кондюктер Оливье де Ла Марш
рота №2 («Св. Адриана»), кондюктер Жак де Гаршье
рота №3 («Св. Христофора»), кондюктер Жан де Ла Вефвиль
рота №4 («Св. Антуана»), кондюктер Жак де Монмартен
рота №5 («Св. Николая»), кондюктер Жак де Вискю
рота №6 («Св. Иоанна Богослова»), кондюктер Филипп Дюбуа
рота №7 («Св. Мартина»), кондюктер Жиль де Гаршье
рота №8 («Св. Юбера»), кондюктер Жак де Ребренне
рота №9 («Св. Екатерина»), кондюктер Клод де Даммартен
рота №10 («Св. Юлиана»), кондюктер Пьер Аршамбо (Питер фон Хагенбах)
рота №11 («Св. Маргариты»), кондюктер Бодуэн де Ланнуа
рота №12 («Св. Авои»), кондюктер Аме де Рабутен.

Однако задекларированный состав роты в 800 комбатантов и 100 нонкомбатантов выдержан не был, что подтверждает роспись трех наиболее укомплектованных рот (Таблица № 1).

В качестве отличительных знаков каждой роте были вручены флаги (вероятно, по 3 на роту), окрашенные в «ливрейные» цвета кондюктера и несущие изображение «шефствующего» святого. Так, английский герольд Блюменталь, наблюдавший в сентябре 1472г. прохождение авангарда бургундской армии в составе четырех рот (СССС), оставил следующее свидетельство:

«Он /Филипп де Кревкер. – А.К./ имел под своим началом СССС копейщиков /жандармов –А.К./ и прочих солдат, устроенных следующим образом: каждая С копейщиков имела штандарт и два паннона, один паннон для кутилье, едущих впереди, второй паннон для пехотинцев и штандарт для копейщиков».

Таблица 1. Роспись личного состава рот №№ 1,2,3 на 1472г.
№ роты
Кондюктер
жандармы
Конные лучники
пикинеры
кулевринеры
Пешие стрелки
всего

1
О.де Ла Марш
99
300
100
48
67
614

2
Ж. де Гаршье
100
300
99
34
59
592

3
Ж. де Ла Вефвиль
99
299
98
36
44
576

13 ноября 1472г. в местечке Боэне-ан-Вермандуа был издан очередной военный ордонанс Карла Смелого. Ордонанс учитывал результаты Французской кампании и содержал незначительную корректировку численности регулярной армии Бургундии:

Жандармы 1 200
Конные лучники 3 000
Конные арбалетчики 600
Пешие лучники 1000
Пикинеры 2000
Кулевринеры 600
ВСЕГО 8400 комбатантов

Кроме того, в Боэне-ан-Вермандуаском ордонансе было более детально прописано вооружение бойцов. Жандарму вменялось иметь полный латный доспех со шлемом армэ, саладом или шапелем (два последних типа должны были снабжаться подбородниками), копье, меч и кинжал. Вооружение кутилье включало салад с подбородником, корсет-бригантину, кольчугу или пластинчатый нагрудник «немецкого стиля»( "maniered’Allemagne”), легкое кавалерийское копье – пику (для конного строя) или кузу (для пешего строя), меч и кинжал. Паж или валет (конюх) имел вооружение, подобное кутилье. Конные лучники снаряжались саладами без забрала, бригантинами или куртками-жаками, короткими сапогами, большими (английскими) луками, двуручными мечами и кинжалами.

Рис.5. Бургундская бригантина. Последняя треть 15 в. Базельский Цейхгауз.

Подобным же образом предписывалось вооружать и конных арбалетчиков-креникинеров. Исключением являлся арбалет с речно-редукторным (немецким) воротом, позволявшим стрелку заряжать свое оружие, не слезая с коня. Снаряжение пешего лучника дополнялось молотком для вколачивания кольев. Кулевринер вооружался саладом, кольчатым горжетом, пластинчатым нагрудником, кулевриной, мечом и кинжалом. Наконец, пикинеру надлежало иметь салад, куртку-жак, кольчугу или нагрудник, пику, щит-баклер, меч и кинжал.

Всем бойцам копья по-прежнему следовало помещать на одежде или кирасах крест Св. Андрея из алого бархата или сукна, кутилье и конным лучникам вменялось носить бело-синие ливреи.

Рис.6. Бургундские жандармы. Фрагмент миниатюры «Сражение при Муртене» из «Бернских хроник» Д.Шиллинга, 1480 г. Бернская Городская библиотека.

Новый ордонанс так же более детально расписывал походный порядок роты, ее расквартирование, уточнял некоторые элементы субординации. Так, готовясь к маршу, солдаты по первому сигналу труб сворачивали палатки и упаковывали свое имущество, по второму сигналу – собирались по подразделениям, по третьему сигналу – формировали общую колонну и выступали в поход. Для всех воинов роты вводилась обязательная перекличка, в связи с чем жандармы предоставляли списки своих людей непосредственным дизанье, те – далее по команде кондюктеру, который, в свою очередь, пересылал полный список роты в военный департамент, а дубликат оставлял при себе. Кроме того, упростилась процедура наказаний за те или иные провинности: решения о штрафе принимались на местах, как кондюктером, так и дизанье. Наконец, все бойцы ордонансовых рот отныне приводились к присяге «служить правдой и честью монсеньору герцогу против всех /на кого он укажет/».

Кардинальные изменения в организации регулярных рот произошли после издания Сен-Максиминского ордонанса в Трире (октябрь 1473г.):
«Наивысочайший, благороднейший, могущественный и бесстрашный монсеньор герцог Бургундии, Брабанта и прочая. Имея неустанное рвение и желание обезопасить, защитить и приумножить благосостояние герцогств, графств, провинций, земель и поместий, кои по естественному праву перешли от его благородных предков под его сюзеренитет, и дабы обезопасить их от посягательств врагов и всех, завидующих благополучию благородного Бургундского Дома, а также стремящихся силой оружия либо преступными действиями подорвать достаток, честь и целостность сего благородного Дома и указанных герцогств, графств, провинций, земель и поместий, так же, как некоторое время назад, сформировал и учредил роты ордонанса, жандармов и стрелков и прочих, конных и пеших, кои, равно как и прочие люди, не могут постоянно пребывать в повиновении и добром отношении без закона и инструкций, в которых расписаны их обязанности по поддержанию дисциплины и добродетельного порядка, а так же для наказания и исправления их недостатков и ошибок. Поэтому наш бесстрашный монсеньор, после неспешных, долгих и зрелых размышлений выработал и утвердил следующие законы, уставы и постановления».

Отныне, рота состояла из 4 эскадронов (escadres), распадавшихся, в свою очередь, на 4 камеры по 6 копий каждая. 25 копье эскадрона являлось личным копьем эскадронного командира – шеф дэскадр (chief d’escadre). Три из четырех шеф дэскадр назначались кондюктером, четвертый – герцогом.

Рис.7. Фронтиспис бургундской «Книги уставов», 1470-е гг.

В начале года кондюктеры уведомлялись о своем вступлении в должность и приносили присягу на верность герцогу. Далее кондюктеры формировали роты, составляли списки военнослужащих, которые и предоставляли герцогу в конце года. Тогда же, в ходе специальной церемонии, кондюктерам вручались командирские жезлы, дубликаты герцогского ордонанса с необходимыми инструкциями и копии их ротных списков. Так, в Нанси, накануне Рождества 1475г. и похода против швейцарцев, Карл Смелый, окруженный придворными и дипломатами, провел пышную церемонию инаугурации двадцати новых кондюктеров. В ходе церемонии член Большого Совета Бургундии Гильом де Рошфор прочитал лекцию о необходимости усовершенствования военного искусства (l’arte militare) для лучшей защиты княжества. Затем вновь назначенные (либо переизбранные на новый срок) «кондюктеры 1476 года», по одному опускались перед герцогом на колени и клялись ему в верности. Командирам рот вручались жезлы, обшитые темно красным бархатом и бумажные книги в темно-красном же переплете с золотым и серебряным тиснением и гербом герцога, содержавшие текст ордонанса и уставы.
При этом герцог лично приветствовал каждого кондюктера, обещая своевременные денежные выплаты, и заверяя в своем непременном желании продлить контракт в дальнейшем.

Следует оговориться, что вряд ли среди кондюктеров находились оптимисты, относящиеся всерьез к словам герцога о своевременных выплатах. Денежное довольствие поставлялось в роты крайне неаккуратно – как из-за чиновничьей волокиты, так и в результате форс-мажорных обстоятельств. Так, например, очередная квартальная оплата ордонансовых рот была сорвана внезапным нападением швейцарцев при Муртене (22 июня 1476г.):
«Для начала он /Карл Смелый –А.К./ выделил Жаку де Ла Фритту, клерку, назначенному вместо Пьера Миллара в роте Доммарьена, сумму в 500 бургундских флоринов… Упомянутый Жак не смог произвести эти платежи, потому что сражение началось сразу после того, как ему дали деньги».

Сен-Максиминский ордонанс продолжил тему унификации рот и четко структурировал военные флаги. Отныне, каждой роте предписывалось иметь главный штандарт с изображением «шефствующего» святого, несущий цвета кондюктера (" des divers conducteurs seront de couleurs differentes”), малый штандарт или гвидон и 4 корнета-ансеня – по одному на каждый из четырех эскадронов роты. Командиры низовых подразделений-камер так же снабжались флажками-баннеролями, крепившимися к шишакам их шлемов. Жан де Труа описывал бургундские флаги следующим образом:
«В то время герцог имел большой штандарт с изображением Св. Георгия, а так же различные гвидоны и корнеты для частей придворных войск, лучников и герцогской гвардии и двадцати ордонансовых рот; штандарт первой роты был золотым с изображением Сен-Себастьена, а также девизом герцога, кремнем, огнивом, пламенем и крестом Сент-Андрэ».

Интересная деталь – кондюктеры, вступившие в должность, но еще не возведенные в ранг баннеретов, снабжались ротными флагами, несущими ливрейные цвета Карла Смелого. Таковы, например, бело-синие гвидоны Св. Анны, Св. Юбера, Св. Андрея и т.д. из «Люцернской книги флагов» (Бернский исторический музей).

Рис.8. Корнеты Св. Иуды Фаддея. С-Галлен, Исторический музей.
Размеры 47 на 278,5 см и 27 на 142 см.

Следующие параграфы ордонанса еще более ужесточали дисциплину: солдатам запрещалось богохульствовать, ругаться и играть в кости. Не менее утопично выглядела и попытка герцога привить своим бойцам плотское воздержание: многочисленных проституток, сопровождавших солдат в походе или на постое, следовало разогнать, оставив на каждую роту лишь по 30 из них.
Более здраво выглядел раздел, посвященный проведению учений: солдат тренировали на предмет овладения тактическими приемами, учили взаимодействию на поле боя, отрабатывали боевые построения.

К исходу 1475г. ордонансовые войска Бургундии уже включали в свой состав 24 роты. К выше перечисленным соединениям добавились следующие:

Формирования 1472г.
Рота № 13 («Св. Андрея»), кондюктер Филипп де Пуатье

Формирования 1473г.
Рота № 14 («Св. Этьена»), кондюктер Йост де Лален
Рота № 15 («Св. Петра»), кондюктер Людовик де Суассон
Рота № 16 («Св. Анны»), кондюктер Никола де Монфор

Формирования 1474г.
Рота № 17 («Св. Иакова»), кондюктер Труало ди Росано
Рота № 18 («Св. Магдалины»), кондюктер Жан де Доммарьен
Рота № 19 («Св. Иеремии»), кондюктер Жан де Жокурт

Формирования 1475г.
Рота № 20 («Св. Лаврентия»), кондюктер Денис Португальский
Рота № 21 (?), кондюктер Джон Миддлетон
Рота № 22 (?), кондюктер Роджероно д’Аккроччамуро
Рота № 23 (?), кондюктер Пьетро ди Леньяно
Рота № 24 (?), кондюктер Антонио ди Леньяно

Численный состав

Бургундская армия 1465-1477 гг. Организация, состав, вооружение, флаги, обмундир. Часть 2Не смотря на трудности, связанные с комплектованием и финансированием ордонансового войска, его доля в вооруженных силах княжества неуклонно увеличивалась. В конце 1472г. треть всей бургундской армии состояла из солдат, поставленных на постоянное денежное довольствие. Так, канцлер Гильом де Югоне в своем докладе указал, что «Армия Бургундии» включала в свой состав 1200 ордонансовых копий, 100 копий феодального ополчения для полевой армии и 800 – 1000 копий гарнизонных войск. К концу 1475г. регулярная армия уже составляла две трети от всех вооруженных сил княжества и продолжала увеличивать свой удельный вес. В самом начале 1476г. были сформированы еще три роты:

Рота № 25 , кондюктер Людовико Тальяни
Рота № 26 , кондюктер Йост д’Эллюн
Рота № 27 , кондюктер Д. Мариано.

В мае 1476г. в Лозанне Карл Смелый издал очередной военный ордонанс, в котором попытался устранить административно-тактическое противоречие, вытекающее из обособленного положения пехоты. Отныне пехотинцы полностью выводились из состава рот и образовывали отдельные пехотные отряды (enfants pied, всего 6), иногда так же именуемые ротами. Конные лучники теперь так же окончательно спешивались, что объяснялось как условиями местности (собирались воевать в горной Швейцарии), так и тактическими соображениями: «лучник может с большей пользой использовать лук, будучи не верхом, а в пешем строю». Карл Смелый вероятно учел опыт неудачного Грансонского сражения, когда спешивание лучников перед лицом наступающего неприятеля создавало массу неудобств.

Ордонанс по большей части был посвящен тактическим и дисциплинарным вопросам. Смертной казни подлежал любой солдат, нарушивший приказ командира в ходе марша или сражения, а так же пойманный с поличным во время грабежа («пусть даже и на вражеской территории»), разорения церквей или насилия над женщинами. Кроме того, герцог велел:
«дабы все проститутки в ходе предстоящей кампании были высланы из рот, а самих людей следует заставлять употреблять больше воды, чтобы они не перегревались в ходе упомянутой кампании».

Лозаннский ордонанс (сохранился в итальянском переводе благодаря датированной 13 мая копии миланского посла Джакомо Панигаролы) стал последним крупным военным указом Карла Смелого, известным на сегодняшний день. О последующей реорганизации бургундской армии сохранились лишь косвенные свидетельства. Так, согласно отчетам военного казначейства, Карл Смелый к концу 1476г. провел окончательное деление своих войск по родам оружия. Все жандармы были сведены в 12 рот тяжелой кавалерии (по 100 бойцов в роте), все конные лучники –в 24 роты легкой кавалерии (по 100 бойцов в роте). Ордонансовая пехота была сведена в три корпуса по 1000 бойцов. Каждый корпус делился на сотни или роты, под командой центенариев или капитанов. Сотни делились на десятки, под командой дизанье. Сохранились так же сведения о том, что пехотное копье включало в свой состав 3 пикинеров, 3 арбалетчиков и 3 кулевринеров.

Рис.9. Парадная мантия Бургундии. Последняя треть 15 в.
Фрибур, Историко-художественный музей.

Приток «свежей крови» в ордонансовую армию Карла Смелого стал возможен благодаря многочисленным иностранным наемникам, в первую очередь итальянцам. Так, накануне похода на Кельн (1474г.), герцог за 190 000 крон нанял в Северной Италии сроком на 5 месяцев 8 000 кавалеристов и 5 000 пехотинцев. Многие из этих наемников приняли участие в осаде Нейса. Согласно немецким источникам, итальянский корпус под Нейсом включал 6000 кавалеристов и 2000 пехотинцев, а их предводители Никола де Монфор, граф де Кампобассо, Джакомо Галеотто и Джакомо Вальперга стали бургундскими кондюктерами. В целом, из 27 сформированных к маю 1476г. ордонансовых рот восемь состояли из итальянцев.

Следующий по численности контингент иностранных наемников представляли англичане. Впервые они были упомянуты в качестве наемников во время первой Льежской кампании 1467г., где великолепно проявили себя в ходе Брюстемского сражения (28 октября). Затем англичане временно исчезают из рядов герцогской армии, по крайней мере, в начале 1472г. военное казначейство регистрирует лишь 11 жандармов, 27 конных и 16 пеших лучников, состоящих на бургундской службе. Осенью 1472 и весной 1473 гг. союзник Карла Смелого Эдуард IV Йорк направил в Бургундию от 2 до 3 тысяч своих наемников. В осаде Нейса приняло участие около 300 кавалеристов и 1600 лучников под общим командованием Джона Миддлетона, опытного английского военачальника. Осенью 1475г. после перемирия английского и французского королей в Пикиньи, еще 2000 островитян пожелали записаться в армию Карла Смелого. Даже герцогская гвардия почти наполовину состояла из английских «солдат удачи».

Катастрофический разгром бургундской армии при Муртене сильно уменьшил долю иностранных наемников на службе у герцога Карла. Кроме того, швейцарцы взяли под жесткий контроль дороги через горные перевалы, отрезав Северную Италию от Бургундии. Тем не менее, часть итальянцев и около 1000 англичан приняли участие в завершающих боях Бургундских войн, где по большей части и сложили свои головы. Например, в роте Джона Тарнбулла из 96 бойцов к концу кампании в живых осталось только 34.

Наемники из Германии, пополнили ряды бургундской армии в 1473г., после осенней встречи герцога Карла с императором Фридрихом III Габсбургом. По меньшей мере, 200 кулевринеров, возглавляемых Рейнольдом фон Броххаузеном, приняли участие в осаде Нейса, а немецкий рыцарь Вилвольт фон Шаумбург оставил интересные воспоминания об этой кампании.

В целом, национальный состав армии Карла Смелого отличался большой пестротой. Собственно бургундский элемент был сильно разбавлен фламандцами (роты №№ 2,3,26), пикардийцами и геннегаусцами (рота №13), голландцами (рота №6), савойцами (роты №№5,19), эльзасцами (рота №10), испанцами и португальцами (рота №20), упоминавшимися англичанами и итальянцами (ломбардцами) причем среди последних встречались даже мавры. Столь многонациональный состав не мог отрицательно не влиять на дисциплину и степень взаимодействия в бою. Можно с уверенностью утверждать, что бургундскую армию разъедали глубокие внутренние противоречия, резко снижавшие боевую эффективность. Особенно ярко это проявлялось на длительных стоянках и во время осады. Так, пикардийцы отказывались жить в совместном лагере с итальянцами, обвиняя последних в пристрастии к содомии. При этом находились очевидцы, которые утверждали, что трупы ломбардцев ужасно пахнут. Англичане, отличавшиеся атлетическим сложением и задиристым нравом, устраивали неоднократные солдатские бунты – во время осады Нейса и в лагере под Лозанной. Жертвой одной из таких потасовок едва не стал Карл Смелый, самих же англичан после этого убивали по всему лагерю, а их имущество грабили.

3. Ливреи.

В средневековых текстах геральдические одеяния, носимые во время торжественных церемоний либо боевых действий, часто обозначаются термином «котдармэ (cotte d’armes), что буквально переводится как «гербовая одежда». Например, Оливье де Ла Марш, бургундский придворный и военный функционер, плащи-табары герольдов именует гербовой одеждой : «плащом герольдов является котдармэ»(«leheraultdoitavoirlacotted’armesvestue»). А вот что пишет в своей «Турнирной книге» Рене Анжуйский, ведя речь о геральдических одеяниях турнирующих рыцарей: «Гербовые одежды изготавливаются как у герольда, разве что не должны собираться складками на теле, дабы лучше демонстрировать герб владельца» ("Lacotted’armesdoitesterfaicteneplusmoinscommecelled’ungherault…”). Вместе с тем, термин «котдармэ» употребляется и в отношении военных ливрей. Тот же Ла Марш, будучи капитаном «молодой» гвардии Карла Смелого, упоминает о ливреях бургундских телохранителей: «gardelacotted’armes». А Пьер де Кустин пишет о различных фасонах котдармэ ("lafacondeplusieurscottesd’armes”), подтверждая условность и «всеобъемность» указанного термина.

Рис.10.Герольд Людовика де Брюгге, сеньора де Ла Грютюза.
Фрагмент миниатюры из «Турнирной книги короля Рене», 146-1480 гг.
Париж, Национальная библиотека.

Немецким аналогом французскому котдармэ служит термин «ваппенрок» (Wappenrock). Так, источники пишут, например, о страсбургской милиции, одетой в «ваппенроки городских цветов, красный и белый» ("WappenrockenindenStadtfarbenRot-Weisaus”). Так же для обозначения геральдических одеяний немецкие источники используют термины Heroldenrock (геральдическая одежда) , Waffenrock (военная одежда) и, даже, Buntenrock (пестрая одежда). В счетных ведомостях Франкфурта на закупку красного сукна для солдатских «мундиров» употребляется термин "libery”.

Рис.11. Герб Филиппа де Круа, графа де Шиме на фоне его «ливрейных» цветов. 1450-1460-е гг.

В англоязычной литературе массовую одежду воинских контингентов принято именовать «ливреями» (livery). Во французских текстах мы находим аналог этому термину – палето (paletot). Ливреи (сиречь котдармэ) солдат того или иного сеньора либо города могли быть, как уже указывалось, разных фасонов: пончообразные безрукавки –сюрко либо приталенные жакеты, с рукавами и без. Ординарные ливреи несли либо гербовые цвета города, либо «ливрейные» цвета своего сеньора. Ливрейные цвета не нужно путать с гербовыми (что иногда имеет место на реконструкторских сайтах), т.к. они отражали не тинктуру официального герба владельца, а колер его штандарта. В качестве примера вспомним нашего знакомого Жана д’Энина, служившего в роте Жана Люксембургского, бастарда д’Обурдена. Черно-фиолетовый штандарт капитана роты дублировался черно-фиолетовой расцветкой ротных ливрей (" lespaletotsdesarchersetaientegalementainsi”).

Рис.12. Реконструкция некоторых ливрей бургундских военных контингентов. Куркин А.В.
(кликните на рисунок, чтобы увеличить)

Следующим элементом ливреи был «девиз» (бэйдж) сеньора –эмблема, как правило, отраженная в его штандарте. Эмблемы могли быть «главными»(в большинстве случаев фигуры) и «второстепенными» (те же фигуры, узлы и вензеля). Например, серо-красные (под цвет штандарта) ливреи солдат Людовика де Люксембурга, графа де Сен-Поля, могли нести у командиров подразделений главную эмблему (серебряный единорог), а у рядовых –второстепенную эмблему (золотой капюшон или литера «L»). Бело-серые ливреи солдат Пьера д’Аршамбо, бургундского капитана, несли изображения трех игральных кубиков, а ливреи солдат Людовика де Брюгге, бургундского губернатора Голландии, --изображение бомбарды.

Рис.13. «Девиз» Жана Отважного. Фрагмент портрета.

Интересна история развития главного «девиза» самих герцогов Бургундских. В 1405 г., в ответ на появление французской королевской эмблемы в виде двух «сучковатых» жезлов, бургундский герцог Жан Отважный избрал своим «девизом» золотой рубанок с разлетающимися стружками. Его сын Филипп Добрый заменил рубанок очень похожим изображением золотого огнива с разлетающимся искрами. Карл Смелый унаследовал «девиз» отца, поместив изображения огнива на черно-фиолетовые палето своих гвардейцев. Интересно, что на ливреях бургундских военачальников, судя по всему, огниво расшивалось изображением герба герцога. Следующим унификационным знаком, помещаемым на ливреи бургундских солдат, стал «Андреевский» крест. С 1435 г. он был объявлен официальной эмблемой бургундского воинства (Как эмблема, Андреевский крест появился в Бургундии значительно раньше).

Рис. 14. Реконструкция ливреи-сюрко Филиппа де Круа, 1476 г.

Помимо этого, палето бургундских воинов могли украшаться вензелями своих сеньоров. Например, черно-серые ливреи лейб-лучников Филиппа Доброго были расшиты литерами "Ph” & "I” («Филипп» и «Изабэль», т.е. Изабелла Португальская, его супруга ). Ливреи лейб-лучников Карла Смелого так же несли вензеля своего сеньора с начальными буквами имен трех его жен ("C”&”C”, т.е. «Карл», латин. "Carolus” и «Катрин», "C”&”I”, т.е. «Карл» и «Изабэль» и "C”&”M”, т.е. «Карл» и «Маргэрит»). Кроме того, известен еще один вензель герцога "E”&”E” (Ephra & Ezvi). Изменялась и цветовая гамма гвардейских палето : черно-фиолетовая, белая, бело-красная, красно-синяя, бело-синяя. Возможно, цвета ливрей «подгонялись» под определенное событие: например, красно-синие палето гвардейцев во время свадьбы Карла и Маргариты Йорк. В этом случае такие «сиюминутные» ливреи следует считать «экстраординарными». В 1471 г., о чем писалось выше, ордонансовые войска получили ливреи «устоявшейся» к тому времени герцогской цветовой гаммы –бело-синие с красным Андреевским крестом, под цвет его штандарта со Св. Георгием, поражающим дракона (Наиболее раннее изображение бело-синего штандарта Карла Смелого, которое мне удалось найти, датировано 1469-1471 гг.: миниатюра «Молитвенника» Карла Смелого из Музея Поля Гетти, Лос-Анджелес)

Рис.18. Штандарт (гвидон) Св.Георгия, 1474 г. Золотурн, Старый цейхгауз. Размеры 113 на 365 на 345 см.

Ливреи городских ополченцев, в отличие от ливрей солдат ордонансовых рот либо дворянских контингентов, как уже говорилось, несли гербовые цвета своих городов, дополняемые обязательными Андреевскими крестами. Так, в одном из латинских текстов говорится о «черного и белого цвета туниках» ("vectitinigrisetalbistunicis”) городского ополчения из Гента. Примечательно, что эта цветовая гамма стала причиной возникновения клички «дятлы» (Spechte), которой немцы «наградили» гентцев. Йохан Небель, воевавший против бургундцев в рядах защитников Нейса, писал, что в насмешку над гентскими «дятлами» солдаты гарнизона развешивали на гребне крепостной стены силки для ловли птиц.

Помимо ливрей бургундские воины использовали перевязи (bandes): на одной из миниатюр «Цюрихских хроник» Д.Шиллинга бургундские жандармы поверх лат носят бело-синие «банды» с красными крестами, а на миниатюре из «Переводов Ксенофонта» телохранитель Карла Смелого поверх синего жакета носит красную перевязь.

Рис.19. Телохранитель Карла Смелого.
Фрагмент фронтисписа «Переводов Ксенофонта», 1467 г.
Брюссель, Королевская библиотека.

Сам Карл Смелый в качестве котдармэ использовал, скорее всего, жакет с рукавами или без, полностью покрытый шитьем или аппликацией своего герба. Оливье де Ла Марш описывал герб Карла Смелого следующим образом:
«Разделенные части Франции и Бургундии и противоположные Брабанта и Лимбурга; для Франции: в лазури золотые цветки лилии (d’azurceme’ defleursdelisd’or), бордюр разделен (разрезан, купирован –couponnee) на серебро и червлень; для Бургундии: шесть частей (pieces) золотых и лазоревых полос (bandes), лазоревый бордюр; для Брабанта: в черни золотой лев; для Лимбурга: в серебре вооруженный (т.е. с когтями) червленый лев с золотыми языком и короной; в центральной части щит Фландрии с черным львом в золоте.»

Гербовое палето Карла Смелого в виде жилета (безрукавного жакета), изготовленное из шелка, долгое время хранилось в швейцарских коллекциях. В 80-х гг. XIX в. котдармэ герцога окончательно обветшало и было срисовано и подписано: "HertzogCarlvonBurgundHeroldenRock”, в результате чего мы можем судить о внешнем виде геральдического одеяния герцога. Не менее ценная информация о том, как выглядел Великий герцог Запада во время военных действий, содержится в ряде изобразительных источников, дошедших до наших дней. Среди них –изображения Карла Смелого в образе Юлия Цезаря на одноименном гобелене (1465-1470 гг. Бернский Исторический музей) и статуэтка из позолоченного серебра «Карл Смелый и Св. Георгий» (1467-1471 гг. , Кафедральный Собор Льежа). В обоих случаях бургундский герцог изображен в жакете с рукавами и в доспехах итальянского стиля, изготовленных, вероятно, нидерландскими придворными оружейниками («по мерке монсеньора») Ланселотом де Жентердалем и Балтазаром дю Корнэ.

Интересно, что после битвы при Нанси (1477 г.), Рене Лотарингский преподнес Людовику XI шлем-салад погибшего герцога: "LenportalasalladeduditducauRoynostresire”. Церемония носила явный пропагандистский характер – никакого салада Карла Смелого , снятого, якобы, с его трупа, попросту не могло быть. О том, в каком виде был найден павший Великий герцог Запада, писали многочисленные средневековые источники, среди них Жан Молине:
«Паж (Карла Смелого), доставленный к герцогу Лотарингскому и будучи опрошенным, признался, что он видел, как герцог Бургундский был сброшен с коня и убит в одном месте, которое он (паж) готов указать. Следующим утром паж, сопровождаемый множеством знатных людей, отправился в поле и отыскал тело герцога Бургундии совсем голым, лежавшим на земле среди прочих трупов; он (герцог) получил три смертельных раны: одну в голову алебардой, которая расколола ему череп надвое, другую пикой в пах и третью в ягодицы»
Примечание:
Библиография

Источники:
Deuchler F. Die Burgunderbeute. Bern, 1963.
Коммин Ф. Мемуары. М., 1987.
Chauvelays M. La composition des armees de Charles le Temeraire. Dijon, 1879.
La Marche O. Memoires. V. I-III. Paris, 1885.
Le Livre des tournois du Roi Rene. Paris, 1986.
Molinet J. Croniques. Bruxelles, 1935.
Pastoureau M., Popoff M. Grand armorial eguestre de la Toison d’Or, Paris, 2003.

Литература:
Arnold T. The Renaissance at War. London, 2001.
Brusten C. L’armee bourguignonne de 1465 a 1468. Bruxelles, 1953.
Contamine P. Guerre Etat et Societe a la fin du mouen age. Paris, 1972.
Die Murtenschlacht. La bataille de Morat. Fribourg, Bern, 1976.
Embleton G. Medieval Military Costume. Ramsbury, 2001.
Fliegel S. Arms and Armor. The Cleveland Museum of Art, 1998.
Houston M. Medieval Costume in England and France. N.Y., 1996.
Куркин А.В. Осада Нейса, 1474 –1475 гг., «Воин», 2007, №4.
Куркин А.В. Рыцари: последние битвы. М.; СПб., 2005.
Куркин А.В. Униформа и флаги армии Карла Смелого, герцога Бургундии. «Para bellum», 2006, №26.
Mann J. Arms and Armor in England. London,1966.
МсGill P., Pacou A., Riddel R. The Burgundian Army of Charles the Bold. Freezywater publications, 2001.
Michael N. Armies of Medieval Burgundy, 1364—1477. London, 1973.
Neubecker O., Brooke-Little J., Tobler R. Heraldry. London, 1997.
Neuss, Burgund und das Reich. Neuss,1975.
Slater S. The History and Meaning of Heraldry. London, 2004.
Turnbull S. The Book the Medieval Knight. London, 1995.
Vaughan R. Charles the Bold. London, 1973.
Vaughan R. Philip the Good. London, 1970.

ВООРУЖЕНИЕ БУРГУНДСКОЙ АРМИИ 1460-1470 ГГ.
(Нормативные акты, отчеты, мемуары, хроники, миниатюры, картины, гобелены, скульптура.)

1. Вооружение и снаряжение жандармов.

То, что сейчас принято называть «рыцарским доспехом», в XV в. чаще всего именовали «белой сбруей» (blanc harnois). Именно этот термин использовался авторами бургундских ордонансов, описывавших «латный костюм», который надлежало иметь жандарму. Ниже я привожу фрагменты, соответственно, Абвильского (1471 г.), Боэн-эн-Вермандуаского (1472 г.) и Дижонского ( 8 февраля1473 г.) ордонансов с требованиями к вооружению и снаряжению жандармов «герцогского указа». Изданный в октябре 1473 г. Сен-Максиминский ордонанс в разделе, посвященном вооружению, практически дублировал Дижонский указ.

«Жандарм должен иметь полный комплект белой сбруи, трех добрых верховых лошадей стоимостью не менее 30 ливров; у него должно быть боевое седло и шанфрьен, и на саладе перья наполовину белого, наполовину синего цвета, и то же на шанфрьене. Не предписывая доспехов для лошадей, герцог отмечает, что он будет благодарен тому жандарму, кто сей /доспех/раздобудет».

«/Доспехи жандарма мало изменились/, тем не менее, если он желает, то может заменить салад с подбородником на армэ или шлем (heaumet)».

«Снаряжение жандарма включает: кирасу в комплекте /с наручами ?/, салад с подбородником, /кольчатое/ ожерелье, боковые пластины /тассеты ?/, /кольчатую/ юбку, меч и кинжал». ( В Сен-Максиминском ордонансе из шлемов названы «салад с подбородником /и/ барбют».)

Итак, согласно предписаниям, бургундские жандармы были облачены в пластинчатый доспех, закрывавший тело с головы до ног. В качестве наголовья предпочтение отдавалось саладу с подбородником-бавьером (salade a baviere). Судя по многочисленным изобразительным источникам бургундского происхождения, до рубежа 60 гг. XV в. салады, которые использовала бургундская кавалерия, были общеевропейского образца и имели забрало со смотровой щелью и клинообразным или, несколько позже, ажурным верхним краем. Таковы, например, салады группы рыцарей на гобелене «Траян» (выткан в 1453 г. по картине Р. ван дер Вейдена, исполненной им для Брюссельской ратуши в 1439 г., Исторический музей, Берн) или салад Св. Михаила (?) на картине Р. ван Хаамштедта (1455-1460 гг., Утрехт). В 60-70-х гг. в моду входят салады с «полузабралом» и, в некоторых случаях, налобной пластиной. Таковы салады на воинах, изображенных на гобелене «Юлий Цезарь» (1465 -1470 гг., Исторический музей, Берн) или на Жане де Диллоне (Аррасский гобелен, 1477 г.). Скульптурная композиция «Карл Смелый и Св.Георгий» (1467-1471 гг.), подаренная собору Св.Ламберта в Льеже, демонстрирует салад самого герцога –с полузабралом и фигурной налобной пластиной.

Следующее наголовье, упоминаемое в Боэн-эн-Вермандуаском ордонансе –шлем армэ (armet, в русскоязычной литературе обычно именуется арметом) –имело более сложное устройство, надежней защищало голову и было характерно, прежде всего, для «белой сбруи» североитальянского (миланского) стиля. Можно предположить, что армэ использовали, прежде всего, жандармы из наемных контингентов, прибывших на бургундскую службу из Северной Италии. Изображения бургундских жандармов в шлемах армэ относительно редки. Тем не менее, их можно встретить на миниатюрах из «Бернских хроник» Д.Шиллинга (Городская библиотека, Берн) и ряда других рукописей.

Наголовье, обозначенное в Боэн-эн-Вермандуаском ордонансе, как heaumet, т.е. шлем, представляло, судя по всему, модифицированный большой басинэ (grand bacinet, в русскоязычной литературе обычно именуется басинетом или бацинетом). Изображения подобных шлемов на бургундских жандармах встречаются довольно часто –как на фламандских картинах (например на картине Х. Мемлинга «Страсти Христовы», 1470 г., Турин) и миниатюрах, так и на иллюстрациях из швейцарских хроник.

Среди бургундских жандармов так же были распространены еще два вида наголовий –шапели (chapels de fer, в русскоязычной литературе часто именуются капелинами) и барбюты (barbutes), если последние, конечно, соглашаясь с выводами некоторых современных оружиеведов, можно вычленить из «семейства» саладов и оформить в отдельную группу. Следует отметить, что использование шапелей было характерно, прежде всего, для французской жандармерии, и, тем не менее, бургундские тяжелые кавалеристы носили подобные наголовья достаточно часто.

Для защиты торса служила кираса (cuirasse), состоявшая из нагрудника (plastron) и наспинника (dossiere), скрепленных в единое целое при помощи ремней с пряжками, петель и штифтов (последние монтировались на боковинах некоторых немецких кирас). Принято выделять два основных стиля европейского доспеха второй половины XV в. –немецкий (готический) и итальянский (миланский). Часть оружиеведов выделяет так же «смешанный» итало-германский (или экспортный итальянский) стиль, вобравший в себя лучшие черты обеих направлений главных оружейных школ Западной Европы. Анализ изобразительных источников бургундского происхождения позволяет сделать вывод, что собственно бургундская и фламандская жандармерия Карла Смелого предпочитала доспехи «смешанного» стиля. Кирасы, при этом, как правило, использовались типично итальянского образца –без ребер жесткости и с дополнительной «набрюшной» пластиной-плацкартом (plackarte), прикрепленной к нагруднику при помощи центрального ремня с пряжкой. Рядом с правым подмышечным вырезом нагрудник снабжался специальным упором для копья –фокром (faucre), который мог сниматься либо заворачиваться на сторону. Наспинник итальянской кирасы состоял из нескольких склепанных клиновидных сегментов и усиливающей пластины, так же как и плацкарт закрепленной при помощи центрального ремня с пряжкой. К кирасе примыкало брюшно-кресцовое прикрытие –браконьер (braconiere), набранное из горизонтально ориентированных стальных полос. В области паха браконьер имел арочный вырез, а по центру зачастую снабжался ребром жесткости. К браконьеру итальянской кирасы подвешивались на ремешках бедренные пластины трапециевидной или подтреугольной формы –тассеты (tassettes), в ряде случаев дублировавшиеся на боковых сторонах браконьера

Многочисленные изобразительные источники демонстрируют бургундских воинов, облаченных в кирасы итальянского стиля. Среди них коленопреклоненный донатор на «Триптихе Сфорца» работы Р. ван дер Вейдена (1450 г., Королевский музей изящных искусств, Брюссель), архангел Михаил на картине П. Кристуса «Страшный суд» (1452 г. Художественная галерея, Берлин), воины на упоминавшемся гобелене «Юлий Цезарь» и т.д. О том, что бургундские жандармы предпочитали кирасы итальянского стиля, писал активный участник тех событий, бургундский рыцарь Жан д‘Энен: «Тогда все жандармы носили большие граненые (клепанные ?) кольчуги под своими кирасами , которые имели добрый изгиб».

Кирасы готического стиля отличались как формой (зауженная талия и не такой, как у итальянских кирас, шарообразный нагрудник), так и манерой крепления пластин. Плацкарт на немецких кирасах не покрывал вторым слоем пластрон, а лишь захватывал своим верхним краем нижнюю кромку нагрудной пластины, за счет чего снижался вес доспеха. Нахлест спинных пластин шел не снизу вверх, как на итальянских наспинниках, а сверху вниз. Пластины, составлявшие нагрудник и наспинник, на немецких доспехах не привешивались с помощью ремней с пряжками, а приклепывались (На некоторых итальянских образцах ремни, крепившие плацкарт к пластрону, так же сменились заклепками.). Брюшно-кресцовое прикрытие готического стиля было короче своих итальянских аналогов и в ряде случаев не имело тассет. Для повышения защитных качеств, готические кирасы могли покрываться ребрами жесткости –концентрическими окружностями вокруг подмышечных вырезов и вдоль верхних кромок плацкарта, либо веерообразными лучами на плацкарте, наспиннике и брюшно-кресцовом прикрытии. В целом, рифление готического доспеха достигло своего расцвета в 70-80-х гг. XV в. Именно в это время величайший средневековый оружейник Лоренц Хельмшмидт (Кольман) из Аугсбурга создал выдающиеся шедевры доспешного производства –конский доспех для германского императора Фридриха III Габсбурга (1477 г.), латы для Сигизмунда Тирольского (1484 г.) и доспех для зятя Карла Смелого Максимилиана Габсбурга (1485 г.).

Изобразительные источники бургундского происхождения крайне редко демонстрируют бургундских воинов, облаченных в готические доспехи. Тем не менее, кирасы немецкого стиля с характерным рифлением, можно увидеть на картине Х.Мемлинга «Семь радостей Марии» (1480 г. Старая пинакотека, Мюнхен), на картине Ж.Давида «Суд Камбиза» (1498 г. Музей Грунинген, Брюгге) и ряде других произведений. Интересно, что Св. Георгий, изображенный на штандарте Карла Смелого (Старый цейхгауз, Золотурн), так же облачен в готический доспех

Полный наруч состоял из наплечника (epauliere), верхнего прикрытия (gardes bras), налокотника(cubitiere), нижнего прикрытия (avant bras) и перчатки (gantelet) или рукавицы (miton). Наручи итальянского стиля отличались большими ассиметричными (левый больше правого) наплечниками, набранными из нескольких сегментов на скользящих заклепках и усиленных дополнительными пластинами. Размеры некоторых наплечников были столь велики, что на спине они образовывали некое подобие крыльев, перекрывающих друг друга. Верхнее и нижнее прикрытия вместе с налокотником в итальянских наручах склепывались в единое целое и надевались как рукав. Защита кисти осуществлялась при помощи ассиметричных рукавиц (на левой рукавице было меньше сегментов, прикрывающих пальцы) с крагами. Готические наручи, напротив, были симметричны, а налокотники в большинстве случаев крепились отдельно. В то же время наплечники и верхние прикрытия зачастую, особенно на «заре» готического стиля, склепывались в единое целое. Слабое прикрытие плечевого сустава немецкие оружейники пытались компенсировать железными дисками (rondelles), которые подвешивались на ремнях и частично прикрывали фронтальную часть плеча и подмышку. К концу столетия немецкие наручи стали снабжаться наплечниками итальянского стиля (правда, меньших размеров) с традиционным готическим рифлением. Прикрытие кисти осуществлялось преимущественно с помощью рифленых перчаток, рукавицы использовались реже.

Поножи состояли из набедренникa (cuissard), наколенникa(genouillere), наголенникa(jambiere) и башмакa (soleret). Набедренник и наколенник склепывались в единое целое. Готический набедренник отличался высотой, зачастую достигая верхним краем, набранным из нескольких подвижных сегментов, уровня поясницы. Башмаки имели заостренные носки и могли снабжаться съемными «клювами», иначе «корабельными носами» (poulaines), которые, вероятно, помогали конному воину отбиваться от пешего неприятеля в тесноте свалки либо наносить раны вражеским коням. На итальянских доспехах стальные башмаки могли заменяться кольчатым прикрытием, прикрепленным к наголеннику сквозь отверстия в его нижнем крае. К кожаному башмаку кольчатое прикрытие привязывалось вощеными шнурами.

Выше я отмечал, что жандармы Карла Смелого, набранные собственно в Бургундии и Фландрии (итальянские наемники, естественно, поступали на бургундскую службу, имея комплекты «белой сбруи» миланского стиля), предпочитали доспехи итало-германского стиля. Об этом свидетельствуют многочисленные изобразительные источники, прежде всего, бургундского происхождения. Среди них – упоминавшийся гобелен «Юлий Цезарь», жемчужина великолепной коллекции фламандских гобеленов XV в. из собрания Бернского Исторического музея. Изготовленный между 1465 и 1470 гг. в Турне по личному распоряжению Карла Смелого, этот гобелен, состоявший из 4-х отдельных частей, был пожалован видному бургундскому вельможе Гийому де Ла Бому. Впоследствии гобелен хранился в Лозаннском соборе, а после захвата Ваадта в 1536 г. в качестве трофея «перекочевал» в Берн. Вооружение и снаряжение изображенных на гобелене воинов, фактически «срисованных» с реальных бургундских солдат –придворных рыцарей, жандармов и лейб-лучников –показано в мельчайших деталях. Большинство воинов облачено в доспехи итало-германского стиля, с характерной фестончатой отделкой кромок пластин и концентрическими ребрами жесткости на отдельных (как в готическом доспехе) налокотниках. Пластроны некоторых воинов, по моде того времени, обклеены бархатом ярких цветов, с наложенными поверх стальными плацкартами. Телохранители Юлия Цезаря поверх доспехов носят ливреи красного, синего и желтого цветов с вышитым на них золотой и серебряной нитью вензелем «C&C», в котором прочитываются как имя «божественного Юлия» (Caesar), так и реальная монограмма Карла Смелого (Carolus). Из наголовий чаще всего используются салады с различными типами забрал (у большинства лейб-лучников забрала отсутствуют), очень много шапелей ( в т.ч. айзенхутов или «монтобанов» со смотровыми прорезями), чуть меньше барбютов, и совсем мало армэ и больших басинэ. Шлемы знатных воинов украшены позолоченными нашлемниками в виде различных цветков, плодов и ребристых сфер. Доспехи воинов богато декорированы латунными накладками и рядами позолоченных фигурных заклепок.. В центральной фигуре Юлия Цезаря легко угадывается сам Карл Смелый –в золоченых доспехах и геральдическом жакете.

В качестве изобразительных источников, с «фотографической» точностью передающих мельчайшие детали вооружения и снаряжения бургундских жандармов, следует так же отметить уже упоминавшийся Аррасский гобелен с изображением Жана де Диллона , картину Ф.Эрлина «Чудо Св.Георгия» (1460 г., Городской музей, Нердлинген), центральную часть и оборот левой створки триптиха «Страшный суд» (1466-1467 гг., Поморский музей, Гданьск) работы Х.Мемлинга, его же «Св. Георгий и донатор» (1480 г., Старая пинакотека, Мюнхен) и «Распятие» (1491 г., Музей Св. Анны, Любек). Из монументальной пластики можно выделить статую Св. Адриана (1462-1473 гг., Королевский Музей изящных искусств, Брюссель) и надгробие Ансельмо Адорно (1483 г., Иерусалимская церковь, Брюгге). Большую часть доспехов, изображенных на перечисленных произведениях искусства, уверенно можно отнести к итало-германскому стилю (встречается даже термин «фламандский стиль»), меньшую часть –к миланским латам. Имеются и особенности: «готические» вытянутые линии итальянских доспехов и наплечники в виде раковин. Последние в массовом порядке так же встречаются на миниатюрных изображениях, выполненных фламандскими художниками к «Хроникам» Ж.Фруассара (1475 г., Национальная библиотека, Париж), «Английским хроникам» (1480 г., Британская библиотека, Лондон), двум изданиям «Турнирной книги» Рене Анжуйского (1460-е и 1480-е гг., Национальная библиотека, Париж), «Истории Карла Мартелла» и «Хроники Геннегау (Эно)» (Королевская библиотека Альберта I, Брюссель) и т.д. Изображения наплечников-раковин часто встречаются на миниатюрах художников и небургундского происхождения, например, знаменитого Жана Фуке или Жана Коломба.

Свое защитное вооружение жандармы, вероятно, могли дополнять щитами (targes), трапециевидной или прямоугольной формы, с выемкой под копье, вертикальным ребром жесткости (могло быть и несколько ребер) и вогнутым полем. Подобные щиты-тарже (в русскоязычной литературе –тарчи), как правило, изготавливались из пропитанных клеем деревянных планок, обтягивались кожей, расписывались масляной краской и снабжались чрезплечным ремнем. Известны поздние образцы, наружная сторона которых оббивалась металлом. Вероятно, тарже могли полностью выковываться из меди или железа, как более поздние турнирные щиты. Так, два из трех тарже святых воителей, изображенных на знаменитом «Гентском алтаре» работы Я. ван Эйка (1425-1433 гг., собор Св.Бавона, Гент), имеют явно медное «происхождение». Использование жандармерией второй половины XV в. щитов на поле боя подтверждается многочисленными изобразительными источниками той эпохи. Однако, исходя из нормативных актов того времени, следует признать: кавалерийский щит рассматривался современниками Карла Смелого как некий рудимент, пережиток прошлого, как элемент турнира или парада.

Под кирасой жандарм мог носить, как писал Ж. д’Энен, кольчугу, но чаще – специальную поддоспешную одежду: дублет или пурпуэн (pourpoint), сшитый из нескольких слоев простеганной льняной ткани «с фустиновым (фланелевым ?) верхом, атласной подкладкой и сквозными отверстиями», через которые продевались наконечники (pointe) шнурков, «толстых, вощеных, сплетенных из тонких нитей, столь же прочных, как тетива арбалета... И еще их следует навощить, и тогда они не расщепятся и не порвутся». («О том, как следует одевать человека в доспехи, если он намерен сражаться пешим», Манускрипт Гастингса, 1480 г.) Далее в указанном документе говорится, что кольчужные полосы должны пришнуровываться к рукавам и перекрывать подмышечные проймы. Рене Анжуйский так же оставил подробные описания поддоспешной одежды:

«любой вид сбруи, используемой Вами, должен быть достаточно широк для того, чтобы Вы носили под ней пурпуэн или корсет. Необходимо, чтобы пурпуэн от предплечий и до шеи, а так же сзади был толщиной в три пальца, ибо удары булав и мечей чаще всего приходятся на эти места, чем на какие либо другие». Далее Рене Анжуйский отметил, что в бургундских Нидерландах (« Брабанте, Фландрии и Эно») бойцы снаряжаются иначе, чем в его родной Франции:

«Они используют полу-пурпуэн (demy pourpoint), не более двух слоев /толщиной/, подбитый на спине и животе; а поверх него /надевают/ рукава, подбитые хлопком в четыре пальца толщиной».

Рене Анжуйский описывал турнирное снаряжение, однако в части, касающейся поддоспешной одежды, судя по всему, оставил сведения, вполне соответствующие боевому снаряжению. Вощеные шнуры, упомянутые в «Гастингском манускрипте», служили для более плотной фиксации стальных наручей и наплечников. Снаряжение дополняли кольчатый воротник-оплечье (gorgerin), кольчатая юбка (faltes), прикрывавшая пах и ягодицы, « и пара штанов стеганых и пара коротких кусков из тонкой шерсти, чтобы обернуть вокруг колен под его поножи, чтобы те не терли кожу». («Гастингский манускрипт»)

На миниатюрах из фламандских, французских и швейцарских манускриптов, на картинах нидерландских живописцев, на гобелене «Юлий Цезарь» можно встретить изображения пурпуэнов, для прочности прошитых вертикальными кожаными полосками. Изобразительные источники так же демонстрируют состоятельных воинов в пурпуэнах, крытых бархатом и шелком ярких цветов –синего, красного, зеленого и т.д. (Миниатюры из «Хроник Монтабана» и «Больших французских хроник») На упоминавшейся картине Ф.Эрлина «Чудо Св.Георгия» из-под латной юбки воителя виднеется алый подол стеганого жака.

Военные ордонансы Карла Смелого рекомендовали жандармам защищать своих коней конскими доспехами (bardes) (Абвильский и Сен-Максиминский ордонансы) и прямо предписывали использовать конские латные наглавники –шанфрьены (chanfreins). Боэн-эн-Вермандуаский ордонанс содержит косвенное указание на то, что обязательные шанфрьены дополнялись конскими нагрудниками (hourts): «одна /из трех лошадей жандарма/ должна быть достаточно сильной для того, чтобы с разгона сломать копье».

На торжественных церемониях и турнирах высшие функционеры бургундской армии покрывали конские доспехи красочными попонами. Так, во время торжественного вступления бургундской армии в Льеж (11 ноября 1467 г.) конь бургундского капитана Жака де Люксембурга, сеньора де Фьенна, был облачен в доспехи, покрытые черной атласной попоной, расшитой золотой нитью. Интересно, что де Фьенн использовал эту попону и во время военной кампании. В 1473 г., согласно описанию Ж. д’Энена, указанный вельможа выглядел следующим образом: «Лошадь монсеньора де Фьенна была покрыта латами и попоной из черного сатина с золотым бордюром, красивой и богатой, и он сам был прекрасно вооружен, в шлеме с великолепным плюмажем его цветов, белым, черным и оранжевым, в богатом итальянском одеянии, расшитом золотом».

На турнире в Брюгге (1468 г.) Карл Смелый выступал на коне, покрытом попоной, расшитой главными эмблемами Бургундии:

« У монсеньора герцога было десять пажей в бархатных малиновых платьях, /которые/ вели на длинной золотой цепи лошадь /герцога/, на фартуке (нагруднике) которой был крест Св.Андрея, а круп лошади был покрыт малиновым бархатом, обремененным посередине золотым огнивом.»

Миниатюры и гобелены того времени часто показывают бургундских жандармов на конях, облаченных в попоны ярких расцветок –слишком дорогих для того, чтобы ими можно было рисковать во время боя. Тем не менее, ряд свидетельств подтверждает использование бургундцами попон, несущих геральдические эмблемы, и в боевых условиях. Например, нейсский хронист Христиан Вирстрайт свидетельствовал, что кони итальянских всадников на службе Карла Смелого («ломбардцев») имели шелковые попоны. Миниатюры из «Бернских хроник» Д.Шиллинга в батальных сценах демонстрируют бургундских жандармов верхом на конях, барды которых покрыты попонами с красноречивой символикой: огнивами с разлетающимися искрами, перекрещенными жезлами и стрелами. Остатки одной из подобных попон с красочной аппликацией бургундского герба в виде корончатых кресал, взятой швейцарцами в качестве трофея в Грансонском сражении, экспонируются в Бернском Историческом музее (инв.№ , 310 А, В). Скорее всего, яркие и дорогие попоны использовались в сражениях лишь представителями высшего командного звена бургундской армии и шамбелланами Двора, сведенными в эскадрон, лично охраняющий Карла Смелого. И то лишь в том случае, если сражение было начато согласно составленной диспозиции, и воины располагали резервом времени (например, сражение при Нейсе 23 мая 1475 г.).

Наступательное вооружение бургундских жандармов было прописано в нескольких указах, в частности, в Сен-Максиминском ордонансе (октябрь 1473 г.):

« /жандармы/ должны иметь длинный и легкий эсток (estoc), /копье (lance)/, кинжал (couteau), висящий с левой стороны и булаву для руки(masse a une main), висящую с правой стороны».

Рассмотрим оружие жандарма в очередности, заданной процитированным документом.

Эстоком (в русскоязычной традиции –кончаром) принято именовать меч с узким и граненым (почти крестообразным в сечении) клинком, часто с S-образной крестовиной, который в качестве дополнительного оружия привешивался с левой стороны седла. Эстоком нужно было не рубить, а колоть, нанося противнику ранения через стыки доспеха и в щели между латными пластинами.

Копье являлось древковым оружием колющего действия. Древко копья имело форму вытянутого ассиметричного веретена с рукоятью (утоньшением для кистевого захвата в самом широком месте древка), иногда защищенной дисковидным металлическим щитком. Позади рукояти, в месте, где древко «ложилось» на опорный крюк-фокр, копье было снабжено металлической муфтой с зубцами –граппой (grappe), которая не давала древку в момент удара соскользнуть с фокра. Древко было снабжено бронебойным втульчатым наконечником с ромбовидным в сечении узким пером. Как правило, древко копья изготавливалось из ясеня (по свидетельству Ф, де Коммина, итальянцы, для облегчения веса, древки копий делали полыми), а общая длина оружия колебалась в пределах 3-5 м. На марше жандармы могли везти копья в обозе или, исходя из «буквы ордонанса», доверять их пажам. В случае повышенной боеготовности копья держали при себе, либо вертикально, упирая вток в основание передней луки седла, либо (чаще всего), склонив их назад и положив на плечо. При этом, согласно положениям Боэн-эн-Вермандуаского ордонанса, жандармам предписывалось «сопровождать свои вымпелы частично облаченными в белую сбрую, за исключением поножей и полных наручей».

Кинжал-куто (нож), упомянутый в снаряжении жандарма, по всей видимости, имел одностороннюю заточку с дисковидной (рондо), почковидной (баллок) или простой гардой. Возможно, куто был тесаком, которым часто вооружали помощника жандарма –кутилье, о чьем снаряжении речь пойдет ниже. Впрочем, учитывая «терминологическую вольность» и расплывчатость определений, присущих той эпохе, означенный куто жандарма мог быть и обычным кинжалом (dague), упомянутым в Дижонском ордонансе.

Булава являлась оружием ударно-дробящего действия, Ее металлический наконечник мог выполняться в виде шара (иногда с гранями и шипами), вертикально ориентированного бруса или мощной муфты с радиально расходящимися вертикально ориентированными пластинами-перьями. В русскоязычной литературе последний тип оружия принято именовать перначом или шестопером (хотя перьев могло быть и восемь). Древко булавы, составлявшее ¾ от общей длины оружия, часто оковывалось металлическими полосами (лангетами) либо полностью изготавливалось из стали. Рукоять обычно снабжалась рондельной гардой, на навершии которой могло монтироваться кольцо, сквозь которое пропускались ремень или цепочка, фиксирующие оружие на руке владельца.

Боевые условия часто требовали, чтобы жандармы сражались в пешем порядке. На этот случай были предусмотрены различные типы древкового оружия с комбинированным наконечником ударно-дробяще-колющего действия: боевой молот на длинном древке (marteau d’armes), боевая секира (hache d’armes), а так же алебарды и глефы различных модификаций. Боевой молот состоял из комбинированного наконечника (т.н. «железка») с клиновидной поражающей частью («клюв попугая», «клюв сокола»), снабженной корончатым обухом, и копьецом, а так же древка, усиленного лангетами. В отличие от боевого молота основным поражающим элементом боевой секиры являлось широкое лезвие трапециевидной или скругленной формы. Жорж Шателлен в «Хронике Жака де Лалена» описал поединок, состоявшийся в 1448 г. между «добрым бургундским рыцарем» Лаленом и английским рыцарем Томасом Ке. Бургундец был вооружен боевым молотом, а англичанин –боевой секирой: «топор с острием и с молотом, и с длинным и широким кинжалом впереди» («hache a taillant et a martel et a longue et large dague devant»). В ходе поединка Лален получил ранение в запястье (от «длинного и широкого кинжала впереди», т.е. копьеца), однако, в итоге, одержал победу. Судя по тексту, тип оружия, который использовал английский воин, был слабо распространен в Бургундии; по крайней мере, подобные секиры не применялись во время турнирных поединков. Боевые молоты и секиры могли иметь короткую рукоять и использоваться жандармами наряду с булавами.

Полный комплект предписанного жандарму вооружения и снаряжения проверялся в ходе периодических смотров, которые проводили специально назначенные герцогом комиссары. Именно они отвечали за то, чтобы не повторилась ситуация, описанная Ф. де Коммином в главе, посвященной сражению при Монлери (1465 г.):

«Примерно из 1 200 этих /т.е. бургундских/ кавалеристов не более 50, как я полагаю, умели держать копье наперевес и от силы 400 были в кирасах».

2. Вооружение и снаряжение кутилье.

Кутилье относились к легкой кавалерии и в линейном боевом построении (en haue) занимали вторую шеренгу, всегда готовые придти на помощь жандармам. Их вооружение и снаряжение были прописаны в ряде бургундских документов. Ниже я привожу выдержки из, соответственно, Абвильского, Боэн-эн-Вермандуаского и Дижонского ордонансов.

«Кутилье жандарма должен быть вооружен стальным нагрудником или стальным набрюшником (?) снаружи и бригандиной изнутри; ежели он не сможет иметь таковые доспехи, то ему надлежит иметь кольчугу и снаружи бригандину. Кроме того, у него должен быть салад, /кольчатое/ ожерелье, малые верхние наручи, нижние наручи и /латные/ перчатки либо /латные/ рукавицы в зависимости от доспеха, который он будет использовать. Он должен иметь добрый дротик либо полу-копье с рукоятью и упором, а при нем добрый меч средней длины, прямой, который он может удерживать как одной, так и двумя руками, а так же добрый кинжал, заточенный с двух сторон и длиной в пол-ноги».

«Кутилье снабжается бригандиной или корсетом /пластроном ?/, замкнутым на боках, как /это делают/ в Германии, /кольчатым/ ожерельем, саладом, боковыми пластинами /тассетами ?/, /кольчатой/ юбкой или /кольчатыми/ брэ, нижними и малыми верхними наручами и /латными/ перчатками».

«кутилье указанного жандарма /экипируется/: бригандиной или корсетом, разомкнутым на туреньский манер, /кольчатым/ ожерельем, боковыми пластинами, /кольчатой/ юбкой или брэ, наручами для малой /легкой ?/ защиты, /латными/ перчатками, установленными дротиками, подбородником, мечом и кинжалом».

Рассмотрим указанные элементы вооружения подробней.

Помимо предписанного салада, кутилье, что следует из изобразительных источников, активно использовали шапели и барбюты. В комплекте с ними могли присутствовать латные подбородники (в Дижонском указе подбородник вписан (добавлен?) между дротиком и мечом) и, гораздо чаще, кольчатые ожерелья-горжерены (gorgerins). Горжерены имели форму усеченного конуса, набирались из железных колец и могли иметь на горловом вырезе кожаную подкладку. Горжерены замыкались сзади с помощью ремней с пряжками и могли фиксироваться на воротнике пурпуэна вощеным шнурком. Чтобы уберечь шею от натирания, воины использовали полотняные подворотнички.

Основой оборонительного вооружения кутилье служила бригандина или бригантина. В средневековых манускриптах встречаются оба написания. В «Турнирной книге» Рене Анжуйского мы читаем: «Вы также можете турнировать в бригантине (brigantine)», а Ж. д’Энен, описывая, например, эпизод с захватом французского кутилье при Монлери, уточняет, что «он был облачен в бригандину (brigandine)». Перечисленные выше ордонансы содержат термин «бригандина», будем его использовать и мы. Швейцарцы, описывая бригандины бургундских солдат, подразделяли их на панцирные жаки ( нем. pancerjacke, в латиноязычных хрониках –tunica armorum) и, собственно, bregadin. Все перечисленные типы доспеха представляют собой жилет с полами или без, набранный из горизонтально ориентированных стальных пластинок, внахлест наклепанных на холщевую основу. Бригандины состоятельных воинов могли облицовываться бархатом и шелком ярких цветов, а крепежные заклепки золотиться. Нагрудная часть бригандины могла усиливаться большими пластинами, снабженный фокром. Бригандина обычно замыкалась на груди и плечах ремнями с пряжками. Например, бригандина с кожаным покрытием из Парижского Музея армии снабжена парными ремнями на плечах и семью ремнями на фронтальной пройме. Похожие бригандины изображены на картинах Х.Мемлинга «Алтарь двух Иоаннов», 1474-1479 гг.(створка «Усекновение главы Иоанна Крестителя», Музей Ханса Мемлинга, Брюгге), и упоминавшемся «Распятии». Бригандины могли снабжаться короткими рукавами, набранными из пластинок по тому же принципу. Известен еще один тип бригандин –сuirassyne, в которых пластинки клепались на внешней стороне основы.

Ж. д’Энен, принимавший личное участие во многих битвах Бургундских войн, вспоминал, как в сражении при Брюстеме ( 1467 г.) у бургундского воина Пьера де Бурнонвиля выстрелом из ручной кулеврины оказалось пробито платье (ливрея ?), но самому ему спасла жизнь надетая под платьем бригандина. А вот как Энен описал вооружение и снаряжение десяти воинов из свиты Жана де Люксембурга: «с тассетами и в бригандинах, крытых черным бархатом (велюром), с золотыми заклепками, в расшитых золотом ливреях, в красных шляпах».

Под бригандину кутилье, как следует из текста ордонансов (и множества изобразительных источников) должен был надевать кольчугу-обержон (haubergeon), известный со времен античности панцирь, сплетенный из железных колец. В отличие от длиннорукавных и длиннополых обержей (в русскоязычной литературе, обычно, хаубергов или хаубертов), обержоны, видимо, имели более короткие подолы (и рукава ?). Ослабление защитных свойств обержона с лихвой компенсировалось «наручами малой защиты» (avant bras a petites gardes), бригандиной, пластроном с тассетами и кольчатыми брэ (brayes d’archier в Сен-Максиминском ордонансе) –характерными полу-штанами, надежно прикрывавшими пах.

Ордонансы предписывали кутилье в качестве колющего древкового оружия использовать дротик (javeline) и (или) полу-копье(demi-lance) «с рукоятью и упором». Под «дротиком» подразумевалась, скорее всего, легкая кавалерийская пика. Известны изображения и метательных дротиков, с оперением на конце древка, как у стрел. Как правило, такими дротиками средневековые миниатюристы наделяли воинов восточных народностей. «Полу-копьем с рукоятью и упором», вероятно, являлось укороченное кавалерийское копье, отличавшееся от стандартного жандармского копья меньшей длиной. Интересно, что на одной из миниатюр «Хроник» Ж.Фруассара (Антверпен) кавалерист, атакующий врага, удерживает стандартное жандармское копье не за рукоять и под мышкой, а обратным хватом за древко перед рукоятью, нанося при этом удар сверху.

Клинковое оружие кутилье представлено мечом «средней длины», который можно удерживать как одной, так и двумя руками, и «добрым кинжалом, заточенным с двух сторон и длиной в пол-ноги», т.е. до колена. Интересно, что в числе клинкового оружия кутилье не упомянут тесак (coustille), который, собственно, и дал название самому воину. Клинки подобных тесаков достигали в длину 50-60 см, эфес мог снабжаться S-образной либо простой гардой. Тесаки с простой гардой можно увидеть в руках поединщиков из «Фехтовального атласа» Ганса Талхоффера –т.н. «длинные ножи» (нем. messer). В пеших боевых порядках кутилье могли объединяться со спешенными жандармами и пикинерами и вооружаться т.н. «вужами».

К конным стрелкам относились лучники-арше, предварительно спешивавшиеся для ведения стрельбы, и арбалетчики-кранекинье, которые могли стрелять и перезаряжать оружие, не сходя с коня. Их вооружение и снаряжение были так же прописаны в Абвильском, Боэн-эн-Вермандуаском и Дижонском ордонансах, выдержки из которых в порядке приведенного перечисления помещены ниже.

«Лучник должен ездить на лошади стоимостью не менее 10 экю, одетый в жак с высоким воротником, заменяющим /кольчатое/ ожерелье, и с добрыми рукавами; он должен иметь кольчатую одежду или кольчугу-палето под жаком, который /сшит/ из не менее, чем 12 слоев ткани, 3 из которых проклеены, а 9 просто сшиты. Для защиты своей головы он должен иметь добрый салад без забрала; помимо крепкого лука и связки из 2 с половиной дюжин стрел, он должен быть вооружен длинным двуручным мечом и кинжалом, заточенным с двух сторон и длиной в пол-ноги.»

«Жак надевается поверх кольчуги-палето и должен быть /сшит/ из 10 /слоев/ ткани (вместо 12) и дополнен доспехами, а именно нижними полу-наручами и малыми верхними наручами до локтя, достаточно широкими, чтобы не затруднять движений во время стрельбы. Они должны носить короткие сапоги с круглыми носками, чтобы, когда они спешиваются, носки не мешали им свободно идти. Арбалетчики и конные кранекинье должны иметь бригандины или нагрудники, как у кутилье, нижние полу-наручи и стальные верхние наручи, /кольчатое/ ожерелье, салад, меч, как у конных лучников. Лошадь должна стоить не менее 20 франков». (Сен-Максиминский ордонанс дополняет защитное снаряжение конного арше бригандиной.)

«Снаряжение конных кранекинье будет таким же, как у кутилье, за исключением того, что у вышеупомянутого кранекинье вместо дротика будет его кранекин и колчан для стрел (?) к нему».

Высокий стоячий воротник регламентированного жака способствовал распространению облегченного открытого салада с очень слабо выраженным «хвостом» на задней части тульи. Часто салады усиливались подвесными дисковидными нащечниками.

Не совсем понятно, что имели в виду авторы ордонансов под термином «кольчуга-палето» (paletot de haubergerie). Возможно, под этим термином подразумевался кольчатый безрукавный корсет, наподобие выставленному в экспозиции музея Клюни (Париж) образцу безрукавной кольчуги XV в.

Описанный в ордонансах жак или як (jacue), изготовленный из простеганной на груди и спине (реже на рукавах) льняной ткани, с буфами или без, иногда с отдельными рукавами и клиновидным воротником-стоечкой можно во всех подробностях рассмотреть на миниатюрах из «Бернских хроник» Д.Шиллинга, картинах Х.Мемлинга, в частности «Мученичество Св.Урсулы» (Реликварий Св.Урсулы, 1489 г., Музей Ханса Мемлинга) и т.д. В этой связи нельзя не отметить рисунки нидерландского художника Виллема А. Крюса, долгое время считавшегося «неизвестным мастером WA из Брюгге». Крюс (или Крюк) работал в Брюгге с 1465 по 1485 гг. и оставил поистине бесценные для современных военно-исторических реконструкторов серии работ, посвященных быту и боевым походам бургундской армии. Судя по точности изображенного оружия и снаряжения, а так же деталировке, художник зачастую рисовал с натуры (например, рисунок «свадебной каракки» Маргариты Йорк и Карла Смелого или серия работ, посвященных лагерному устройству бургундской армии). Бургундские лучники предстают на этих рисунках в снаряжении, не вполне отвечающем задекларированным нормам. На них салады (с забралами и без), жаки, но, чаще, бригандины, на которых заклепки иногда повторяют рисунок Андреевского креста. Лучники снабжены предписанным им комплектом наступательного вооружения –длинным («английским») луком, длинным мечом и длинным кинжалом. У них, как правило, высокие кавалерийские сапоги с острыми носками. Бригандину, покрытую синим (черным ?) бархатом, усеянным рядами тройных золоченых заклепок, носит и представитель гильдии лучников города Брюгге на картине Х.Мемлинга «Мученичество Св. Себастьяна» (1465-1494 гг., Королевский Музей изящных искусств, Брюссель). Х. Вирстрайт в своей «Истории осады Нейса» неоднократно описывал английских стрелков, облаченных в бригандины.

Бургундские лучники, следуя общеевропейской традиции, использовали т.н. «длинные луки» (англ. long bow), великолепно зарекомендовавшие себя в сражениях Столетней войны. Длинный (или «английский») лук представлял собой упругий шест из тиса, равномерно утончавшийся на концах («плечах») и снабженный тетивой, сплетенной обычно из конопляной или шелковой нити (в 1473 г. для Лилльского арсенала было закуплено 4 300 заготовок из тисовой древесины для изготовления луков). Древко лука полировалось, могло иметь D-образное сечение, достигало в длину 1,7-2 м, диаметр в месте хвата в среднем составлял около 4 см. Стрелы, в основном, изготавливались из ясеня, имели длину 0,7- 0,9 м («в ярд длиной»), снабжались гусиным оперением, костяной накладкой на «ушке» древка и, как правило, втульчатыми наконечниками различных типов –широкими подтреугольными с опущенными жальцами, универсальными ромбовидными и, чаще всего, бронебойными, пирамидальной и шиловидной формы. Масса наконечников в среднем колебалась в пределах 15-20 грамм (могли быть легче и тяжелей). В среднем масса стрелы с ясеневым древком достигала 57 грамм. При силе натяжения в 40 кг и благоприятном ветре лучник мог послать стрелу на расстояние 400 ярдов (около 365 м), хотя «рабочий» радиус стрельбы, вероятно, составлял не более 300 ярдов. Стандартная скорострельность английских лучников равнялась 12 выпущенных стрел за одну минуту (т.е. в воздухе одновременно могли находиться 3 стрелы, выпущенные из одного лука), что достигалось постоянными тренировками.

Мерой боезапаса лучников являлась «дюжина» стрел. В документах на поставку вооружения в действующую бургундскую армию прослеживается закономерность – к одному луку полагалась одна дюжина стрел, которую воин обычно затыкал за пояс. Абвильский ордонанс предписал лучникам иметь «связку» из 30 стрел. Английские наемные арше, служившие Карлу Смелому, возможно, придерживались своего традиционного боезапаса в 24 стрелы, которые хранились в чехлах-тубусах из вощеного холста. В 1472 г. из Лильского арсенала в войска должно было быть направлено 1000 луков и 5 бочек, в которых транспортировалось около 1000 дюжин стрел. В 1473 г. в бургундскую армию должны были быть доставлены « 50 древков старых луков, 100 закупленных новых древков луков, 50 чехлов с крышкой и 100 других чехлов без крышки, дабы хранить упомянутые стрелы и тетивы».

В качестве вспомогательного оружия лучника выступал «двуручный» меч, иначе называемый «длинным мечом», который мог удерживаться за рукоять двумя руками. Здесь необходимо внести некоторую ясность. Во времена Карла Смелого градация мечей, судя по всему, отличалась от стандартов, принятых в современном оружиеведении. Так, короткими мечами считались мечи, которые имели общую длину, в среднем, 0,8 -0,9 м. Длинные мечи (или, как они названы в бургундских ордонансах, «двуручные») имели общую длину 1,2 -1,3 м при длине эфеса 0,25 -0,3 м, чтобы хватило места для обеих рук.

Промежуточный вариант именовали «бастардом»: «Меч-бастард есть меч, чуть более короткий, чем длинный меч, но все же более длинный, чем короткий меч». Согласно этому утверждению, «бастардами» были вооружены бургундские кутилье (вспомним: «добрый меч средней длины, прямой, который он может удерживать как одной, так и двумя руками»). Судя по многочисленным средневековым изображениям, бургундские лучники носили свои «двуручные» мечи в ножнах. В таком случае, клинок «двуручного» меча должен иметь среднюю длину не больше 0,85-0,95 м, иначе его невозможно будет вытянуть из ножен. (У меня имеется реплика меча, чья общая длина равняется 1,24 м, при этом 0,945 м приходится на клинок. При росте выше среднего, мне едва хватает длины руки, чтобы обнажить клинок висящего на поясе меча.) Наряду с перечисленными мечами воины XV –XVI вв. в исключительных случаях использовали мечи гигантских размеров, длина которых колебалась от 1,5 м до 1,9 м, а масса могла достигать 5 кг. В современном оружиеведении именно их принято называть «двуручными мечами», длинные же мечи бургундских лучников сегодня принято называть «полуторными» или «полутораручными».

Арбалет-кранекин получил свое название из-за натяжного устройства (cranequin) –реечно-редукторного механизма («немецкого ворота»), действующего по принципу домкрата. Собственно арбалет (apbalete) состоял из композитной или железной дуги с толстой, скрученной в канат, тетивы (в армии Карла Смелого ее называли «антверпенской веревкой») и ложи с роликовым замком («орехом») и спусковым механизмом. Дальнобойность арбалетов колебалась в пределах от 200-300 ярдов (с композитной дугой) до 500 и выше ярдов (со стальной дугой). Арбалетные стрелы-болты были толще и короче стрел для лука, их длина, в среднем, колебалась в пределах 0,35 -0,45 м. В качестве оперения могли использоваться кожаные, костяные или деревянные пластинки. Болты хранились в кожаных (или сшитых из невыделанных шкур, мехом наружу) либо деревянных колчанах, остриями вверх. На одной из миниатюр «Английских хроник» (1480 г.) изображена группа бургундских арбалетчиков, колчаны которых украшены латунными, оловянными или кожаными накладками в виде огнива с разлетающимися искрами. Кранекинье, скорее всего, перед прицельным выстрелом останавливали коня. Тем не менее, «Атлас Талхоффера» (1467 г.) содержит рисунки, на которых конный арбалетчик стреляет на скаку –вперед, вбок и назад (!), в последнем случае, уложив ложу арбалета на плечо.

4. Вооружение и снаряжение пехотинцев.

К пехотинцам относились арбалетчики, кулевринье , лучники и пикинеры. Их вооружение и снаряжение в Абвильском, Боэн-эн-Вермандуаском и Дижонском ордонансах были прописаны следующим образом:

«Пешие кулевринье и арбалетчик должны иметь кольчугу. У пикинера должен быть выбор между жаком и кольчугой, и если он выберет кольчугу, он так же должен иметь glacon (?)».

«Костюм пеших лучников почти такой же, как костюм конных лучников, они вооружены длинным и широким обоюдоострым кинжалом, свинцовым молотком, как у артиллеристов подвешенным на поясе за луком и мешком /для стрел/. У кулевринье должна быть кольчуга с рукавами, по возможности нагрудник, /кольчатое/ ожерелье с саладом, кинжал и меч, острый, для одной руки. Пикинеры должны носить кольчужный жакет с рукавами и нагрудник, на правой руке для некоторого предохранения –цепочки, а на левой руке только рукав кольчуги, для того, чтобы легче было нести легкий щит, который они получат, как только в этом возникнет нужда.»

«Снаряженный пехотинец, будь то кранекинье или кулевринье <�…>, должен будет иметь кольчугу, полу-салад (без забрала), /кольчатое/ ожерелье, железные наручи малой защиты, меч и кинжал, и длинную пику либо кулеврину.»

Практически все типы упомянутого в этих документах оборонительного вооружения были рассмотрены выше, поэтому ограничусь лишь небольшими уточнениями. Помимо предписанного полу-салада бургундские пехотинцы, что следует из множества изобразительных источников, могли использовать шапели, подобные «железной шапке», найденной в Муртенском озере (Коллекция оружия музея Метрополитен, Нью-Йорк, инв. №04.3.234).

Кольчужный жакет с рукавами (jaquette de haubergeon a manches), упомянутый в ордонансе, видимо, являлся длиннорукавным обержем, либо мог замыкаться на груди ремнями с пряжками. «Предохранительные цепочки» являлись весьма распространенным у бургундцев элементом защиты рук. В Ордонансе от 31 августа 1472 г., посвященном призыву ополчения из Фландрии, Брабанта и Геннегау, так же рекомендуется «кольчужный жакет с рукавами, из которых правый усилен цепочкой». Художники, обычно, изображали эти «цепочки» закрепленными вдоль рукавов жаков или пурпуэнов (Х.Мемлинг «Мученичество Св.Урсулы», бургундский гобелен 1460 г. «Осада Иерусалима Титом»).

Легкий щит (legere targe), упоминаемый в комплекте вооружения пикинера, судя по всему, круглый баклер (bouclier) или рондаш (rondache). В отличие от баклера, который имел только одну рукоять-скобу, расположенную в центре, рондаш снабжался двойным креплением к руке (при этом, размеры щитов могли быть одинаковыми).

Во время осады (и не только) бургундские пехотинцы получали дополнительные средства защиты –ростовые щиты-павуа (pavois, в русскоязычной литературе часто павеза) и «ломбардские щиты». Так, в составе бургундского артиллерийского обоза, направленного к главной армии 1 апреля 1473 г. значились «200 отремонтированных ребристых павуа, хранившихся в Аррасе, покрытых кожей и масляной росписью белого и синего цвета с красным крестом Св.Андрея; закупленных 120 висящих /с бретелями ?/ павуа и 120 отремонтированных прочих; закупленных 4 000 щитов ломбардского типа, расписанных в белый и синий цвета с красным крестом Св.Андрея и золотыми огнивами…»

Щиты (targettes) ломбардского типа, вероятно, были круглой или овальной формы, как у итальянских пехотинцев-скудиэри. Подобные щиты изображали как итальянские художники (В.Карпаччо «Прибытие Св.Урсулы в Кельн», 1490 г., Венецианская Академия), так и бургундские иллюминаторы (иллюстративный ряд к «Истории Карла Мартелла», 1470 г., Королевская библиотека Альберта I, Брюссель).

Пика (pique), давшая название пехотинцам, использующим ее во время сражения, представляла собой колющее оружие с длинным (в среднем до 5 м) древком и наконечником с граненым пером и лангетами ( в Лилльском арсенале под 1473 г. значилось «4 000 окованных пик»). Ж. де Ваврен, описывая смотр бургундской армии, проведенный в марте 1471 г. под Амьеном, оставил ряд ценных замечаний относительно вооружения фламандских пикинеров, «каждый из которых имел салад, жак, меч и пику или длинное копье с длинным древком и длинным острием с тремя гранями».

Не менее распространенным древковым оружием, упомянутым в ордонансе 1468 г. и постоянно встречающемся в бургундских военных описях, являлся вуж (vouge) – оружие колюще-режуще-рубящего действия, длинный перьевой наконечник которого был снабжен острием, лезвием и лангетами. Иногда вуж сразу под наконечником имел дисковидную или простую (иногда S-образную) гарду. В современном оружиеведении вужи принято относить к глефам или кузам (couse), причем, часть специалистов отличает кузы от глеф по наличию у последних бокового шипа на наконечнике.

Алебарды, которые являлись основным видом древкового оружия в армиях Южной Германии и Швейцарии, у бургундских солдат первоначально пользовались очень небольшой популярностью. Их изображения в бургундских манускриптах рассматриваемого периода встречаются крайне редко (швейцарские художники, иллюстрировавшие хроники Д.Шиллинга, тем не менее, «снабжали» бургундских воинов алебардами швейцарского типа). На картинах нидерландских живописцев изображения алебард так же появляются лишь в последней четверти XV в. Как знаковое исключение можно рассматривать тот факт, что в 1472 г. контингент Пьера Хагенбаха (Аршамбо), бургундского губернатора Эльзаса и Брейсгау, включал в свой состав 68 алебардистов. В коллекции Муртенского Городского музея хранятся, предположительно, бургундские алебарды (инв. №№ 300 и 303) которые могли быть захвачены в ходе Муртенского сражения. Однако, форма их наконечников с очень длинными копьецами, скорее, характерна для алебард XVI в., что ставит как датировку самого оружия, так и его «национальную» принадлежность под знак вопроса.

Изредка в бургундских манускриптах встречаются изображения т.н. «билля» (англ. bill), древкового оружия с плоским ромбовидным наконечником, снабженным копьецом и боковыми шипами. Часть оружиеведов относит билли к алебардам итальянского типа, другие выделяют билли в самостоятельный вид древкового оружия. Для замены или ремонта пришедшего в негодность древкового оружия в обозе бургундской армии имелся запас древков и наконечников («1 200 ясеневых заготовок <�…>, 623 пары копейных наконечников»).

Из клинкового оружия, которое могли использовать бургундские пехотинцы, следует упомянуть т.н. фальшион, иначе, фошон (fauchon) –тесак или саблю с, как правило, расширяющимся к острию клинком, иногда, с S-образным перекрестьем.

Арбалеты, которые использовали пешие солдаты, судя по всему, были несколько мощнее арбалетов конных кранекинье. Тетива таких арбалетов, в основном, натягивалась при помощи полиспастного («английского») ворота, состоявшего из 2 или 3 пар блочных колес и 2 параллельных веревочных приводов. Механизм закреплялся на торце приклада и действовал по принципу лебедки. Стрелок, взводящий тетиву арбалета с помощью подобной лебедки, стал излюбленным персонажем миниатюристов-баталистов XV в. Конечно, наличие веревочных приводов не позволяло использовать «английский» ворот в кавалерии, в то время как «немецкий» ворот с успехом применялся как в кавалерии, так и в пехоте. Кроме того, «немецкий» ворот позволял арбалетчику повысить скорострельность с 2 до 3 выстрелов в минуту. Используя оба вида механизмов, можно было, приложив усилие в 20 кг, зарядить оружие мощностью 800 кг (это при том, что сила арбалетной дуги редко превышала 400-500 кг). Постепенно полиспастные вороты уступили место реечно-редукторным «немецким» воротам. Стрелы пехотных арбалетов отличались (размерами и массой) от стрел кавалерийских арбалетов. Так, в описях бургундских арсеналов различаются «12 000 арбалетных болтов и 10 000 болтов для кранекина». В 1472 г. для бургундской армии было дополнительно запасено «84 стальных арбалета, 80 воротов-домкратов к ним, 2 100 веретен /болтов/ для кранекинов».

Ручное огнестрельное оружие в полевой бургундской армии было представлено кулевринами (coulevrines, culverines, couleuvres), иначе, аркебузами (arquebuses), которые состояли из бронзового или железного ствола, с помощью металлических обручей укрепленного на ложе. В первых моделях кулеврин пороховой заряд воспламенялся через затравочное отверстие, просверленное в верхней части ствола, что, естественно, мешало эффективному прицеливанию. Впоследствии кулеврины усовершенствовались за счет появления на них S-образного спускового механизма, который вместе с затравочным отверстием был вынесен на боковую часть ствола и ложи. При меньшем радиусе действия и меньшей скорострельности по сравнению с луками и арбалетами, кулеврины, за счет более высокой начальной скорости снаряда, обладали большей убойной силой. Нужно отметить, что в бургундской армии использование кулеврин не получило такого широкого распространения, как в армии Швейцарской конфедерации или городской милиции Германии (хотя О, де Ла Марш писал, что в арсеналах Карла Смелого аркебуз и кулеврин «имеется бесчисленное множество»). Исключение опять-таки составлял военный контингент эльзасского губернатора Хагенбаха –116 кулевринеров. Бургундское военное руководство гораздо большее внимание уделяло развитию тяжелого огнестрельного оружия –осадной и полевой артиллерии. Тем не менее, Карл Смелый принимал на свою службу фламандских и немецких кулевринье. Так, во время осады Нейса в рядах бургундцев сражалось 200 кулевринье под командой Рейнольда фон Броххаузена. В 1472 г. Лилльский арсенал должен был поставить в действующую армию «50 железных кулеврин, 10 бронзовых кулеврин, 105 железных листов для изготовления дроби для них». Для кампании 1475 г. планировалось привлечь 50 кулевринье для обслуживания 200 (sic!) аркебуз. Бургундские воины были хорошо осведомлены о гибельном действии кулеврин. Например, один из высших бургундских командиров Филипп де Круа писал из-под стен осажденного Нейса: «Снаряды из пушек и кулеврин, летящие в нас, гораздо мощнее английских стрел». Ж. д’Энен так же отмечал эффективность этого «неблагородного» оружия: «Один из лучников Луи де Бурнонвиля был поражен пулей из кулеврины, которая пробила одно бедро и застряла во втором». Сам Энен при Брюстеме был ранен пулей в ногу. К счастью, пуля оказалась на излете и «из всего зла оставила мне только небольшую вмятину».

Бургундскую армию сопровождало множество слуг (пажей и конюхов), музыкантов, артиллеристов, саперов, обозных рабочих и т.д. О вооружении пажей ордонансы ничего не говорят, указано только, что паж на походе должен был нести копье своего жандарма. Ф. де Коммин, впрочем, писал, что, по крайней мере, в 1465 г. «слуги все были невооруженные, поскольку долгое время не знали войны». В. Крюс на своем рисунке «Павильон-конюшня» изобразил бургундского конюха –в пурпуэне, зауженной ливрее и с фальшионом на поясе.

В описях Лилльского арсенала за 1473 и 1475 гг. значатся «закупленных 50 ребристых павуа, расписанных в черное, дабы прикрывать саперов» и «400 жаков для саперов, 300 саладов или шапелей».

ПРИЛОЖЕНИЯ.

1.Элементы вооружения из «Бургундской добычи».

1. Бригандина. Базельский Цейхгауз.

Бургундская бригандина (нем. pancerjacke), захваченная швейцарцами при Муртене или Нанси, экспонируется в Базельском Цейхгаузе (инв. №1874 –102): стальные пластинки, каждая из которых имеет штамп «AGNUS DEI», закреплены на толстой холщевой основе с помощью тройных восьмигранных заклепок, подол поделен на трапециевидные сегменты, соединительные ремни не сохранились, высота корсета 56 см. Изначально бригандина была покрыта красным сукном (?).

2. Павуа. Бернский исторический музей.

В Городском музее Дельфта экспонируется бургундский павуа –бело-синий, с красным Андреевским крестом и 4 золотыми огнивами и красными разлетающимися искрами. Еще один бургундский павуа хранится в Цюрихском Швейцарском земельном музее (инв. № KZ386): материал –буковые рейки, обтянутые двумя слоями кожи, наружный слой более толстый: высота –0,955 м; ширина (верх/низ) –0,5 м / 0,445 м, толщина –0, 03 м. Бело-красное поле щита несет красный Андреевский крест, 4 золотых (желтых) огнива с черными кремнями и красными искрами (тройные языки пламени). Еще два однотипных бургундских павуа выставлены в коллекциях музея Грансонского замка и Бернского Исторического музея. Бернский экземпляр (инв.№ 271) сохранился не в пример лучше Грансонского. Он изготовлен из липовых реек, обтянутых кожей и покрыт росписью: на белом поле эмблемы, аналогичные эмблемам Цюрихского павуа. Параметры щита: высота –1,065 м; ширина –0,5 м / 0,44 м; масса –4,2 кг. На оборотной стороне частично сохранились элементы крепления «ременной сбруи» из оленьей кожи (вместо кожаных бретелей могли использоваться крепкие шнуры) –металлические заклепки, частично с кольцами.

3. Шанфрьен. Базельский исторический музей.

В Базельском Историческом музее экспонируется копия шанфрьена (инв.№ 1874-112), предположительно захваченного швейцарцами в ходе Бургундских войн. Шанфрьен весит 4,18 кг. Многие бургундские жандармы, что следует из изобразительных источников, прикрывали лошадей более легкими масками либо налобными ронделями. Вес подобной маски (1510 г.) из Коллекции оружия Кливлендского Художественного музея (инв.№75) составляет 1,54 кг. Полный конский доспех-бард, помимо наглавника включавший латный «шарф», нагрудник, накрупник и соединяющие их боковины (flancars), могли позволить себе только весьма состоятельные воины. Великолепные образцы бардов XV в. экспонируются в музейных коллекциях Вены, Лондона, Парижа, Берлина. Наиболее ранним из них считается бард итальянского стиля из Венского Историко-художественного музея, изготовленный около 1450 г. миланским доспешником Пьетро Инокенца да Фаэрно. Конские доспехи весили в пределах 30-45 кг. Так, бард готического стиля, выкованный в Ландсхуте около 1480 г. (Отдел оружия Коллекции Уоллеса, инв. №620) весит 30,1 кг.

4. Меч. Муртенский городской музей.

В Венском Историко-художественном музее экспонируется парадный меч, (инв.№ XIV,3) –с узким, ромбовидного сечения клинком, эфесом, набранным из агата (рукоять и навершие «рыбий хвост») с жемчугом, украшенным позолотой и гравировкой, с богато декорированными ножнами. Сохранились и обычные бургундские мечи. Так, в Муртенском Городском музее хранится бургундский меч, захваченный в ходе Муртенского сражения ( 1476 г.): общая длина 107, 5 см; длина клинка 84 см; ширина клинка у крестовины 5,1 см. Лезвия клинка по прямой сходятся к острию, что свидетельствует о том, что данный меч служил для нанесения колющих ударов. В Берлинском Немецком музее хранится меч середины XV в. (инв.№ 1843) похожей формы: общая длина –118,5 см; длина клинка –915 см; ширина клинка у крестовины 3,8 см; масса 1,09 кг.

2. Бургундские воины в изобразительных источниках.


1-2. Изображения бургундских кавалеристов на гобеленах и миниатюрах. Прорисовки Куркина А.В.

3. Изображения бургундских воинов на рисунках Виллема А. Крюса. Прорисовки Куркина А.В.

Мы продолжаем публиковать статьи Андрея Куркина о бургундской армии.

"...В настоящей статье я выступаю, собственно, в качестве компилятора, составившего текст из 18 фрагментов различного рода средневековых документов: указов, бухгалтерской документации, писем, мемуаров и хроник. Эти документы позволяют с разных углов и различных точек зрения взглянуть на бургундскую армию, как один из самых ярких примеров вооруженных сил Западной Европы второй половины XV в. (исключение составляет фрагмент из «Хроники Сен-Дени» с очень «сочным» описанием павильона Филиппа Отважного при Булонь-Сюр-Мер в 1393 г.)..." - А. Куркин

Куркин А.В.

Боевые будни бургундских солдат или армия Карла Смелого глазами очевидцев.

В настоящей статье я выступаю, собственно, в качестве компилятора, составившего текст из 18 фрагментов различного рода средневековых документов: указов, бухгалтерской документации, писем, мемуаров и хроник. Эти документы позволяют с разных углов и различных точек зрения взглянуть на бургундскую армию, как один из самых ярких примеров вооруженных сил Западной Европы второй половины XV в. (исключение составляет фрагмент из «Хроники Сен-Дени» с очень «сочным» описанием павильона Филиппа Отважного при Булонь-Сюр-Мер в 1393 г.). Выбранные для публикации фрагменты документов я разделил на группы, выстраивая смысловой ряд: мобилизация и поход, расквартирование, смотр и оплата службы, сражение. Примерно в такой последовательности проходил «походно-боевой» цикл службы средневекового (и не только бургундского) солдата. И еще один момент. Все, кому довелось служить в армии, будь она средневековая или современная, прекрасно чувствуют разницу между «показухой», рассчитанной на генералов и нелюбопытных обывателей, и реальными солдатскими буднями. В этой связи я разделил каждый смысловой концентр на две части –показушную «уставщинку» и реальность. Сопоставление двух этих парадигм (как должно быть и как было на самом деле) дает в итоге очень интересную «картинку». При этом следует учитывать, что фрагменты хроник, которые я, после некоторого раздумья, все же отнес к группе «как было», часто приукрашают и гипертрофируют реальность.
В качестве иллюстраций я решил использовать несколько эстампов и миниатюр, выполненных средневековыми художниками, что называется, с натуры. Один из этих художников, Виллем А. Крюс, фактически, был придворным «фотографом» Карла Смелого (за неимением фотоаппаратуры ему приходилось выполнять рисунки и гравюры), второй художник (к сожалению, мною точно не идентифицированный) так же был придворным рисовальщиком современника Карла Смелого графа Эберарта Вюртембергского. Перу и кисти этого мастера принадлежат прекрасные циклы иллюстраций из «Фехтовального атласа» Г. Талхоффера и «Швабской домовой книги» (последнюю я и взял за основу иллюстративного ряда).

Илл. Куркин А.В. Карл Смелый, Великий герцог Запада (фрагмент)

1. Сбор войск и поход.

Как должно было быть.

«Маршал должен объявить кондюктерам и капитанам, что герцог желает, дабы его армия, /набранная/ в обеих Бургундиях, как можно быстрее прибыла к нему в окрестности Сен-Квентина; и пусть в дороге его войска, с согласия жителей, возьмут только продовольствие, не совершая никаких насилий и давая себе отдохновение /на походе/, ибо французы не нападают на бургундских солдат. В землях Бургундии войскам строго-настрого запрещается заниматься грабежом, бить и калечить людей, насиловать женщин, какими бы они не были, убоясь смерти для того, кто станет ее причиной. Никто не должен оставаться на проживании в Бургундии или иных землях, не имея разрешения маршала. Армия должна сохранять добрый порядок во время ночных переходов, кои маршал сочтет необходимым совершить. Капитаны ежедневно должны справляться у маршала относительно пароля, ночного клича и ордеров на расквартирование».
(Из ордонанса на кампанию 1468 г.)

«Если по приказу герцога жандармы будут менять жилище, они будут иметь право брать продовольствие в деревнях, через которые они пройдут, по следующей цене: туша барана со шкурой и жиром -4 патара с половиной; курятина -6 денье; гусь -6 денье; поросенок -6 денье. Бык и теленок по местной цене. Проходя через страну, они обеспечиваются жильем для себя и своих лошадей, сеном и соломой, что же касается овса, то они его приобретут мерами по местной цене. Им надлежит искать жилище только, чтобы принять пищу и переночевать, и следует совершать два дневных перехода подряд, не менее 5 лье и не более 8 лье в день, и третий день отдыхать. И в каждом доме им следует брать лишь необходимое продовольствие, более же ничего не уносить».
(Из Абвильского ордонанса, 31 июля 1471 г.)

«В случае выступления в поход кондюктер должен три раза подать сигнал трубой. После первого раза каждый должен упаковать свой багаж, вооружиться самым необходимым и быть готовым, покинув свою квартиру, сесть на коня. После второго сигнала все конные и пешие стрелки, а так же пикинеры, должны отправиться к жандарму, своему шефделанс /командиру копья/, так, чтобы никто из них не отстал. Сей /жандарм/ со всеми своими людьми, как конными, так и пешими, прежде чем выступить из своего квартала, должен прибыть к квартире своего дизанье. Дизанье со своим дизанем жандармов и прочих конных и пеших людей при третьем сигнале трубы должен прибыть к установленному кондюктером месту, где их будет ожидать лейтенант, и там разместиться в порядке и месте, указанном этим офицером».
(Из Боэн-эн-Вермандуаского ордонанса, 13 ноября 1472 г.)

Илл.1.

Как было.

«Я, Жан, сеньор д’Энен, и мой брат Колар де Венденье, во исполнение приказа монсеньора герцога, а так же по просьбе моего досточтимого и бесстрашного господина, сеньора де Фьенна, оставили мой дом в Лувинье близ Бовэ в четверг 8 октября, дабы общим числом в восемнадцать пеших и конных участвовать в походе в роте и под штандартом монсеньора Фьенна. Мы квартировали в Морье около Мобежи, и в субботу 10 октября в Берсилльеском аббатстве, и в понедельник 12 октября мы нашли штандарт и роту монсеньора Фьенна в окрестностях Бинша… После /отдыха/ мы участвовали в смотре роты монсеньором Фьенном, в пятницу 16 октября, и в тот день мне исполнилось 44 года. Ночью 18 октября мы квартировали в Новиль –сюр- Механьи, и в понедельник 19 в Мулембо близ Жодиньи. В то время, пока мы там находились, монсеньор Фьенн, наш капитан, посетил герцога в Тирлемоне, чтобы узнать новости и приказы. Это случилось во вторник 20-го, и по возвращении он сказал мне и остальным, что монсеньор герцог поручил ему и его людям дело, от которого освободил других, и которое с Божьим благоволением служило бы его прибыли и власти. В течение часа каждый должен был быть одет, вооружен и готов выступить. Время выступления определили в 3 или 4 пополудни. Таким образом, мы выехали и двигались по возможности быстро, надеясь этим же вечером достичь Намюра, который был от нас в добрых пяти больших лигах. Но мы продвинулись лишь на две или три лиги, когда стало темно. Не было даже лунного света… И стало так темно, что мы не могли ни видеть дороги, ни отличить одну лошадь от другой, если только она не была белой или серой. Люди стали теряться : жандармы отправились в одну сторону, лучники в другую.
Мы потратили один или два часа в темноте, время, достаточное для преодоления двух добрых лиг, так как могли только идти шаг за шагом, покуда большая часть роты в 9 или 10 /часов/ вечера не достигла деревни Ведрен в лиге от Намюра. Дома можно было отыскать только по огням, горящим внутри, и в те дома, кои были найдены, люди заходили без приказов и в беспорядке, снимая с себя и бросая под ноги /оружие и доспехи/. Мы были очень голодны и продолжали оставаться таковыми, к тому же местные жители, слыша движение и шум от людей, лошадей и доспехов и ничего не зная о нашем прибытии, думали, что мы были из Льежа. Некоторые убежали, и многие женщины были сильно напуганы. Нам сказали, что как только выйдет луна, после полуночи, мы оставим место; и большинство из нас, оставшись всю ночь при оружии и лошадях, могли есть и пить лишь то, что имели при себе. Однако все эти неприятности и трудности оказались ни к чему, потому что мы не выехали и ранним утром. И было удивительно, что /в темноте/ никто не сломал ногу или руку. Некоторые из наших людей пошли в церковь и выбили две двери, чтобы заночевать внутри (двери нефа и двери алтаря), но мы не уезжали до позднего утра».
(Из мемуаров Ж. д’Энена)


Илл.2.

2. Расквартирование и военный лагерь.

Как должно было быть.

«Когда означенные жандармы будут проживать в добрых городах, у них будет выбор: или встать на постой в гостиницах, хозяева коих обязаны их принять, или /встать на постой/ не в гостиницах, с согласия тех, у кого они захотят проживать. Если гостиниц недостаточно, дабы их принять, а прочие жители отказывают им /в постое/, они расселяются согласно распоряжениям главных командиров герцога и в соответствии с местными законами. Им следует закупать продовольствие по рыночной цене, ежели они совершают преступление и нарушают закон, их карает местное правосудие. Если они изъявляют желание квартировать на постоялых дворах, им должны быть обеспечены комнаты, скатерти, белье, горшки, ложки, миски и прочая домашняя утварь; для 9 членов копья им выделяется 4 постели с покрывалами. Означенное копье оплачивает за /постой/ 9 человек и 4 лошадей 34 патара в месяц, и они обеспечивают себя припасами, достаточными, на их взгляд для собственного пропитания и /корма/ лошадям. Если же /на постое/ только жандарм и 3 лучника, они платят в месяц 27 патаров. Если они хотят быть расквартированными не в гостинице, а в /частном/ доме, аренда /производится/ иначе. Магистрат города обязан им предоставить постели, белье и другие предметы домашнего обихода согласно перечню, и если они из этого что либо теряют, они должны это возместить».
(Из Абвильского ордонанса, 31 июля 1471 г.)

«Кроме того, герцог приказал исходить из расчета 20 павильонов на 100 копий и один /павильон/ для кондюктера, стоимость которых составляла бы 2 804 флорина, и для каждой роты в 100 копий 101 конюшня, каждая на 6 лошадей, что в итоге для 16 рот составляет 1616 конюшен, цена которых из расчета 20 флоринов за конюшню, составит около 32 320 флоринов».
(Артиллерийская служба герцога, 1 апреля 1473 г.)

Илл.3.

Как было.

«Лагерь был превосходно организован, как ни один в мире… Он походил на большой город, в котором палатки образовывали улицы и перекрестки, с площадями и рынками, на которых купцы продавали свои товары… и с тавернами, как в Париже; сооруженные из повозок стены очень тщательно охранялись вооруженными людьми, так что никто не смел к ним подойти».
(Из хроник Ж.Шателлена)

«Павильон герцога Бургундского имел огромные размеры, больше, чем все остальные. Он был столь велик и красив, что притягивал всеобщие взгляды. Этот павильон имел форму города, окруженного деревянными башнями и зубчатыми куртинами. При входе стояли две деревянные башни, между коими был натянут полог. В центре павильона находилась главная комната, к которой, точно спицы колеса, примыкало множество других помещений, разделенных узкими коридорами. И в этих помещениях, как говорили, могли разместиться три тысячи человек».
(Из «Хроники Сен-Дени»)

«Работы, которые мы ведем, ближе тому, что перенес Ганнибал, пересекая Альпы, чем тому, что он вынес в Капуе. Грохот двух огромных бомбард, который сопровождает нас повсюду – вовсе не звук музыкальных инструментов, услаждающих сердце. Снаряды из пушек и кулеврин, летящие в нас, гораздо мощнее английских стрел. Где обед, сопровождаемый звуком колокольчика? Увы! Где женщины, которые должны нас развлекать, вдохновлять нас к успешным свершениям и исполнять наши желания? Аптеки, ювелирные лавки и банки Брюгге – все это далеко от нас. <�…>Я расположился в аббатстве, в маленькой спальне, в которой раньше проживали люди более религиозного склада, чем теперь. Здесь ежедневно я становлюсь свидетелем многих пороков нашего мира, ибо пока в одном месте, ввиду переизбытка денег, весь день продолжается азартная игра, в другом, из-за нищеты, накрывается лишь скромный обед. Одни поют и играют на флейте, другие плачут и скорбят по мертвым родственникам. В одной стороне я слышу радостный крик «великолепное королевское вино!», в другой «Господи Иисусе», дабы успокоить тех, кто мечется в предсмертной агонии. В одних комнатах полно шлюх, в других – крест, ведущий бренное тело в могилу. Одному Богу суждено знать причины всех этих несоответствий».
(Из письма Ф. де Круа, 1474 г.)

«В понедельник, после ужина, англичане поссорились из-за распутной девки и чуть не поубивали друг друга. Как только герцог узнал об этом, он сразу же пошел к ним с некоторыми людьми, дабы успокоить их, но они, не признав герцога, два или три раза выстрелили из луков прямо в него. /Стрелы пролетели/ очень близко от его головы, и было огромной удачей, что он не погиб, поскольку не имел никаких доспехов. Скоро повсюду распространился слух, что герцог был ранен, и все помчались туда и стали хватать всех англичан без разбора. Герцог был очень опечален этим, ибо не смог предотвратить нескольких убийств. После этого, во вторник, герцог велел объявить, что все, кто захватил что-либо, принадлежащее англичанам, должны всё возвратить; и чтобы не было более никаких споров с ними, поскольку он ценит их дружбу и прощает им оскорбление».
(Из письма Ж. де Боже, 1474 г.)

Илл.4.

3. Смотры и оплата службы.

Как должно было быть.

«Шевалье баннерэ –4 платы по 60 ливров в месяц.
Шевалье башелье –2 платы по 30 ливров в месяц,
Оруженосец баннерэ –2 платы по 30 ливров в месяц.
Жандарм с тремя лошадьми –1 плату по 15 ливров в месяц.
Жандарм с двумя лошадьми –12 ливров в месяц.
Два человека, кутилье и кранекинье –1 плату для двух лошадей.
Кранекинье, кулевринье и пикинер пешие –5 ливров в месяц.
Полу-копья –6 ливров в месяц».
(Из ведомости вексельной платы, ноябрь 1467 г.)*

«Жандарм о 3 лошадях, 3 конных лучника получают плату 15 ливров или 32 ливра оптом, то есть 5 ливров для каждого из лучников. Кулевринье и арбалетчики будут /получать/ 4 ливра в месяц, пикинер 2 патара в день. <�…> Кондюктер получит за свое звание 100 ливров ежемесячно, вместе с 32 ливрами оптом для своего копья. <�…> когда казначей или его клерк будут производить платеж, они /в первую очередь/ справяться в домах, /занимаемых/ жандармами, не задолжали ли гости в своих расходах что либо /хозяевам/ и при наличие такового, прежде всего оплатят их долги. <�…> Герцог назначит для каждой роты комиссара для проведения периодических смотров. Эти смотры будут проводиться раз в 3 месяца или чаще, если так пожелает герцог, и они будут проводиться либо в том месте, где будет расквартирована рота, либо поблизости, чтобы солдаты /этой роты/ могли туда прибыть, пройти /смотр/ и вернуться на квартиры в /течение/ одного дня. Военный казначей или клерк, который будет там присутствовать, будет обязан совершить платежи в местах расквартирования жандармов, лично каждому; сии платежи будут производиться раз в 3 месяца или во время проведения смотров; в случае войны платежи будут производиться ежемесячно».
(Из Абвильского ордонанса, 31 июля 1471 г.)

Илл.5.

Как было.

«Далее, в понедельник, мой господин узнал, что рота приблизительно в 300 англичан решила оставить армию, утверждая, что герцог ничего им не заплатил, и они не обязаны исполнять его приказы, пока с ними не расплатятся. Герцог тотчас вооружился и велел всем приготовиться к нападению на тех из англичан, кто собирался уйти. Те, впрочем, успокоились, хотя герцог и велел арестовать двух из их капитанов».
(Из письма Ж. де Боже, 1474 г.)

«В указанное время мой господин герцог находился в осадном лагере близ Муртена, 22 июня 1476, когда примерно в 10 часов утра в присутствии Лионнеля Донгуера, его майордома, и мэтра Тибо Баррадо, его секретаря, он потребовал военную казну, дабы немедленно выдать жалование своим отрядам, а именно каждому пехотинцу по 12 патаров, каждому ордонансовому стрелку по 16 и каждому английскому лучнику по 20; означенные три контингента включали примерно 8 000 человек. На это казначей ответил, что /оплату/ невозможно произвести так быстро. Тем не менее, монсеньор герцог сказал, что это следует сделать, и что он поручит нескольким людям помогать ему, а по знаку трубы во всех частях лагеря об этом будут извещены все капитаны, кондюктеры и центенарии. Так он и сделал, снабдив упомянутого казначея многочисленными клерками, дабы те помогали ему. Для начала он /Карл Смелый –А.К./ выделил Жаку де Ла Фритту, клерку, назначенному вместо Пьера Миллара в роте Доммарьена, сумму в 500 бургундских флоринов… Упомянутый Жак не смог произвести эти платежи, потому что сражение началось сразу после того, как ему дали деньги».
(Из отчета о пропавших деньгах в Муртенском сражении 22 июня 1476 г.)

«Герцог запретил любому покидать лагерь без свого собственного разрешения. Согласно перекличке всего собралось более 10 000 вооруженных человек, не включая четырех или пяти тысяч товарищей, присланных из Фландрии, каждый из которых имел салад, жак, меч и пику или длинное копье с длинным древком и длинным острием с тремя гранями. Они все были пешие и назывались пикинеры, ибо лучше всех остальных знают, как обращаться с пиками. Фламандцы навербовали их в деревнях своей страны с месячной оплатой. От каждого кастеляна /прибыли/ один или два человека, дабы командовать этими пикинерами, каждые десять из которых имели своего дизанье, коему повиновались».
(Из хроник Ж. Ваврена)


Илл.6.

4. Сражение и его последствия.

Как должно было быть.

«Кроме того, монсеньор /герцог/ предписывает, дабы упомянутые отряды были лучше обучены в использовании оружия и лучше проинструктированы на всякий случай, когда они находятся в гарнизоне или имеют время и досуг, чтобы сим заниматься, капитаны эскадронов и камер должны время от времени выводить некоторых из жандармов в поле, иногда частично, иногда полностью вооруженных, заниматься атакой с копьями /наперевес/, сохраняя сомкнутый строй, и пока одни живо атакуют, другие сплачиваются и защищают знамя, и по команде одни смыкаются, оказывая помощь другим, дабы противостоять натиску /врага/. Подобным образом /следует тренировать/ конных стрелков, учить их спешиванию и стрельбе из лука. Они должны научиться, как соединять своих лошадей уздой в одно целое и вести их вперед непосредственно за собой, привязывая лошадей трех стрелков к луке седла пажа того жандарма, к которому они принадлежат; так же быстро маршировать вперед и стрелять так, чтобы не нарушать строй. Пикинеры должны быть обучены вставать в сомкнутом строю перед упомянутыми стрелками, опускаться на колени в шаге от них, удерживая пики на уровне спины лошади таким образом, чтобы стрелки могли стрелять поверх упомянутых пикинеров, точно через стену. Таким образом, если пикинеры видят, что враги ломают строй, и они при этом находятся поблизости, то должны атаковать их в хорошем порядке согласно своим приказам. /Стрелки должны, также, обучаться/ выстраиваться спиной друг к другу или квадратом, или кругом, всегда с пикинерами впереди, дабы противостоять атаке вражеских кавалеристов, и держать при этом пажей с лошадьми в середине строя. Кондюктеры могут начинать тренировки с маленькими группами, и когда одна из этих групп обучена, забирать другую. В ходе занятий кондюктеры должны следить за своими людьми каждый день, дабы ни один не смел отсутствовать или являться без лошади или доспехов, и чтобы они не знали, в какой день кондюктер будет выводить их на тренировку. Таким образом, каждый будет вынужден обучаться исполнять свой долг».
(Из Сен-Максиминского ордонанса, октябрь 1473 г.)

Илл.7.

Как было.

«Когда мы были в пол лиги /от Юи/, пошел дождь, продолжавшийся большую часть дня. Пехоте, насчитывающей приблизительно триста или четыреста /человек/, приказали наступать. Некоторые из них жили в Юи до того, как туда пришли /льежцы/. Эти пехотинцы поднялись на высокий холм, с которого открывался вид на город и замок и откуда легко можно было обнаружить неприятеля. Следом за пехотой пошли спешенные лучники, количеством в четыреста или пятьсот. Когда эти отряды достигли вершины холма, то вместе с жандармами, следующими позади, кои было около шестидесяти, и с сопровождающими их кутилье, все бойцов набралось не более 900. Спешенные лучники сняли шпоры и с пехотинцами из Намюра под командой монсеньоров Антуана д’Алевена, Бодуэна де Ланнуа, Юго д’Умьеррэ, бальи Намюра и бальи Мессинэ во Фландрии по имени Холлебескю спустились с холма, пересекли ручей, называвшийся Юа и приблизились к стенам, дабы обстрелять ворота, оказавшиеся запертыми. По дороге они встретили одного горожанина, коего тотчас убили. Монсеньор Фьенн со своими жандармами во время боя оставался на вершине холма, стоя открыто в пределах выстрела артиллерии замка, чтобы прикрывать стрелков и пехоту, если бы тем пришлось отступть. Некоторые из пехотинцев, числом около двенадцати, шестнадцати или двадцати, кто жил в Юи, без спроса /покинули строй/ и приняли влево, дабы войти в город через заднюю потайную калитку, о которой они знали. Большинство из них были схвачены или убиты, хотя некоторые убежали.
Когда горожане, а так же госпожа де Линтер и Колар де Ла Порт, которые находились в замке, поняли, что подверглись нападению, они немедленно призвали своих людей к оружию, стали бить в колокол, трубить в горн и стрелять в пехоту из арбалетов, кулеврин и серпентин. Один из лучников Луи де Бурнонвилля был поражен пулей из кулеврины, которая пробила одно бедро и застряла во втором; он был увезен лекарем в Бинш, где впоследствии поправился. Другой человек по имени Анри де Бурнонвилль был убит арбалетным болтом, так же как и два лучника Юстина де Ланнуа… А кроме них и некоторые другие, числом не более десяти или двенадцати. Когда /защитники/ увидели, что перестрелка затянулась, они зажгли огонь на крыше замка, словно призывая на помощь. Из замка они три или четыре раза выстрелили из серпентины прямо по жандармам, стоящим на холме. На удивление, никто из них не был ранен или убит, хотя не имело никакого смысла сохранять боевое построение в пределах пушечного выстрела, кроме как наступлении врага…
Люди, которые спустились /к стенам/ для нападения, находились там примерно в течение часа и ясно видели, что сделали это напрасно, поскольку не имели ни одной лестницы для приступа, ни кирок, ни крючьев, ни каких либо иных инструментов для поджога или разрушения ворот, ни артиллерии, хотя некоторые люди из Намюра говорили: «Они /льежцы/ убегут, и мы ночью будем обедать и пить вино внутри города»; но правда заключалась в том, что никто никуда не убегал. Таким образом они отступили так быстро, как только могли, поднялись на холм к своим лошадям, так и не достигнув хоть чего нибудь… Если бы горожане были достаточно многочисленны и сильны, то наша рота оказалась бы в большой опасности, и только Господь мог бы нам тогда помочь. Но их было мало, и они находились в добрых десяти лигах от жандармов, кои могли бы их поддержать. Кроме того, они могли только отступить от холма и быть от него на приличном расстоянии».
(Из мемуаров Ж. д’Энена)

«Серпентинам из городской артиллерии и так же 3 прочим, кои принадлежали Жаку де Люксембургу, было приказано выдвинуться, оные выдвинулись к указанной деревне Брюстем и насыпи гораздо ближе, чем все прочие, и все разом либо по очереди принялись стрелять по вышеуказанной деревне, туда, где на их взгляд, льежцев было больше всего; однако деревня была окружена деревьями и высокой насыпью, мешавшими наблюдению. Тем не менее, вышеупомянутые серпентины многих ранили и убили, когда же /снаряды/ летели мимо, они ударяли в кроны деревьев, производя сильный грохот, точно гром от бомбард, разбивали ветви деревьев толщиной в руку или ногу, и казалось, что там повылазили черти из ада –из-за страшного шума и молний, кои производили с обеих сторон пушки и серпентины. Но, вне всякого сомнения, бургундские серпентины производили гораздо больший грохот, чем остальные /льежские орудия/ и лучше стреляли: 3 или 4 выстрела против одного. В это время вперед были двинуты лучники, пехотинцы и жандармы, а так же специально отряженные жандармы авангарда и большая часть рот, и когда оные подошли к деревне на расстояние выстрела из лука, всем лучникам было приказано спешиться, снять шпоры и оставить лошадей некоторым из сопровождающих, /числом/ 7,8,10 или 12, жандармы же все остались верхом и прикрывали лучников. Капитаны и кондюктеры указанных лучников пошли впереди, /распустив/ свои гидоны, следом за ними шли лучники. Достигнув насыпей и рвов перед деревней, они к несчастью не могли найти ни пути, ни способа их преодолеть, пока не обошли их, подвергая себя большой опасности, при этом передовые, состоявшие по большей части из пехотинцев и пикинеров, несколько замешкались, помогая друг другу карабкаться наверх, где столкнулись с льежцами, кои оказали упорное сопротивление. Видя, что лучники ворвались /в деревню/, ротные жандармы не выдержали и верхом устремились вперед по дороге, дабы им помочь, и впереди –знамя сеньора Бодуэна, бургундского бастарда и его рота; всадники поскакали по широкой дороге, которая шла от Брюстема к Сен-Трону, но они нашли упомянутую дорогу столь сильно перегороженной рвами, насыпями и валами, за которыми оборонялись льежцы, что вынуждены были остановиться, развернуться и возвратиться туда, откуда они прискакали. Тем временем /жандармы/ под знаменами сеньора де Фьенна и бальи Эно остались возле насыпи, намереваясь прорваться внутрь верхом, и покуда они оставались в этом положении, льежцы выдвинули вперед серпентины и ручные кулеврины, однако бруствер вала и рва был столь высок, что они не могли взять достаточно низкий прицел для своих орудий, так что выстрелы из них прошли слишком высоко,но на валу оказалось достаточно /льежских/ пехотинцев, /использовавших ручные кулеврины/. У сеньора де Бюсси оказалась прострелена из кулеврины рука, у Пьера де Бурнонвиля из роты Людовика де Бурнонвиля и сеньора де Фьенна была навылет прострелена одежда, но самого его спасла бригандина, а я, Жан д’Энен, был поражен в заднюю часть ноги пулей, из всего зла оставившей только небольшую вмятину. Тот же, кто обслуживал серпентины сеньора Жака де Люксембурга, кои были придвинуты к насыпи перед деревней, произвел несколько выстрелов, после чего оставил свои серпентины и вместе с лучниками принял участие в рукопашном бою, где и был убит.
В это время лучники вынудили льежцев отступить, но сие заметила рота /льежцев/, испустившая крик и бросившаяся на лучников, после чего обратила их в бегство и преследовала /их/, одновременно отступило и знамя сеньора Бодуэна, бастарда Бургундского; впрочем, оно вернулось, поддержанное лучниками сеньора д’Эмери, сеньора де Мирамона, некоторыми лучниками из отрядов монсеньора герцога и монсеньора /Антуана/, бастарда Бургундского. В это же время знамя сеньора Гийома де Суассона, управляющего Люксембурга, кто одним из первых подошел /на помощь/, и идущие впереди сеньоры Жан де Рюбампре, бальи Эно, и сеньор Эмери и прочие, поддерживающие передовых, обратили в бегство /ополченцев/ из Тонгра и Лоза.
Когда мессир Рес де Линтер, коему недоставало великодушия и смелости, осознал очевидное поражение и бойню, он сказал окружающим: «Я пойду потороплю отставших», при этом он бежал, помышляя лишь о собственном спасении, оставив на волю случая льежские роты, кои не имели хороших капитанов, дабы остановить их и привести в порядок. Бургундцы безо всяких помех /без боя, ferir/ принялись уничтожать и убивать этих льежцев; те из льежцев, кто был верхом, устремились на встречу своим бегущим пехотинцам, стремясь остановить их и вернуть назад, но это было бесполезно, ибо они были так сильно напуганы и приведены в такой ужас, что никогда не остановились бы. Те же, кто готовил контрудар /contrecharge/ по бургундцам, заняли укрепленный лагерь и, собрав вокруг себя всех, кого только смогли, оказали сильное сопротивление; при этом считаю нужным сообщить, что по моим предположениям, мессир Барэ Сюрле был в этом месте с ротой, т.к. он пешим шел со своими людьми, но сие сопротивление /льежцев/ ничего не дало, т.к. большая часть из находившихся там были убиты. Когда льежцы увидели направленную против них контратаку, то пустились в бегство, и конные и пешие, бросив свою артиллерию и весь обоз. Охота /на них/ продолжалась добрую половину лье или больше, до следующей за Брюстемом деревни, но наступившая ночь покрыла все мраком, позволив многим уйти; это стало причиной спасения льежцев, ибо если бы не ночь, то выживших было бы намного меньше. <�…>
Мы нашли продовольствие в телегах, захваченных некоторыми отрядами. Среди прочих были и мои, Жана д’Энена, лучники, прикатившие телегу с бочкой вина, которого нам, общим числом 19, хватило на два дня, а так же другую телегу с хлебом, соленым мясом и сыром, которых хватило на 14 дней».
(Из мемуаров Ж. д’Энена)

*Примечание

Денежная система Бургундии и Фландрии в XV в.

Фламандский гульден.
1 гульден = 1 фунт = 1 ливр = 1 флорин
1 гульден = 20 стюйверов
1 золотой гульден = 28 стюйверов
(Золотые гульдены в просторечии могли именоваться «Св. Андреями», «Золотыми львами» и «Золотыми рыцарями», в зависимости от помещенной на них гравировки.)

Фламандский стюйвер.
1 стюйвер = 1 шиллинг = 1 су = 1 патар
1 стюйвер = 8 пфеннингов

Голландский пфеннинг.
4 пфеннинга = 1 гро

Французская и английская денежные системы 15 в.
1 франк = 1 ливр = 20 су = 20 патаров = 240 денье
1 фунт = 20 шиллингов = 240 пенни = 960 фартингов
1 нобль = 80 пенни

Куркин А.В. Неизвестные битвы Бургундских войн.

В предлагаемом материале я поместил два кратких описания двух достаточно кровопролитных сражений XV в., в которых принимала участие бургундская армия. Эти сражения (Отэ, 1408 г. и Монлери, 1465 г.), обычно, редко (и совершенно не заслуженно) освещаются в специальной русскоязычной литературе. Позволю себе несколько дополнить существующие на сегодняшний день в Интернет-сети русскоязычные описания указанных битв, не претендуя, при этом, на утверждение «истины в последней инстанции». Детальный анализ сражений при Отэ и Монлери мною будет дан в другое время и в другом формате. Тем не менее, думаю, что даже в таком «урезанном» варианте предлагаемые мной материалы будут интересны читателю.

Куркин А.В. Сражение при Монлери, 1465 г. (фрагмент)

Сражение при Отэ, 23 сентября 1408 г.

Это сражение произошло в ходе очередного восстания граждан города Льеж, направленного против своего князя-епископа Жана Баварского. Последний обратился за помощью к своему брату Гийому II, графу д’Эно (Геннегау) и своему зятю Жану Бесстрашному, герцогу Бургундии. К союзу подключился еще один родственник перечисленных господ, Гийом Намюрский. Кроме него в рядах соединившейся в Монтенакене карательной экспедиции присутствовали еще несколько именитых вельмож: со стороны бургундцев –Александр Стюарт, сын шотландского короля, и принц Оранжский, со стороны геннегаусцев –граф де Сальм. Вечером 22 сентября 1408 г., после 20 километрового марша армия союзников разбила три лагеря на правом берегу реки Гер: впереди, у деревень Рюссон и Эртапп расположились отряды графов Эно и Намюра, в Ореве встали войска Жана Отважного. Силы союзников насчитывали около 5 000 воинов и какое-то число обозных. Из них 2 000 кавалеристов и 1 000 стрелков (лучников и конных и пеших арбалетчиков) составляли бургундский контингент(сохранилась роспись: 2 097 жандармов, 1 078 лучников, 10 трубачей и 10 фурьеров), 1 000 кавалеристов и столько же пехотинцев и коммунальной милиции (например, из Брайен-сюр-Кома) входили в геннегауские и намюрские отряды.

Примерно в 10 км юго-восточнее лагеря принцев располагался Льеж, конечная цель карательной экспедиции. Льежцы также готовились к бою. Дождавшись подкреплений из города Юи и рассчитывая на поддержку горожан Тонгра, мятежники решили выступить навстречу неприятелю. Их силы, вероятно, колебались в пределах 5-6 тысяч бойцов (Ангерран де Монстреле в своих «Хрониках» указал астрономическую цифру в 50 000 льежских воинов), в том числе 500 жандармов из числа дворян, 100 наемных английских лучников, неизвестное число арбалетчиков из стрелковых городских гильдий, артиллерия и основа всей армии –городские ополченцы, вооруженные согласно своему статусу. Командовал этим разношерстным воинством мэр Льежа Анри де Перве. При войске так же состоял его сын Тьерри. Главное знамя города, баннер Св. Ламберта, нес Анри де Сальм, чей отец в составе карательной экспедиции шел наказывать мятежный Льеж.

В 5 часов утра 23 сентября льежская армия стала собираться перед воротами Св. Вальбурга. План мятежников состоял в следующем: пользуясь внезапностью и численным перевесом, льежцы намеревались атаковать выдвинутый вперед лагерь графа Эно, уничтожить его, после чего, соединившись с ополчением из Тонгра, можно было дать бой остаткам армии принцев. Льежцы выступили в поход – впереди английские лучники, за ними кавалерия, далее главные силы и обоз. К 8 часам утра, преодолев около 8 км, мятежники приблизились к деревне Отэ, где были обнаружены разведкой союзников. Внезапного удара не получилось. Тем временем союзники сумели быстро соединить свои силы. Решено было дать мятежникам оборонительное сражение. Кавалеристы спешились и образовали единую баталию –бургундцы справа, геннегаусцы слева. Лучники и арбалетчики двумя крыльями замкнули фланги.

Рис.1. Сражение при Отэ, 1408 г.
Миниатюра из «Хроники» А. Монстреле.

Льежцы, однако, как будто не помышляли об атаке. Они развернули свой фронт на запад, чтобы контролировать дорогу из Тонгра, откуда ожидалось подкрепление, и расположились на привал между деревнями Отэ и Рюссон. Находясь от вражеской армии на расстоянии «трех выстрелов из лука» на холме «близ Римского кладбища», мятежники отдыхали после марша и не сильно беспокоились по поводу возможной вражеской атаки. Тем временем Жан Отважный провел рекогносцировку и кардинально поменял план сражения. Союзники решили наступать. Для этого был выделен авангард в составе 400 конных жандармов и 1 000 вооруженных слуг (gros valets, в будущем называемых кутилье) под командой Жана де Жемона, которому следовало совершить концентрическое движение и ударить льежцам в тыл. Приготовления к бою проводились под прикрытием переговоров. Мятежники ожидали подкрепления из Тонгра и тянули время, тем самым лишив себя главного оружия –тактической инициативы. Наконец, льежцы обнаружили большой отряд вражеской кавалерии (авангард де Жемона), который отделился от основных сил и принял в сторону. Сперва мятежники решили, что неприятель покидает поле боя, но вскоре поняли свою ошибку. Анри де Перве предложил сорвать намечающийся охват союзников атакой имеющихся в его распоряжении 500 жандармов. Однако это спасительное в сложившейся ситуации решение было тотчас отвергнуто льежскими командирами, которые испугались, что дворяне попросту хотят бросить их на произвол судьбы. Мэр подчинился мнению большинства и стал выстраивать свои войска для оборонительного боя. Было решено встать единой баталией. Впереди, в форме треугольника или трапеции выстроились спешенные жандармы, за ними глубокой колонной встали городские ополченцы, имея в центре бойцов из стрелковых гильдий. С двух сторон баталии расположились наемные английские лучники, впереди заняла позиции артиллерия. Тыл и фланги прикрыла цепочка соединенных между собой повозок.

Рис.2. Поле сражения при Отэ.
Курган на месте рукопашной схватки между деревнями Отэ и Рюссон.

В 13 часов армия принцев начала атаку. Волна бургундцев и геннегаусцев с криками «Дева Мария! Бургундия и Эно!» медленно накатывалась на позиции мятежников. Спешенные жандармы, изнывая под тяжестью доспехов, несколько раз делали остановки, отдыхая и поджидая отставших. Войдя в зону обстрела льежской артиллерии, союзники понесли первые потери, но не прервали атаки. В этот момент в тыл мятежной армии, благополучно завершив обходной маневр, ударил бургундский авангард. Жандармы и валеты преодолели заслон из повозок и обратили в бегство тыловые подразделения льежского ополчения. Часть мятежников укрепилась в соседней деревне, оттянув на себя бургундских кавалеристов. Угроза полного развала льежского строя была отсрочена, чем тут же воспользовался Анри де Перве. Возглавив клин спешенных жандармов, он обрушил их на строй противника. Потрясая цеховыми флагами и главным баннером Св. Ламберта, под рев труб и крики «Св. Ламберт и Перве!», льежцы врезались в ряды неприятеля и потеснили их «на два или три шага». Монстреле отметил этот неприятный для союзников момент следующей фразой: «В течение полу часа нельзя было определить, чьи войска побеждают в битве». И вновь отличился бургундский авангард. Ликвидировав отступившее тыловое подразделение льежской баталии, кавалеристы союзников вернулись на поле боя и ударили в спину наступающему клину Анри де Перве. Мятежники оказались в кольце: с фронта стеной стояли спешенные бургундские и геннегауские жандармы, с флангов вели безжалостный обстрел союзные лучники и арбалетчики, с тыла наседали кавалеристы де Жемона. Льежская пехота сломала строй и сбилась в кучу. Сражение превратилось в бойню. Примерно к 14. 30 все было кончено. В груде трупов, отмечавших последний бой льежского ополчения, были найдены тела городского мэра де Перве, его сына Тьерри и Анри де Сальма. Очевидцы отметили, что большинство льежцев задохнулось от тесноты или было поражено стрелами.

Однако на этом битва не закончилась. Выступившее из Тонгра ополчение, уверенное в победе льежских горожан, приблизилось к армии принцев на расстояние меньше 1 км и только тогда обнаружило свою ошибку. Наскоро перебив пленных, которых они вели с собой, мятежники ударились в безоглядное бегство. Союзники, так же поспешившие в преддверии нового боя перерезать своих пленников, пустились в погоню, настигая и безжалостно убивая отставших. Всего, согласно непомерно завышенной оценке Монстреле, мятежники в ходе сражения потеряли 28 000 человек (из 5-6 тысяч воинов, реально участвовавших в бою). Потери армии принцев хронист определил в 600 бойцов.

Жан Отважный, главный капитан союзников, провел сражение в атакующем ключе, добившись поистине «английского» взаимодействия стрелков, спешенных жандармов и кавалерии. Бургундский герцог воспользовался тактической паузой, которую допустило льежское военное руководство, смело изменил первоначальный план и добился впечатляющей победы при помощи комбинированной атаки. Сражение отличалось крайней ожесточенностью сражающихся и очень большим процентом потерь в рядах побежденных. С обеих сторон было допущено умерщвление пленных –акт, сильно ударивший через 7 лет по репутации Азенкурского триумфатора Генриха V Ланкастера. Клиновидное построение, использованное льежцами при Отэ, не являлось для последних чем-то новым. Как минимум, один раз такая боевая формация использовалась ими ранее, при Бьерваре (1321 г.). При Анзинелле (1314 г.) льежская баталия имела форму квадрата.

Сражение при Монлери, 16 июля 1465 г.

Сражение при Монлери стало единственным крупным полевым столкновением войны Лиги общественного блага. Французский король Людовик XI Валуа, противостоявший лиге мятежных принцев, был изолирован от столицы собственного королевства бургундской армией под командованием Карла Смелого, графа де Шароле, наследного принца Бургундского. На соединение с бургундцами двигалась вторая армия мятежников под командой Франциска II, герцога Бретонского, и Карла Французского, герцога Беррийского. Ближе всех к Парижу, сохранившему верность короне, но находившемуся на осадном положении, оказались бургундцы, что и определило, по всей видимости, военные приоритеты французского короля. Тома Базен в своей «Истории Людовика XI» писал по этому поводу следующее: «Король вначале решил действовать против бургундцев. Когда он это сделал, то совершил ошибку, ибо если бы он прислушался к мнению окружающих, что сначала следовало победить бретонскую армию, вместе с которой был его брат Карл, и бретонцы не смогли бы сопротивляться королевским войскам, однако король горел желанием победить /сперва/ бургундцев».

Бургундская армия, прибывшая со стороны Пикардии, в течение 10 суток без видимого успеха осаждала Париж, который защищал гарнизон под командой маршала Жоакена Руо и Карла де Мелюна. 15 июля бургундцы выступили из Исси в сторону Лонжюмо, навстречу подходившей армии французского короля. Достигнув вечером того же дня Лонжюмо, где планировалось занять оборонительные позиции и дать противнику бой, Карл Смелый выдвинул вперед авангард под командой Людовика Люксембургского, графа де Сен-Поля. Тот продвинулся на 7 км и занял позиции на поле перед деревней Монлери и одноименным замком. Ночью к Монлери подошел авангард французской армии. Сен-Поль, вместо того, чтобы, согласно плану отступить в Лонжюмо, укрепился в вагенбурге и вызвал подкрепление. Карл Бургундский выслал к Монлери 2 000 лучников бастарда Антуана и, понимая, что бургундский план дать оборонительный бой в Лонжюмо разрушен, стал готовить к дебушированию главные силы. В 7 часов утра 16 июля Карл прибыл на поле перед Монлери и с помощью ветерана Гентской войны Гийома де Конте начал выстраивать войска для боя. Внеплановая и беспорядочная передислокация главных бургундских сил ночью и ранним утром (в спешке забыли отслужить мессу и оставили в Лонжюмо продовольственные запасы) спутала весь орданансдебатай. Левый фланг занял авангард графа де Сен-Поля, в центре встал арьергард Антуана, Великого бургундского бастарда, главная же баталия под командой самого Карла была вынуждена построиться на правом фланге. Участник битвы Жан д’Энен так описал боевой порядок баталии графа де Сен-Поля: «Все были в баталии, построенные под своим флагом-энсенем; большая часть жандармов спешена, перед ними, приблизительно в 4 или 5 дестрэ ( 1 дестрэ равнялся 3 футам) лучники; у каждого лучника по острому колу, воткнутому перед ним; перед ними изготовленные /к бою/ (affutees) серпентины». Еще один участник битвы, Филипп де Коммин так же запомнил боевое построение лучников: «Лучники были разутыми, и перед каждым в землю были воткнуты колья». Здесь наблюдается полная аналогия с английскими стрелками, которые перед стрельбой разувались, чтобы крепче упираться в землю и не скользить. Интересно, что подобный боевой порядок изображен на двух эстампах бургундского художника Виллема А. Крюса: шеренга лучников, прикрытая с фронта кольями, а за ними шеренга пехотинцев с пиками и вужами.

Бургундская армия насчитывала около 1 400 копий, что дает от 2 500 до 3 000 кавалеристов, из которых половина жандармов и половина кутилье, а так же 8-9 тысяч лучников, т.е. всего 10 500-12 000 комбатантов и около 1 500-2 000 слуг. В составе главной баталии Карла Смелого находились 500 английских лучников Эдмунда де Бофора, графа Сомерсета, и 100 лейб-лучников самого графа де Шароле под командой Филиппа де Кревкера. Полевая артиллерия, выдвинутая вперед для дуэли с французскими канонирами, состояла из 32 серпентин и курто под командой мэтра артиллерии Валерана де Суассона. Перед сражением бургундским солдатам было дополнительно выделено: 76 копейных древков, 360 окованных пик, 1 800 луков из 18 сундуков, 38 400 стрел из 16 бочек и 8 400 тетив из 2 бочек.

Около 8 часов утра силами двух рот Жака де Люксембурга, сеньора де Фьенна, и Адольфа Клевского, сеньора де Равенштейна, из арьергарда бастарда Антуана, бургундцы атаковали деревню Монлери, занятую французским гарнизоном. После непродолжительного боя бургундцы вытеснили противника – «вольных лучников» Понсе де Ривьера –из деревни, заплатив за успех жизнью бургундского вельможи и шамбеллана Двора Филиппа де Лалена.

Рис.3. Поле сражения при Монлери.
Вид на бургундскую позицию со стороны замка Монлери.

Примерно в 10 часов вся французская армия выстроилась в боевой порядок на южном, более возвышенном, участке поля. Главная баталия, возглавляемая самим королем и состоявшая из савойских контингентов и дворян Дофине, встала в центре, чуть правее замка Монлери. В состав баталии так же входили шотландские гвардейцы короля (25 «лучников тела» и 75 «лучников охраны») под командой Вильяма Стюарта. Вперед были выдвинуты 7 полевых орудий, управляемых мэтром артиллерии Жиро де Самэном и 4 канонирами. Правый фланг заняли нормандские ордонансовые роты Пьера де Брезе, сенешала Нормандии и прославленного ветерана Столетней войны, и Роббера де Флоке. На левом фланге встали ордонансовые роты Карла Анжуйского, графа дю Мэна, и адмирала Франции Жана де Монтобана. Французская армия насчитывала около 1 900-2 200 ордонансовых копий. В то время французское копье состояло из 6 кавалеристов: 1 жандарма, 1 кутилье, 2 конных лучников, 1 слуги для жандарма и 1 слуги для лучников. Таким образом, Людовик XI располагал перед сражением 3 800-4 400 кавалеристами, половина из которых являлись жандармами, и примерно таким же количеством ордонансовых лучников. С учетом корпуса «вольных лучников» и дворянского ополчения из Савои, число бойцов французской армии могло достигать 10-12 тысяч. А вместе с нонкомбатантами –15 000 человек. Силы противников оказались практически равны: у бургундцев преобладала пехота, у французов кавалерия.

До полудня противники не предпринимали никаких решительных действий, ведя беспокоящий артиллерийский обстрел. Людовик ожидал подхода парижского гарнизона, который должен был ударить в тыл бургундской армии, Карл, согласно заранее принятому оборонительному плану, так же не торопился с атакой. Бургундские жандармы то спешивались, то вновь садились в седла. К утомлению от ночного и утреннего марша добавились голод и жажда (армия осталась без завтрака), а так же усилившееся страдание от жары, усугубляемое душными доспехами. Наконец, прислушавшись к совету де Конте, Карл дал приказ наступать. Атаку начал авангард де Сен-Поля (500-600 копий и 3-4 тысячи стрелков): впереди конные арбалетчики, за ними лучники и спешенные жандармы. Пажи вели коней в поводу. Следом за Сен-Полем двинулся центр и правый фланг. Лучники и жандармы де Брезе, на которых была нацелена атака бургундского авангарда, укрывались за земляной насыпью и рвом. Когда первые бургундские стрелы ударили в насыпь, строй французов пришел в движение, принятое бургундцами за отступление. Жандармы Сен-Поля, порядком уставшие от пешего марша, принялись подзывать своих слуг, чтобы в конном строю пуститься в погоню за бегущим неприятелем. Возникла невообразимая сутолока, еще более усугубленная громкими криками. Воспользовавшись хаосом на стороне противника, де Брезе дал сигнал к атаке. Французские жандармы с двух сторон обогнули насыпь и стремительным ударом опрокинули все левое крыло бургундской армии. Часть бургундского центра пробовала контратаковать неприятеля: жандармы Адольфа Клевского в конном строю прорвали цепи идущих впереди своих же лучников, потеряли скорость и так же были отброшены. Французы гнали бургундцев почти 2 км, до самого вагенбурга, рубя отставших и забирая их лошадей. Лишь круг из сцепленных повозок и свинцовые молотки обозной челяди остановили разгоряченных преследователей. К сожалению, эта блестящая атака стала последним боевым эпизодом в жизни Пьера де Брезе. Вместе с ним пал и Роббер де Флоке, так же находившийся на острие удара.

Тем временем, на правом бургундском фланге события развивались с точностью до наоборот. Граф Шароле, так же потоптав собственных лучников, во главе конных жандармов устремился в атаку. Однако на его фланге французы не приняли боя и стремительно отступили. В одночасье от 500 до 800 копий, т.е. треть всей французской армии, бежали прочь. Часть современников в последствии обвинила Карла Анжуйского в предательстве или трусости, другие, например Жан д’Энен, видели в его бегстве вполне объяснимые резоны. Так или иначе, французы упустили шанс развить успех на своем правом крыле и должны были думать, чем закрыть образовавшуюся брешь. К 13 часам у противников почти одновременно развалились левые фланги, и фронт сражения развернулся на 90 градусов.

Атака нормандских рот погибшего де Брезе захлебнулась перед вагенбургом. Свинцовые молотки обозной охраны и меткие выстрелы артиллерийских орудий сильно проредили французскую жандармерию правого крыла и отбросили ее на исходные позиции. Тем не менее, французам удалось основательно разграбить не прикрытые вагенбургом обозы бургундского центра и взять множество пленных. Теперь именно в центре решалась судьба сражения. Людовик XI лично повел в атаку дворян из Дофине и Савойи. Бургундцы из корпуса бастарда Антуана встретили вражескую кавалерию шквалом артиллерийского огня и градом стрел английских лучников. Лошадь под королем почти сразу была убита, а сам он упал на землю. Шотландские гвардейцы, потеряв 1 «лучника тела» и 3 «лучников охраны», сумели вытащить Людовика из свалки. Однако многим из окружения короля повезло гораздо меньше. Сражение очень быстро превратилось в бойню. Пленных не брали. Один из сбитых на землю французских дворян взмолился о пощаде, пообещав выкуп в 10 000 ливров (кстати, «цена за голову» Жанны д’Арк), но тут же был добит. Еще одного французского дворянина победитель попытался было спасти, но того убили лучники. Французская атака была буквально перемолота бургундским центром. В жестокой схватке одних только дворян из Дофине погибло 54 человека. Тяжелые потери, стойкость обороны, бескомпромиссность боя и падение короля, которого многие посчитали убитым, сломили боевой дух атакующих. Французы отступили под защиту стен замка и своей немногочисленной артиллерии. Людовику, чтобы избежать повального дезертирства в связи со слухами о его гибели, пришлось снять шлем и проехать перед рядами солдат.

Рис.4. Людовик XI и Карл Смелый в Конфлане.
Миниатюра из «Хроник Монлери».

Сражение, тем временем, утратило последнее подобие некоего порядка. По пыльному полю хаотично перемещались группы всадников и пехотинцев, вступая в короткие стычки и разбегаясь. Жертвой одной из подобных стычек едва не стал Карл Смелый, когда, растеряв большую часть своих кавалеристов, возвращался на исходные позиции. Сначала графа де Шароле ударил вужем в живот случайный французский пехотинец. Затем на Карла и его маленький эскорт налетел отряд французских жандармов. Первым был убит Филипп д’Уаньи, знаменосец Карла и бальи Куртре. Жизнь самого наследного бургундского принца повисла на волоске: сильным ударом был сбит его стальной подбородник-бавьер и оцарапано горло. Вокруг графа Шароле началась свалка. Французы, признав Карла, во что бы то ни стало стремились взять его в плен. Два французских дворянина, Жоффруа де Сен-Белен и Жоффруа де Грассэ, заплатили за эти попытки жизнью. Наконец, отряд Антуана Бургундского отогнал неприятельских кавалеристов, дав возможность изрядно помятому в свалке графу де Шароле и его эскорту соединиться с армией.

С большим трудом, как бургундскому военному руководству, так и французскому штабу, удалось собрать остатки своих войск и выстроить их в некое подобие боевой линии. Люди буквально валились с ног от жажды, голода и тепловых ударов. Людовику удалось какое то время отдохнуть в тени замка. Бургундские жандармы, по воспоминаниям очевидцев, садились на землю, не снимая доспехов, а лучники вставали перед ними «стеночкой», прикрывая от солнечных лучей. Солдаты обеих армий находились какое-то время под артиллерийским обстрелом, неся потери. Жан Энен стал свидетелем ранений, которые получили от артиллерийского огня два бургундских дворянина: у Жака де Жемона оказалось перебито бедро, «так что нога осталась висеть на маленьком лоскуте кожи», а Жану де Пурлану выстрелом из серпентины «вырвало всю икру из ноги».Примерно в 19 часов сражение закончилось, не принеся ни одной из сторон ощутимого перевеса.

Следующим утром бургундцы убедились в том, что французская армия под покровом ночи отступила на восток, к Корбейю. Не решаясь и дальше испытывать судьбу, Людовик обошел бургундцев со стороны Сены и достиг Парижа. Там король громогласно объявил о своей победе. В письме к жителям Лиона он без стеснения вещал о тяжелых потерях бургундской армии (10 неприятелей против 1 француза) и гибели на поле боя бастарда Антуана (в 1479 г. Людовик примет Антуана в ряды рыцарей Св. Михаила и назначит губернатором Ардра). Король ловко обходил щекотливые вопросы о собственных потерях в людях и артиллерии, а так же факте своего отступления с поля боя.

Урон, понесенный противниками в ходе битвы, так и не был точно определен. Французы заявляли о потере 600 своих бойцов против 2 300 бургундских. Гийом де Торси писал об обратной пропорции. Филипп де Комин упоминал о 2 000, погибших с обеих сторон. Жан де Труа повысил это число до 3 600. Энен вообще не стал строить никаких предположений и ограничился честным перечислением имен бургундских дворян, о смерти которых знал точно.

После битвы бургундцы оставались в окрестностях Монлери до 18 июля. Хоронили погибших вельмож, подсчитывали трофеи (7 орудий вместе с мэтром артиллерии и его помощниками) и оценивали убытки (почти весь багаж арьергарда). Бургундцы расценивали сражение при Монлери как свою безусловную победу, омраченную, правда, большим количеством дезертиров и потерей значительной части обоза.

В целом, битву при Монлери можно рассматривать в качестве поучительного примера беспорядочного боя, насыщенного хаотичными перемещениями масс войск и упущенными возможностями для развития успеха, когда противники брали продолжительные тактические паузы, восстанавливая боеспособность войск после каждого боевого эпизода.

В качестве иллюстраций я использовал великолепные работы неизвестного мастера из «Средневековой домовой книги» 1480 г. швабского князя Вальдбург-Вольфегга..." - А .Куркин

Куркин А.В.

Немецкое рыцарство в конце XV в.: «История и деяния Вилибальда фон Шауэнбурга».

Изучая проблематику Бургундских войн, в частности Кельнский поход Карла Смелого и осаду Нейса (1474-1475 гг.), я «взял в работу» несколько немецких источников, в т.ч. «Историю и деяния Вилибальда фон Шауэнбурга» (1507 г.), биографическое произведение, описывающее «похождения» тюрингского дворянина, рыцаря и капитана наемных отрядов, известного в Бургундии, как Вилвольт фон Шаумбург. Чтиво оказалось на редкость увлекательным, с налетом средневековой наивности и, в то же время, с очень реалистичными сюжетами. Я отобрал для настоящей публикации три фрагмента с описаниями «суда чести оружием», рыцарского турнира и «куртуазной» любовной истории, которые, как мне кажется, несколько изменяют стереотипы сегодняшнего восприятия «рыцарской эпохи».

В качестве иллюстраций я использовал великолепные работы неизвестного мастера из «Средневековой домовой книги» 1480 г. швабского князя Вальдбург-Вольфегга.

Илл.1. Охота.

Прежде, чем отправить читателя в мир «романтических» скитаний Вилибальда фон Шауэнбурга, следует сказать несколько слов о нравах немецкого рыцарства второй половины XV века.

Немецкий дворянин, не прошедший обряд посвящения в рыцари, именовался ваппнер (Wappner, производная от слова Wappen -герб) или эделькнехт (Edelknecht –благородный слуга), с середины XV в. –юнкер (Junker). Молодой немецкий дворянин имел несколько возможностей пройти долгожданный обряд посвящения: принять участие в коронационной поездке императора в Рим (весьма редкое и дорогостоящее событие), отправиться в Крестовые походы или просто военные экспедиции против еретиков-гуситов в Богемию, сарацин в Испанию, турок в Венгрию, наконец, совершить паломничество в Святую землю. Последнее действие помимо невероятной решимости требовало значительных финансовых расходов. Паломник первоначально должен был достичь Родоса или Кипра, найти среди рыцарей-иоаннитов спутников, согласных сопровождать его в рискованном предприятии, после чего отбыть в Иерусалим. Там путник останавливался в гостинице при христианских святынях, постился, проводил всенощную на коленях перед Гробом Господним, после чего проходил обряд посвящения.

В качестве примера «истинно рыцарского» образа жизни можно привести историю швабского дворянина Йорга фон Эхингена. В 1450 г. он отправился на Родос, где увидел мощный турецкий галерный флот, после совершил паломничество в Святую землю и побывал на Кипре. После возвращения домой, Эхинген, привыкший к скитаниям, совершил путешествие по Франции, Наварре и Португалии, где был принят при королевских дворах. В составе португальской военной экспедиции Эхинген участвовал в боях в Северной Африке и прославился победой в поединке с «огромным мавром» во время осады Сеуты (1456 г.). В следующем году храбрый рыцарь воевал в составе испанского войска в Гранаде, получил серьезное ранение в ногу, после чего, завершая затянувшееся «турне», посетил Англию и Шотландию и со славой вернулся домой. Однако торжество рыцарской чести было оплачено ценой подорванного здоровья: «Я был очень неудачно ранен стрелой в голень, и хотя рана сперва зажила, но вновь открылась, когда я вернулся в Швабию, так что старость свою я встретил с дырой в колене и вечной дизентерией».

Естественно, подобные «экзерциции» не стали массовым явлением в среде немецкого рыцарства, однако они способствовали новому витку роста престижа военного сословия, основательно подорванному в ходе Гуситских войн. «Спрос» на рыцарские шпоры совпал с попытками «старого дворянства» ограничить количество членов престижного «рыцарского клуба». Кроме того, сама процедура посвящения обходилась весьма недешево, а полученное звание рыцаря следовало подтверждать роскошным образом жизни, что было не по карману многим благородным, но бедным храбрецам. На почве несоответствия желаний и возможностей случались курьезы. Например, герой настоящего очерка Вилибальд фон Шауэнбург после 1468 г. трижды (sic!) был посвящен в рыцари, т.к. его периодически лишали этого звания в связи с недостаточным «финансовым благополучием».

Вместе с престижем рыцарского сословия в Германии возродилась практика проведения турниров, первые два из которых, в Вюрцбурге и Майнце (1479 г.) проходили согласно французским правилам. Германия того времени вполне официально была поделена на 4 «ветви» рыцарства: Швабию, Тюрингию, Рейнланд и Баварию, насчитывающих 12 турнирных союзов или братств, каждое со своей символикой и знаменами. Например, в Швабии существовали братства Рыбы, Сокола, Короны, Осла, в Тюрингии –братства Единорога и Медведя, в Рейнланде –Борзой и Козерога, в Баварии (с 1488 г.) –союз Льва, знаком которого была серебряная бляшка, изображавшая льва, на серебряной цепочке. Интересно, что рыцари могли быть членами сразу нескольких братств. На турнирах каждое из братств действовало единой командой, после, столь же корпоративно, могли отмечать победу или вынашивать планы реванша. После учреждения 10 января 1430 г. (по старому стилю 1429 г.) Филиппом Бургундским ордена Золотого руна, высшее немецкое дворянство так же стало основывать благородные рыцарские союзы: Альбрехт Австрийский –орден Белого орла (1433 г.), Иоганн Бранденбургский –орден Лебедя (1440 г.), Сигизмунд Австрийский –орден Саламандры (1450 г.).

***

Илл.2. Замок и его обитатели.

Вилибальд фон Шауэнбург являлся потомком тюрингского дворянского рода Шауэнбургов, бывших вассалами Бамбергского епископа. В XIII в. на месте старинного донжона был построен замок Шауэнбург, ставший «родовым гнездом» семейства. Замок располагался на возвышенности, контролируя долину Итца между Тюрингским лесом и Майном. Однако в XV в. род обеднел, и замок пришлось отдать в залог. Дворянское воспитание юный Вилибальд получил при дворе графа Рудольфа фон Сульца, приближенного к императорскому Дому. Сульц представил молодого дворянина императору Фридриху III, а последний рекомендовал Вилибальда герцогу Бургундии Карлу Смелому во время переговоров в Трире (1473 г.). Очарованный блеском бургундского Двора, Шауэнбург вместе с несколькими немецкими дворянами поступил на бургундскую службу, где провел «в поле целых два года, летом и зимой». После осады Нейса и Лотарингской кампании (1475 г.) Вилибальд со своими немецкими сослуживцами взяли 4-недельный отпуск, чтобы «обновить одежду и оружие». Однако в отпуске их застало известие о разгроме бургундской армии при Грансоне (в биографии Вилибальда ошибочно назван Герикур), и наемники почли за лучшее отказаться от мысли о возобновлении службы под неудачливыми бургундскими знаменами. Далее Шауэнбург «продал» свой меч Иоганну Бранденбургскому и принимал участие в его войнах с Матвеем Корвином (Матьяшем Хуньяди) и Иоганном Саксонским, затем был назначен «полевым гауптманом» в армии Максимилиана Габсбурга и воевал во Фландрии и Бургундии. Участие в войнах обогатили Вилибальда, он выкупил родовой замок Шауэнбург и женился на девице Вальпургии Фукс. Однако размеренная жизнь стала тяготить «пса войны», в которого превратился некогда восторженный юноша, и Вилибальд вновь поступил на военную службу. В 1507 г. его воспоминания были оформлены в биографию «История и деяния Вилибальда фон Шауэнбурга», которая стала «настольной книгой» для многих поколений немецких дворян.

***

Илл.3. Турнирный поединок гештех.

Первый фрагмент интересен «куртуазными нравами», которые царили на немецких ристалищах. Лично мне при прочтении помещенного ниже текста было искренне жаль главного злодея, который в итоге получил чересчур строгий «реприманд».

«Тогда /в 1479 г./ турниры вновь вошли в моду, как это было в древние времена; первый прошел в Вюрцбурге, второй в Майнце. Они проводились согласно французскому обычаю и, пожалуй, собрали многие враждебные партии. В том числе и херра Мартина фон Цолльнера, рыцаря, коему был дан вызов от Адама фон Шауэнбурга в присутствии четырех судей из Баварии, Швабии, Франконии и Рейнской области, защищавшего свою тещу, хозяйку имущества и наследства, кои были отобраны упомянутым херром Мартином фон Цолльнером. <�…> И поскольку херр Мартин в ответ на сие /обвинение/ говорил, что он лишь заботился о Вилибальде фон Шауэнбурге и его двоюродных братьях, последний при встрече пообещал забить его лживые слова обратно ему в глотку; в ответ тот пообещал так же не щадить его и сражаться с ним и говорил еще много прочих обидных слов. Верный Вилибальд раздумывал, каким образом херр Мартин сможет навредить его родственникам, а также размышлял над своими словами, произнесенными публично, и беспокоился, что если бы он этого не сказал, то продемонстрировал бы свою робость. Так как херр Мартин почитался всеми, как опасный, вспыльчивый и бесстрашный человек, против него стоило выходить не менее, как ввосьмером. Поэтому Вилибальд призвал к себе в помощь нескольких баварцев, кои дали на то свое согласие. Таким же образом готовился и херр Мартин фон Цолльнер. Тем временем Вилибальд постоянно размышлял над тем, что ему предпринять, мало спал ночью, а утром сказал своему слуге, что будет предельно собран. И когда поединщики были введены в барьеры и подведены к канатам, Вилибальд фон Шауэнбург был полностью готов к поединку с упомянутым херром Мартином; когда же канаты перерубили, кнехт Вилибальда, который прислуживал ему внутри барьеров, схватил его лошадь за повод и тотчас подвел ее к херру Мартину. Вилибальд тут же обхватил его, не обращая внимания на его удары. Он удерживал его, таким образом, покуда не прибыли его помощники. Они окружили его и принялись очень сильно его /т.е. Мартина/ бить. В это время подоспели друзья херра Мартина и спросили, что стало причиной подобного обращения с их приятелем. Им ответили, что сейчас нет времени разговаривать с ними, а ответ они получат сегодня же в доме для танцев (auf dem Tanzhause). Таким образом, друзья херра Мартина вынуждены были этим удовольствоваться и предоставить его своей участи. С него содрали шпоры, положили его животом на спину коня и били до тех пор, пока он не отдал коня, тогда они вновь поставили его и в виде наказания усадили его в седло, установленное на барьерах. По окончании турнира Вилибальд фон Шауэнбург произнес речь в доме для танцев и дал ответ: «Да будет известно, что херру Мартину фон Цолльнеру был публично предъявлен иск перед рыцарством четырех земель касательно того, что он силой и обманом завладел имуществом тещи Адама фон Шауэнбурга, и если бы /Вилибальду/ не удалось вернуть имущество этой благочестивой и достойной всяческого уважения женщине после этого турнира, то Вилибальд вызвал бы его на любой другой турнир и вновь избил бы его».

Тут же послышались хвастливые и бесчестные слова херра Мартина, который желал повторно сразиться… Вот херр Мартин схватил свое копье и с криком приблизился к Вилибальду: «Если бы передо мной был благородный юнкер, он бы вновь сразился с тем, кто уже был побежден на турнире». Тогда Вилибальд спросил: «Можно ли это расценивать, как вызов?» Херр Мартин ответил: «Ты сам слышал, что я сказал». Тогда благородный и храбрый юноша без страха встал перед хвастуном, однако, движимый чувством чести, напомнил, что, согласно правилам турнира, после вынесения приговора запрещается мстить за то, что произошло на турнире или действовать каким либо иным способом, не предусмотренным турниром, иначе он сам и его потомки на веки вечные будут лишены права быть допущенными к турниру…

Таким образом, они разъехались, но херр Мартин после этого производил копьем много странных парадов, сопровождая обоз с Вилибальдом, выкрикивал обидные речи и ругался. Шауэнбург не смог вытерпеть такого позора и поскакал ему на встречу с копьем, и они оба с копьями наперевес устремились друг к другу. Однако благородные родственники не захотели допустить кровопролития и вынудили поединщиков отказаться от своих намерений.

Во время следующего турнира в Гейдельберге херр Мартин осмелился предъявить иск Вилибальду за наложенный на него на прошлом турнире штраф. Но Шауэнбург грозно прервал его и рассказал, каким образом Цолльнер обидел женщину… Мартин вскочил на лошадь и выехал верхом за ворота, грозясь, что не позволит больше дурачить себя и придушит Вилибальда там, где его отыщет. Однако это было предотвращено обеими сторонами, и противники более не имели столкновений, покуда к Вилибальду не прибыл престарелый Адам фон Шауэнбург, находившийся в отъезде. Адам вызвал к себе херра Мартина и наказал его настолько жестоко, что тот вынужден был смириться с правами женщины на имущество Адама, если тот умрет».

***

Илл.4. Турнирный поединок шарфреннен.

Второй фрагмент интересен описанием «командной игры» рыцарей из турнирного союза Единорога. Тягостное выяснение отношений участников турнира относительно вопросов, кто победил, кто виноват и что делать, я благоразумно опустил.

«Однако я хочу довести начатое повествование о придворном турнире /в Гейдельберге/ до конца: там было так много князей и господ, а также рыцарей, что оказалось мало места, дабы вместить всех /желающих/, и турнир пришлось разделить на двое, одна часть должна была проходить в первой половине дня, вторая часть во второй половине турнирного дня. При этом Георг фон Розенберг турнировал вместе с херром Конрадом фон Форлингеном из братства Единорога, к которому принадлежал и Вилибальд. Различные детали, не относящиеся к этому турниру, я оставляю в стороне, ибо выслушивание сих подробностей тягостно и не особенно полезно. Гораздо подробнее я хочу поведать о самом турнире. Итак, прибыло очень много князей, херров и дворян, особенно с Фридрихом Бранденбургским, который привел с собой 125 «шлемов» (Helme), все из числа великолепных графов, херров и рыцарей. Он бросил вызов херру Георгу фон Розенбергу, который оный /вызов/ принял. После вызова и ответа граф и херр Георг определили правила турнира, и сколько надлежит наносить ударов. <�…>

Итак, 35 «шлемов» были отряжены от упомянутого братства /Единорога/, они подчинялись двум гауптманам, а именно старшему, Георгу фон Шауэнбургу из Лаутербурга, который приходился дядей Вилибальду, и /маршалку/ Дицу фон Тюнгену. Они въехали во всеоружии в «барьеры» и встали перед канатами, напротив /людей/ маркграфа, и как только канаты были обрублены, все « единороги» развернулись спиной к углу «барьеров», так, что никто не мог напасть на них ни сбоку, ни со спины и опрокинуть. Маркграф яростно напал на них и ударил копьем, но был отбит гауптманами «единорогов», сразу после этого началась свалка; кони визжали как свиньи, и такая пыль (Dampf –пар, дым) поднялась от людей и лошадей, что дамы и девицы из окон едва могли видеть турнир.

Теперь Вилибальд был отослан херром Георгом фон Розенбергом на правую сторону, а маршалок Диц на левую сторону, и теснили своими жеребцами коней противников и опрокидывали их. Упомянутый херр Георг так же опрокидывал их своим конем. По счастливой случайности конь херра Георга не упал, но оба, и Шауэнбург, и маршалок, врезались на своих конях во вражеские ряды и сражались столь яростно, как будто им жизнь не мила. Маркграф видел, что нельзя победить, пока /противник/ стоит в порядке в углу. «Единороги» в это время позволяли слугам поднять упавших. Тут их гауптманы увидели, что маркграф с тремя отрядами бойцов, один спереди, второй сзади и третий сбоку, устремился в атаку, и приказали своим отбить ее. Гауптманы полагали, что маркграф, молодой еще князь, захотел покрасоваться перед дамами и девицами и забыл об осторожности, поэтому его нужно пропустить /внутрь/ отряда, а после окружить. Так и произошло: как только он налетел на отряд, перед ним расступились, а за тем сразу же сомкнулись. Его графы, херры и рыцари яростно устремились вслед за ним, но им крикнули, что своими действиями они причинят своему командиру только вред. На это не обратили внимания, и атака стала еще более яростной, покуда маркграфа не опрокинули… Потом «единороги» пропустили к маркграфу слуг, чтобы поднять его. Однако они были не в состоянии сделать это. Им пришлось расседлать коня и вытаскивать его из груды. <�…>

На следующий день знатные швабские дамы, кои присутствовали на турнире, устроили превосходный и великолепный банкет, на который было приглашено все братство Единорога, к которому испытывали большое уважение. С обычными для швабских дам красноречием и учтивостью, они восхваляли «единорогов» и говорили, что оные держались благородно и великолепно, как надлежит истинным мужчинам».

***

Илл.5. Перед воротами замка.

Великолепная куртуазная история, в которой высокая любовь соседствует с призывами к Деве Марии и навозной кучей. По стилистике перекликается с лучшими главами из «Маленького Жана де Сантре».

«Бывали времена, когда Вилибальд фон Шауэнбург не состоял на службе у своего господина, а командовал небольшим отрядом рыцарей во Франконии, участвуя в войне баронов и дворян друг с другом, штурмуя замки, грабя и сжигая деревни и похищая скот. В этих делах он охотно участвовал вместе со своими добрыми кнехтами, добиваясь широкой известности среди князей и рыцарей.

Теперь ясно, что Овидий был прав, когда писал об Эросе, который пробуждает в женщинах особенное желание к любви и ее удовлетворению, заставляя их действовать, подобно смелым и суровым мужам, гораздо более решительно и быстро, нежели женоподобные, выросшие дома мужчины. Случилось так, что Шауэнбурга и некую благородную и добродетельную женщину связала любовь… Она хотела, чтобы он жил в достатке, как подобает жить дворянину, и ради этого ни в чем ему не отказывала. Он подчинился ее уговорам, участвовал в модном в ту пору реннене, имел превосходные доспехи, носил великолепные шелковые одежды и прекрасные украшения на шляпе, а на руках –добрые золотые цепочки и прочие сокровища; у него также было четверо или шестеро слуг, которые носили шелковые одежды его цветов и имели добрых лошадей, на которых сопровождали его в пути и летом, и зимой, так, что многие люди, знакомые с его доходом, сильно удивлялись неожиданному богатству. И хотя эта связь не получила огласки, он вынужден был опасаться мести ее родственников; его предупредили, что он должен покинуть эти края, иначе ему накинут удавку на шею, и ему выпадет необычайно позорная смерть. Однако любовь к женщине занимала в его сердце больше места, чем страх перед смертью. Ему приходилось добираться до дамы более 20 миль, из-за чего его невозможно было подкараулить и засечь его приезд и отъезд. Он все время изменял внешность, то ездил верхом, как купец, то, как немецкий господин, а иногда шел пешком, подобно монаху францисканского ордена или прокаженному –любовь к любимому человеку заставляла его всякий раз принимать новое обличие. Усмиряя страсть, он достигал того места, где его ждала дама, ему приходилось переплывать озеро, затем взбираться на скалу и на стену 17 саженей высоты или еще больше. Для этого дама спускала ему вниз из окна на стене крепкую веревку, на конце которой висел большой восковой фонарь /с восковой свечой?/, чтобы ему легче было ориентироваться во мраке. Он привязывал к шнуру веревочную лестницу, и влюбленная женщина втягивала ее наверх и прикрепляла веревочную лестницу к крюку, дабы ее друг мог подняться. И так как любовь всегда /соседствует/ с горестной заботой, страх и печаль разбавляют радость, а та рождается из скорби, редко случалось так, чтобы они оставались друг с другом надолго; однажды они испытали такое счастье от встречи, что совсем позабыли о веревочной лестнице, которая висела за окном. Так как она ничем не была обременена, ветер колыхал ее туда-сюда, а крюк при этом торчал наружу, и лестница упала со скалы в воду, чем сильно напугала влюбленных. Так как время шло, и он не мог далее задерживаться, дама разорвала простыню на две части и еще покрывало так же, он связал эти части, после чего привязал один конец к прикроватному шесту, который укрепил поперек окна, и, ухватившись за другой конец, стал спускаться из окна. Дама проводила его самыми прекрасными словами из тех, которые когда-либо ему говорила. Каждый настоящий мужчина, который испытывал в свое время любовное волнение, должен понять, насколько горьким было это прощание. За тем он ухватился за простыню и, вверив себя Божьей милости, повис над стеной и скалой. Верная женщина схватила шест, опасаясь, чтобы ее любимый не сорвался вниз, при этом ее руки случайно оказались между шестом и стеной, их так сильно защемило, что женщина закричала: «Помоги мне Божья Матерь Мария, ты ломаешь мне руки!» Молодой человек сильно перепугался, но, на счастье, он нащупал ногой штырь, который торчал из засова на ставнях дома, ибо он еще не успел сползти вниз по стене. Он оперся на него ногой, и дама освободилась, и тихо сказала ему об этом. Он заскользил на руках вниз, но покрывало так сильно резало ему ладони, что он не мог более выносить /эту боль/, и отпустил обе руки. В ужасе и скорби полетел он вниз, ибо не знал, насколько было высоко, но, к счастью, он упал в навозную кучу, натасканную конюхами из конюшни. Вскоре он отправился обратно, но сбился с пути, уйдя от дороги на 1 милю в лес, по которому он крался, точно волк, разоривший деревню, часто оглядывался, не следует ли кто за ним, однако ни кого не замечал. Впрочем, дама зашила ему кое-что в мешочек, висевший у него на спине, но он не знал, что там было. Он распорол его и нашел в нем добрые рубахи красивой работы, нитки жемчуга и прекрасную золотую цепь с золотым крестом, в который были вставлены пять превосходных алмазов. Гораздо больше он радовался явно выказанным любви и расположению дамы, нежели драгоценностям и имуществу, и счастливый вернулся домой».

Илл.6. Приспособления для любовных свиданий

"..Сегодня невозможно представить изучение истории Бургундского княжества XIV-XV вв. и прилегающих к нему государств вне контекста тех сведений, которые содержаться в работах Оливье де Ла Марша. Слова о том, что роман Л.Н. Толстого «Война и мир» является «энциклопедией жизни русского дворянства», перефразировав, можно с полным основанием отнести и к знаменитым «Мемуарам» Ла Марша, которые являются поистине «неисчерпаемым кладезем» информации о практически всех сторонах жизни европейского дворянина XV века. Что бы делали мы, любители и исследователи бургундской истории, если бы 45-летнему Ла Маршу вдруг не пришла в голову счастливая мысль отложить на время меч, которым он крепил могущество Бургундского Дома, и взять в руки перо?.." - А. Куркин

Куркин А.В.

Бургундские войны в биографиях.

Оливье де Ла Марш. Воин, политик и писатель.

«Копилка» русских любителей европейской исторической средневековой литературы недавно пополнилась долгожданным изданием «Хроник» Жана Фруассара (перевод и комментарии М.В. Аникеева, Издательство СПб Университета, 2008). Будем надеяться, что проблемы глобальной мировой экономики не помешают скорому выходу в свет остальных трех книг великой хроники на русском языке. Хочется так же верить, что отечественные медиевисты-переводчики «доберутся», наконец, до сочинений и других выдающихся франкоязычных историков Позднего Средневековья – Ангеррана Монстреле, Матьё д’Эскуши, Алена Шартье, Жоржа Шателлена (Шатлена), Жана Молине, Тома Базена и, конечно же, Оливье де Ла Марша, героя настоящего очерка. Сегодня невозможно представить изучение истории Бургундского княжества XIV-XV вв. и прилегающих к нему государств вне контекста тех сведений, которые содержаться в работах Оливье де Ла Марша. Слова о том, что роман Л.Н. Толстого «Война и мир» является «энциклопедией жизни русского дворянства», перефразировав, можно с полным основанием отнести и к знаменитым «Мемуарам» Ла Марша, которые являются поистине «неисчерпаемым кладезем» информации о практически всех сторонах жизни европейского дворянина XV века. Что бы делали мы, любители и исследователи бургундской истории, если бы 45-летнему Ла Маршу вдруг не пришла в голову счастливая мысль отложить на время меч, которым он крепил могущество Бургундского Дома, и взять в руки перо?

К сожалению, отечественная историческая наука, долгое время подчиненная идеям диалектического материализма, «обходила стороной» рыцарский идеализм, присущий работам Ла Марша. Наш прекрасный медиевист Ю.П. Малинин (1946-2007 гг.) в свое время обратился к переводу мемуаров современника и «сослуживца» Ла Марша, Филиппа де Коммина. Перевод (за исключением узко специальной военной терминологии) получился великолепным. Однако Коммин написал, по большей части, политическую историю. И хоть созданные им картины сражений и осад, на мой взгляд, являются одними из лучших образчиков средневековой батальной литературы, в его книге мы не найдем ни пышных процессий, ни ярких ливрей и знамен, ни куртуазной любви, ни турнирных схваток – всего того, что было неотъемлемым атрибутом бургундской «осени Средневековья». У Ла Марша все это присутствует, и, даже, с избытком. И не потому, что он был оторванным от житейских реалий идеалистом, т.к. в «тайны Бургундского Двора» он был посвящен куда как глубже, чем Коммин, а в военном деле, опять-таки в отличие от Коммина, был профессионалом. Для Ла Марша рыцарская атрибутика была естественной средой существования Бургундского Двора, а не «идеалистической мишурой». И, конечно же, невозможно представить в его «исполнении» Комминовский постулат «кому выгода, тому и честь».

Предлагаемый мной краткий очерк о Ла Марше и непрофессиональный перевод двух фрагментов его работ, надеюсь, несколько заполнят недопустимый пробел в наших знаниях о биографии «последнего паладина» бургундской рыцарской культуры.

Рис.1. Неизвестный художник. Портрет Оливье де Ла Марша. Гравюра XVI в.

Рис.2. Гербовый щит Оливье де Ла Марша.

Оливье де Ла Марш принадлежал к старинному мелкопоместному дворянскому роду из графства Бургундия (Франш-Конте). Родовым гнездом Ла Маршей (не путать с графами де Ла Марш) был одноименный дом-замок поблизости от местечка Виллегоден, расположенном почти в центре обширной равнины между городом Шалон на реке Соне (Шалон-сюр-Сон) и западными отрогами Юрских гор. Дед нашего героя, Гийом II де Ла Марш, верой и правдой служил своему сюзерену Филиппу Храброму, первому бургундскому герцогу династии Валуа. Дважды вдовец, Гийом де Ла Марш по протекции герцога Филиппа женился на фламандке Мари Дэн, которая прибыла в Бургундию в составе свиты Маргариты Фландрской. В 1404 г. сир Гийом умер, оставив своим шестерым детям от трех браков небольшое состояние. Один из его отпрысков, Антуан де Ла Марш, сеньор де Шаторено и де Шасси, сумел сделать неплохую военную и придворную карьеру, достигнув поста виночерпия при Жане Отважном и став шамбелланом и советником Филиппа Доброго. С 1414 по 1417 гг. мессир Антуан в должности шефдешамбра служил в роте дворянского ополчения под командой Жана де Тулонжона. В 1419 г. он сражался с французскими войсками при Мариньи-ле-Ноннене, после этого сопровождал Жана Отважного во время его роковой встречи с дофином Карлом в Монтеро, где был схвачен, избит и ограблен. В следующем году Антуан де Ла Марш в составе англо-бургундского корпуса участвовал в осаде Мелюна и за проявленную отвагу удостоился приза в 200 ливров. Вместе с Жаном Тулонжонам сражался при Краване и гонялся за бандами «живодеров». В 1449-1450 гг. был маршалом знаменитого турнира «Фонтан слез», который организовал «добрый рыцарь» Жак де Лален.

Брат Антуана, Филипп де Ла Марш, отец нашего героя, столь блестящей военной и придворной карьеры не сделал. Тем не менее, он честно служил оруженосцем конюшни герцога, в качестве жандарма участвовал в военных походах под штандартами сеньоров де Салленово, де Бюсси, Жана и Антуана де Тулонжонов. Сир Филипп служил в армии герцога в Шампани и Оксерре, состоял в 1435 г. в гарнизоне Шароля. 15 марта 1421 г. Ла Марш женился на Жанне Бутон, родившей ему двух детей, Оливье и Жанну.

Таков был бургундский род Ла Маршей, который, по словам Анри Боне, биографа Оливье де Ла Марша, «не смотря на все свои воинственные качества, не оставил бы никакого следа в истории, если бы одному из его членов не пришла в голову замечательная идея соединить искусство шпаги с искусством пера».

Жанна Бутон, мать нашего героя, была дочерью брабантского рыцаря сеньора де Фея, кастеляна Сани и бальи Доля. Она отличалась волевым характером, бережливостью и трезвым взглядом на вещи, сумев устроить жизнь своих детей и приумножив оставшееся им после смерти отца наследство.

Оливье де Ла Марш, скорее всего, родился в 1427 или 1428 гг. в родовом гнезде Ла Маршей и 25 марта был крещен в церкви Виллегодена. (*) Около 1434-1435 гг. родители, проживавшие тогда в замке Жуа, отдали своего отпрыска в школу при монастыре города Понтайе. Школа располагалась в 1 лье от замка, поэтому чета Ла Маршей озаботилась поиском временного жилья для сына в самом городе. Восьмилетний Оливье был принят в доме Пьера де Сен-Мори, друга и союзника семьи Бутон. Для будущего историографа, капитана бургундской гвардии и блестящего придворного началась пора зубрежки и взросления.

_____________________________

* На сегодняшний день не представляется возможным точно установить дату рождения Оливье де Ла Марша. В качестве возможных дат его рождения различные исследователи называли 1420, 1422, 1425 и 1426 гг. Сам Ла Марш так же «путался в показаниях». Местом его рождения исследователи, помимо замка Ла Марш в Виллегодене, называли замок Жуа близ Понтайе. Отечественная исследовательница Н. А. Хачатурян в статье «Бургундский двор и его властные функции в трактате Оливье де Ля Марша» (Двор монарха в средневековой Европе. М., СПб., 2001) ошибочно полагала местом рождения Ла Марша «Виллегодэн на Луаре».

Оливье имел меланхоличный склад характера, увлекался историями о храбрых рыцарях и прекрасных дамах, не принимал участия в хулиганских выходках однокашников и прилежно учил латынь. Время от времени сонную провинциальную жизнь пограничного местечка нарушали отзвуки большого и разноцветного мира, начинавшегося где-то за синим окоемом окрестных лесов и амфитеатрами виноградников. Осенью 1435 г. в Понтайе прибыл бургундский глашатай, который торжественно объявил населению «доброго городка» о заключении Аррасского мира между монсеньором герцогом Филиппом и королем Франции. На радостях горожане устроили танцы и кароли и зажгли праздничные огни. В 1439 г. умер Филипп де Ла Марш, и Жанна Бутон была вынуждена в целях экономии прервать обучение сына.

Семья переехала обратно в замок Ла Марш в Виллегодене, откуда даже скучное однообразие Понтайе представлялось ярким карнавалом. В общем, юного Ла Марша, грезившего рыцарскими подвигами, ожидала пресная судьба заштатного мелкопоместного дворянина. Однако Жанна Бутон, подозревая в сыне скрытые до времени таланты, постаралась, во что бы то ни стало, открыть перед ним двери в мир, достойный его происхождения. Удачный случай представился в 1440 г., когда брат Жанны Жак де Коберон женился на богатой и знатной девице Антуанетте де Сален-ла-Тур. Последняя приходилась родственницей известному шалонскому вельможе Гийому де Лурье и с подачи мужа рекомендовала сеньору де Лурье молодого Ла Марша. Оливье был принят в доме Лурье в качестве пажа Анны де Шамбр, жены хозяина. В Шалоне Ла Марш провел два года, обучаясь куртуазной и воинской науке и ожидая очередного подарка судьбы.

Событием, определившим всю дальнейшую жизнь нашего героя, стало посещение Шалона Великим герцогом Запада Филиппом Добрым (1442 г.). Во время пребывания многочисленного и пышного бургундского Двора в городе, жители которого должны были выбирать между счастливой возможностью лицезреть своего сюзерена и тягостным бременем содержать его прожорливую свиту, Гийом де Лурье представил своего воспитанника Антуану де Круа и Антуану де Тулонжону. Последний, в память об отце молодого Ла Марша, некогда служившего в его роте, рекомендовал обмирающего от счастья юношу самому герцогу Филиппу. И чудо произошло! Могущественный принц в награду за верное служение рода Ла Маршей Бургундскому Дому велел зачислить Оливье в штат пажей своей конюшни.

Рис.3. Рогир ван дер Вейден. Портрет Филиппа Доброго, герцога Бургундского.

Вся последующая жизнь Ла Марша оказалась накрепко связана с великолепным Отелем герцогов Бургундских. Сперва Оливье, согласно приказу Филиппа Доброго, несколько лет служил оруженосцем конюшни герцога под началом Премьер-оруженосца Гийома де Серси, получая скромное жалование в размере 3 су в день. Однако деньги ничего не значили для молодого человека, с головой погрузившегося в блистательный мир самого пышного Двора Европы. В 1443 г. Ла Марш стал свидетелем встречи Филиппа Доброго с императором Фридрихом Габсбургом в Безансоне, увидел великолепный турнир «Древо Карла Великого», организованный блестящим бургундским рыцарем Пьером де Боффремоном, и принял участие в первой в своей жизни военной экспедиции в Люксембург. В 1445 г. Ла Марш присутствовал на ассамблее Золотого Руна в Генте, где познакомился с летописцем и герольдмейстером ордена Жаном Лефевром де Сен-Реми, и стал свидетелем великолепного поединка между Жаком де Лаленом и Жаном де Бонифасом. В апреле 1446 г. в Аррасе Ла Марш сблизился с «мэтром наук» и официальным историографом Бургундского Дома Жоржем Шателленом, которому приглянулся любознательный и воспитанный юноша. Так же Оливье имел возможность во всех деталях рассмотреть замечательную турнирную схватку между кастильским рыцарем Галеотто де Балтазеном и капитаном бургундских телохранителей и рыцарем Золотого Руна Филиппом де Тернаном. Именно благодаря протекции Тернана Ла Марш, обративший на себя внимание сильных мира сего, был в следующем году переведен из конюшни в элитарную дворцовую службу хлебодаров.

Рис.4. Рогир ван дер Вейден. Портрет Карла Смелого, графа де Шароле.

В 1452 г. наш герой был представлен «малому Двору» Карла Смелого, графа де Шароле. Новый господин и новая веха в жизни. Интересно, что Ла Марш сохранял безграничное уважение к имени Карла Смелого даже спустя много лет после его трагической смерти. Так, в своем обращении к Филиппу Красивому, будущему королю Испании, Ла Марш оправдывал военно-политические просчеты Карла Божественным провидением: «Монсеньор, не вменяйте в вину вашему деду герцогу Карлу, его порокам и недостаткам то великое несчастье, что случилось с ним в конце жизни, ибо воля Господа нам не известна».

Под штандартом своего молодого сеньора («я был старше его на пять лет»), Оливье прошел сквозь огонь и кровь Гентской войны. Первое боевое крещение (в Люксембургской кампании Ла Марш лишь наблюдал за военными действиями со стороны) Оливье, согласно приказу графа Шароле, принял в ходе разведывательного рейда. Сопровождаемый опытным воином Филиппом д’Орле, Ла Марш послал своего коня в галоп, обогнал бургундских лучников и телохранителей и ворвался на позицию гентцев у «ветряной мельницы». Два отважных бургундских всадника привели в смятение многочисленный отряд гентцев из гильдии ткачей, и бунтовщики в панике разбежались кто куда. Впоследствии Ла Марш, меч к мечу, сражался с Карлом Смелым в кровопролитных битвах при Рюпельмонде и Гавере.

Последующее десятилетие Оливье провел в постоянных придворных хлопотах: в 1454 г. принял участие в подготовке знаменитого «банкета Фазана», и совершил путешествие в обществе хрониста и «старшего друга» Шателлена в Дижон, сопровождал графа Шароле во всех его перемещениях (Дворы бургундских принцев вели кочевой образ жизни, что не позволяло придворным «нагулять жирок»). Оценив преданность и здравый рассудок Ла Марша, Карл стал все чаще привлекать его к выполнению ответственных поручений. Молодой дворянин из провинциального Виллегодена вел беседы с наследником французского престола Людовиком Валуа и знаменитым бургундским канцлером Никола де Роленом, гнал лошадей по дороге из Брюгге в Париж и обратно. Архивы французских департаментов Кот-д’Ор и Норд сохранили следы тех давних сумасшедших скачек:

«Оливье де Ла Маршу, оруженосцу-хлебодару монсеньора графа де Шароле, причитается сумма в четыре ливра в качестве подношения от монсеньора герцога, который принял во внимание его службу и состояние его коня».

«Оливье де Ла Маршу, оруженосцу-хлебодару монсеньора, в счет покрытия расходов на покупку лошади в указанном городе Бетюн, чтобы вернуться в Бургундию, выдать 36 ливров».

В 1461 г. Ла Марш в составе многочисленной и пышной бургундской делегации прибыл в Париж, где стал свидетелем коронации Людовика XI. Когда же отношения между бургундцами и королем испортились, Оливье, выполняя приказ Карла Смелого, провел молниеносный захват французского шпиона бастарда де Рюбампре, сопровождаемого вооруженной охраной. Четко исполненное поручение вызвало ярость Людовика, который потребовал выдачи командира бургундского «диверсионного отряда». Однако на королевский запрос последовал холодный ответ Филиппа Доброго: «Оный Оливье наш подданный, и у него не было иного сеньора, кроме нас. Если же указанный Оливье действительно сделал что-то, оскорбляющее честь короля, мы сами накажем его по справедливости». В 1465 г. Ла Марш, так ни кем и не наказанный, уже открыто воевал против короля Людовика при Монлери. Во время сражения Оливье находился возле Карла Смелого, а после боя во главе отряда из 50 жандармов отправился на разведку брошенной и наполовину сожженной деревни, дабы подобрать место для стоянки графа Шароле и найти пищу для его свиты. «В этот день я стал рыцарем» – так впоследствии напишет Ла Марш о битве, которая даровала ему долгожданные рыцарские шпоры.

Рис. 5. Сражение при Монлери. Миниатюра из «Мемуаров» Ф. де Коммина («Хроники Монлери»).

Изматывающая придворная жизнь не оставляла Оливье времени на личные дела. В 1452 г. умерла Жанна Бутон, оставив сыну, которого почти не видела, образцовое хозяйство и наследство, исправно приносившее доход своему вечно отсутствующему владельцу. Всеми делами имения де Ла Марша до 1474 г. занимался его дядя Жак Бутон. А сам Оливье, тем временем, делал блестящую военную и придворную карьеру: штурмовал Динан и Льеж, посещал в качестве посла Англию, где во время очередной дипломатической миссии не смог сдержать слез при известии о кончине Филиппа Доброго, участвовал в подготовке и проведении грандиозного праздника в честь бракосочетания Карла Смелого и Маргариты Йорк в Брюгге, разрабатывал церемониал проведения очередной ассамблеи рыцарей золотого Руна в Брюсселе, принимал командование ордонансовой ротой и становился капитаном герцогской гвардии, сопровождая своего сюзерена на Трирскую встречу с «Римским королем». Времена, когда его дневной заработок составлял 3 су в день, остались в далеком прошлом. Отныне его «суточные», как капитана гвардии, равнялись 30 ливрам (в 1 ливре 20 су), и такую же выручку ему приносила должность дворецкого (мэтрдотеля).

В ходе осады Нейса (1474-1475 гг.) Карл Смелый поручил Ла Маршу рискованную операцию по деблокированию гарнизона крепости Линц. Оливье блестяще справился с задачей. Руководимый им корпус совершил бросок вверх по течению Рейна и внезапно обрушился на войска главного немецкого полководца Альбрехта Ахилла. Немецкий отряд был выбит с позиций и обращен в бегство. Покинутый лагерь имперских наемников стал призом для победителей. Благополучно отбившись от организованного было немцами преследования и не потеряв ни одного человека, корпус Ла Марша возвратился в главный бургундский лагерь.

Болезнь в первом случае и дипломатическая миссия во втором не позволили мессиру Оливье принять участие в горестных для бургундского оружия битвах при Грансоне и Муртене. После поражения при Муртене Карл Смелый поручил Ла Маршу «под страхом смерти» доставить в бургундский лагерь, а попросту захватить или выкрасть, герцогиню Иоланду Савойскую вместе со всей ее семьей. Отряд Ла Марша настиг эскорт герцогини возле ворот Женевы, где и «произвел захват». «Я выполнил волю моего принца, хоть она и была против желания моего сердца», – признавался впоследствии Ла Марш в мемуарах. Однако доставить к Карлу Смелому все семейство Иоланды капитан гвардии не сумел. Ночью исчез малолетний савойский герцог Филибер, как предположил Ла Марш, «благодаря некоторым моим компаньонам, кои были вассалами герцога Савойского». Неизвестно, принимал ли сам мессир Оливье пассивное участие в побеге юного принца, которому явно симпатизировал, но Карл встретил своего подчиненного более чем прохладно. «Вы должны знать, что герцог оказал очень плохой прием моему отряду и более всего мне самому. Я подверг свою жизнь риску, ибо не захватил герцога Савойского. После этого герцог отправился к Салену, не разговаривая со мной и не давая мне никаких указаний».

Крах бургундского славы и гибель самого Карла Смелого в сражении при Нанси, Оливье воспринял как личную трагедию, как «новое падение Рима». Захваченный в плен Жаном ле Баском, Ла Марш освободился только к Пасхе, скрашивая мрачное существование затворника сочинением поэмы на латыни о споре Доблести и Судьбы. Ему было 49 лет, он был измотан боями и походами и раздавлен горем. Но пока была жива единственная дочь и наследница Карла Смелого Мария Бургундская, был жив и Бургундский Дом. 35 лет назад, в Шалоне, получив ошеломляюще прекрасное, словно «пресветлый лик Господень», известие о своем зачислении в придворный штат Великого герцога Запада, Ла Марш поклялся служить Бургундскому Дому верой и правдой. Теперь предстояло исполнить свой обет до конца. Освободившись, мессир Оливье в сопровождении сотни преданных кавалеристов прибыл сначала в Малин, а потом в Гент, ко Двору покинутой всеми принцессы Марии и вдовствующей герцогини. Пережив очередной бунт гентцев, Ла Марш вместе с Клодом дю Феем и сеньором д’Илленом, во исполнение воли Маргариты Йорк, направился в Кельн для встречи с женихом Марии Максимилианом Габсбургом. Бракосочетание состоялось 18 августа 1477 г. Этот династический союз отчасти реанимировал едва не погибший Бургундский Дом в составе Священной Римской империи и вернул смысл существования самому Ла Маршу, который достиг высшего придворного чина Главный майордом (гранмэтрдотель) и на склоне лет был допущен к воспитанию малолетнего внука Карла Смелого, Филиппа Красивого, эрцгерцога Австрийского и будущего короля Испанского. Ла Марш так же сумел убедить Максимилиана Габсбурга возглавить «осиротевший» орден Золотого Руна, на гроссмейстерский чин которого стал претендовать Людовик XI. Сам мессир Оливье и организовал первую «австрийскую» ассамблею Золотого Руна, которая торжественно открылась 30 апреля 1478 г. в Брюгге и собрала под сенью потускневшего Андреевского креста осколки бургундского дворянства.

Рис.6. Неизвестный художник. Портрет Марии Бургундской.

Рис.7. Максимилиан Габсбург. Миниатюра из «Статута Золотого Руна» 1481-1486 гг.

Отдавший всего себя служению Бургундскому Дому, Ла Марш очень скупо осветил в мемуарах личную жизнь. Тем не менее, биографам нашего героя удалось выяснить, что мессир Оливье был дважды женат. Первая его супруга, Одетта де Жанли, родила девочку, крещеную в 1456 г. и получившую красноречивое имя Филиппота. Филипп Добрый, очень чутко реагировавший на личную жизнь придворных, через своего представителя подарил крестнице 90 турских ливров. В последствии у Филиппоты родился сын Шарль, единственный наследник мессира Оливье.

Примерно между 1473 и 1480 гг. овдовевший к тому времени Ла Марш неожиданно женился на красавице Изабо Машефен (Машфуан), известной бургундской куртизанке, «даме с сомнительным прошлым». Достаточно сказать, что оная Изабо успела к тому времени пережить двух своих мужей – Жана де Кустена, алчного ротюрье, сначала аноблированного Филиппом Добрым, а впоследствии казненного по обвинению в государственной измене, и Жана де Монферрана, верного слугу Бургундского Дома. Примечательно, что роковая красавица, жадная и властная, в последнем своем замужестве непостижимым образом преобразилась, став набожной и скромной.

Ла Марш оставил богатое литературное наследие в виде объемных «Мемуаров», нескольких трактатов, посвященных военному делу, турнирам и придворному хозяйству, а так же двух поэм на французском языке и латыни. В конце жизни он полностью отошел от дел и уехал в Брюссель, где и поселился в своем доме. Там он и умер 1 февраля 1502 г. в возрасте 73-74 лет. Согласно последней воле усопшего, сердце его было помещено в свинцовый сосуд и отправлено в родную Бургундию, в родовую усыпальницу Ла Маршей в часовне Виллегодена. Тело «последнего бургундского паладина» было торжественно погребено в церкви Святого Креста в Брюсселе. И сегодня там можно увидеть мемориальную плиту с надписью:

«Оливье де Ла Марш, сеньор и Главный метрдотель, преисполненный чести, мудрый, осторожный и великодушный, неоднократно обращавшийся к изящной словесности. 1501, первого февраля смиренно принял смерть. Пожалуйста, молитесь за него.

Дама Изабо Машфуан, умерла девять лет спустя. Молитесь, чтобы открылись перед нею и добрым рыцарем, который прошел через тяжкие испытания, врата Рая».

ПРИЛОЖЕНИЯ

Рис.8. Филипп де Мазероль. Фронтиспис «Книги уставов герцога Бургундского» 1475 г.

Документ 1.

Выдержка из трактата Оливье де Ла Марша «Службы Отеля герцога Карла Бургундского Смелого», 1474 г.

«Каждый год герцог назначает своими указами новых кондюкто, которые должны время от времени меняться согласно желанию герцога в зависимости от совершенных ими дел и согласно ответственности, кою они несут; отобранные таким образом из /числа/ тех, кто желает стать кондюкто на /новый/ год, записываются секретарями, кои учреждены для военных дел, в мемуары; в означенное время они предоставляют сии мемуары герцогу, который держит их при себе несколько дней по своему усмотрению; согласно рекомендациям, заслуживающим доверия, он отмечает тех, кого собирается назначить на должность кондюкто, одновременно давая их имена ротам, из коих одна рота именуется первой, другая второй и, таким образом, до двадцать второй; этим достигается то, что каждый из кондюкто знает, к какой роте он представлен. И в положенный день он через военного чиновника призывает кондюкто, коих он выбрал, в специальный зал, где на кафедре, украшенной так, как и соответствует /званию/ принца, восседает герцог; там же /собираются/ сеньоры крови, Совет и придворные дворяне, и там же присутствуют те, кого назначили кондюкто. И Главный шамбеллан герцога произносит речь, в которой говорится о причине, по какой он /т.е. герцог/ доволен выбором кондюкто, зачитывается список тех, кого он выбрал на год, а так же зачитываются ордонансы, которые нужны на случай войны, и каждому кондюкто вручаются ордонансы в виде прекрасных и богатых, покрытых бархатом, книг, а так же звучат слова, произнесенные от лица герцога: «Такой-то и такой-то, я назначаю Вас кондюкто на год такой-то роты в сто копий моих жандармов. И, дабы Вы не могли игнорировать приказы моим жандармам и знали, каким образом лучше командовать в ходе войны, я вручаю Вам договоры и ордонансы, которые я издал, и приказываю Вам владеть ими и хранить, согласно клятвы». После этого он берет у герцога жезл, который называется «жезл капитана» и представляет собой древко синего цвета, обмотанное /лентой/ белого шелка, кои являются цветами принца, и вручает оный жезл кондюкто со следующими словами: «Сударь, да будете Вы могущественнее тех, на кого я укажу, и чтобы Вы выполняли сами и заставляли остальных выполнять мои указы и распоряжения, вручаю я Вам сей жезл, дабы имели Вы власть над людьми, коими Вы можете управлять и наказывать их моей властью». И после этого кондюкто клянется исполнять /сам/ и следить за исполнением приказов принца».

Рис.9. Пьер де Боффремон, сеньор де Шарни. Миниатюра из «Большого гербовника ордена Золотого Руна» 1435-1440 гг.

Документ 2.

Фрагмент Книги Первой, Главы IX «Мемуаров» Оливье де Ла Марша.

«Как тринадцать дворян Дома герцога Бургундского устроили падарм поблизости от Дижона, в месте, названном «Древо Карла Великого».

Падарм («вооруженный проход») «Древо Карла Великого», устроенный блестящим бургундским вельможей, рыцарем Золотого Руна и выдающимся турнирным бойцом того времени Пьером де Боффремоном, сеньором де Шарни (ок. 1400-1472 гг.), летом 1443 г. неподалеку от столицы бургундского герцогства города Дижон, наделал в свое время много шума. Он был подробно описан не только в «Мемуарах» Ла Марша, но также в «Хрониках» Ангеррана Монстреле и Жоржа Шателлена, которые все же уступают первому источнику в деталировке.

Я перевел только часть посвященной турниру главы, опуская ряд второстепенных, на мой взгляд, фрагментов текста, который к тому же содержит много старофранцузских оборотов и слов. Тем не менее, текст, как мне кажется, не потерял своего «средневекового духа» и некой очаровательной сочности, как в приведенных в нем монологах главных героев, так и в описаниях красочных одежд и убийственного азарта самих турнирных схваток. В заключение хочу обратить внимание читателя на то, что в источнике турнирная площадка именуется «барьерами», которые не следует путать с разделительными перилами для конных поединков.

«Таким образом, сеньор де Шарни выбрал Древо Карла Великого, кое возвышалось подле Марзаннэ, в лье от Дижона; и напротив упомянутого дерева на специальных перилах был вывешен шерстяной гобелен, украшенный гербом указанного сеньора, состоящего из /гербов/ Боффремона и Вержи в четвертях с маленьким щитом Шарни в центре. И над указанным гобеленом были вывешены два щита, усеянные слезами: справа фиолетовый щит с черными слезами для пеших поединков и слева черный щит с золотыми слезами для конных поединков <�…>.

Неподалеку от Древа Карла Великого расположен фонтан, большой и красивый, который упомянутый де Шарни облицевал камнем с капителями. На вершинах оных были изображены Господь, Богородица и мадам Святая Анна, а вдоль капителей были вырезаны в камне тринадцать гербов указанного сеньора де Шарни и его компаньонов.

Немного впереди большой дороги, которая сворачивала к Дижону, стоял каменный крест с распятием, возле коего были выставлены плащ указанного сеньора, надевавшийся поверх лат, басинэ и оружие для боя в барьерах.

Впереди были устроены барьеры для поединков. И с обеих сторон оных барьеров было сооружено по две крепких деревянных трибуны, дабы из них можно было наблюдать за пешими поединками. Другие барьеры были сооружены для конных поединков, и посреди оных установили перила, дабы разделять лошадей во время скачки поединщиков /друг на друга/. Означенные перила имели добрую высоту и размеры; с обеих сторон они были снабжены двумя парами ступеней, кои помогли бы поединщикам сесть верхом, и дабы оруженосцы могли вооружать или разоружать их, смотря по обстоятельствам; в стороне от барьеров, неподалеку от Дижона, каждый из зачинщиков имел павильон, высокий и просторный, чтобы отдыхать в нем <�…>.

В означенное время в городе Шалон встретились герцог Бургундский и герцог Савойский, и граф Женевский, готовясь посетить означенный падарм, …и был в указанном городе Шалон рыцарь кастильского короля по имени мессир Пьетро Васко Сааведра, который собирался коснуться обоих щитов на Древе Карла Великого, дабы сражаться пешим и конным, согласно содержанию правил, чтобы благородные люди, охранники прохода, могли уведомить своего капитана сеньора де Шарни, что ему первому предстоит сразиться против первого вышеупомянутого рыцаря… Сообразно с этим, многие из тех, кто желал присутствовать на поединке двух рыцарей согласно условиям, сопроводили обоих герцогов, Бургундского и Савойского, кои на правах сеньоров, выехали из Шалона на Соне и направились к Нису, и на следующий день достигли Древа Карла Великого, дабы присутствовать на пешем поединке, который был назначен на этот день; и было одиннадцатое июля тысяча четыреста сорок третьего /года/.

Принцы поднялись на трибуны, устроенные для них, кои были богато украшены и задрапированы; и герцог Бургундский взял в руку небольшой белый жезл, которым мог разделить поединщиков и заставить их прекратить бой. С разных сторон барьеров располагались два павильона для рыцарей, украшенные их знаменами и гербами, у Шарни – четырьмя знаменами с его гербом. Вход в барьеры для ответчиков был устроен со стороны Дижона, а для охранников прохода – со стороны Ниса.

Примерно в девять часов перед герцогом Бургундским предстал мессир Пьетро Васко Сааведра, в короткой робе из черного сукна, в черного сукна шапероне и всей остальной одежде черного цвета, его сопровождал гербовый король Кастилии и его оруженосец, кои со смирением и с хорошими манерами предстали перед герцогом, и король оружия произнес примерно такие слова: «Высочайший и могущественный принц, мессир Пьетро Васко Сааведра, который был представлен вам, как судье, готов сразиться пешим, согласно условиям, предусмотренным для фиолетового щита, против благородного рыцаря сеньора де Шарни, главы охранников благородного прохода, и умоляет вас дать ему рекомендацию». На это герцог ответствовал со всем великодушием, и поединщик по сигналу /трубы/ удалился в павильон, дабы вооружиться, и было тогда оному рыцарю тридцать два года.

За тем вперед выступил сеньор де Шарни, охранник, глава защитников благородного прохода. Он был полностью вооружен, так, как и надлежало быть вооруженным для этого случая: в панцире и басинэ с опущенным забралом, а почему оное забрало было опущено, толковали по-разному. Одни говорили, что ему будет хорошо видно и сквозь щели забрала, другие твердили, что он очень страшен, ибо от природы имеет очень бледный цвет лица. Он восседал на лошади, покрытой /попоной/ с его гербом, также его сопровождали шесть курсье в сбруе из вишневого атласа, покрытые богато расшитыми золотом попонами, коих вели пажи в платье его цветов, черного и фиолетового; и перед ним ехали верхом его двенадцать компаньонов. Монсеньор Луи де Бургонь, граф де Невер, в сопровождении своих братьев-рыцарей Золотого Руна, и множество прочих благородных людей. В правой руке он держал баннероль и, таким образом, вступил в барьеры, где спешился и предстал перед герцогом Бургундским, своим принцем и судьей, и со всем уважением обратился к нему примерно с такими словами: «Мой грозный и могущественный сеньор, я предстал перед вами, как перед своим сеньором и судьей, дабы с Божьей помощью сразиться с рыцарем-ответчик